Особенно примечательно здесь, кстати, то, что в советское время судьи избирались. Пусть на безальтернативной основе, но сама необходимость их выборов под сомнение не ставилась. Так называемые демократические перемены в России уничтожили даже выборность третьей, судебной власти в принципе. Уровень советской демократии для российских демократов опять оказался слишком высок.
В 1993 году после государственного переворота, когда в ельцинскую конституцию вкладывались самые благие пожелания, законодательно было установлено, что она является законом прямого действия, то есть, обязана непосредственно применяться любым судом. При этом она стала приоритетной по отношению к любому другому закону. Казалось бы, теперь в государственное устройство России заложены столь незыблемые демократические нормы, что ее авторы достойны встать в один ряд с отцами-создателями американской конституции.
Однако вопрос с независимостью тех, кто должен был судить по столь демократическим нормам, был решен совершенно иначе. Теперь все судьи России без всяких там демократических затей назначались либо непосредственно президентом, либо по его представлению. При этом, естественно, независимости этой третьей власти, если всерьез говорить о разделении властей, взяться было неоткуда.
Кроме того, все назначения судейских начальников — председателей, заместителей председателей судов России осуществляются также президентом или по согласованию с ним. Реально это значит, что любое перемещение судей по служебной лестнице, а в некоторых случаях и сама возможность продолжать исполнение своих обязанностей прямо зависит от их лояльности президентской вертикали власти.
За примерами далеко ходить не надо. Я уже писал выше о том, как в 1995 году Фронт национального спасения боролся в Верховном суде России против Центризбиркома сначала за то, чтобы нам просто позволили собирать подписи за свой список кандидатов, а затем зарегистрировали и допустили до выборов. Мы провели 5 или 6 судебных процессов, доказывали свою правоту, суд принимал решения в нашу пользу, а Центризбирком их не исполнял. При этом каждый раз эти решения принимались разными судьями Верховного суда.
Наконец, дело дошло до последнего решения, самого одиозного в нашей кампании.
Тогда мы обжаловали то, что Центризбирком не засчитал наши подписи по групповому признаку: если одна подпись в списке признавалась недостоверной, то вычеркивались все подписи, которые собрал данный сборщик. Когда этого оказалось мало, дело дошло до уполномоченного представителя нашего блока, который заверил подпись сборщика. Вычеркивались все подписи, которые он заверил, даже если это были подписи, собранные другими сборщиками, и к ним никаких претензий не было. То есть достоверные подписи на этом основании вычеркивались тысячами. Все это делалось ради того, чтобы не допустить нас до выборов. Противозаконность и дикость этой меры очевидна и бросается в глаза. Для того, чтобы это понять, не нужно быть судьей высшей квалификации.
Тем не менее, нашелся судья Верховного суда России, который признал эту меру соответствующей закону. И на этом основании подтвердил решение Центризбиркома о том, чтобы Фронт национального спасения не участвовал в выборах.
Так вот этот самый судья, г-н Федин А.И., с тех пор из рядовых судей стал председателем Кассационной коллегии Верховного суда. Кстати, этот орган — нечто вроде второй, высшей инстанции в самом Верховном суде, был создан по итогам избирательной кампании 1995 года с тем, чтобы судебные процессы не заканчивались в Президиуме Верховного суда и не беспокоили судей этого ареопага одобрением таких одиозных решений, как по делу ФНС. И председателем нового органа, то есть новым судейским начальником, оказался как раз тот судья, который смог так чутко уловить желания власть предержащих и оформить их именем закона. А остальные судьи, принимавшие решения по нашему делу на основании закона и своей совести, так и остались судьями Гражданской коллегии.
//__ * * * __//
Можно сказать, что это случайность. Наверное. Но это случайность, которая определяет правило. Потому что для каждого судьи Верховного суда, а уж тем более для нижестоящих судов, стало ясно, что если ты принимаешь не то решение, какое угодно властям, ты можешь оказаться на обочине, а той вообще выкинутым из судебной машины. А если принимаешь нужное решение, то на этой обочине не окажешься, и тебя ждет повышение. Вроде бы прямой связи нет. Вроде бы никто тебе не указывает в грамоте о пожаловании должности председателя Кассационной коллегии Верховного суда, что ты ее удостоен за то, что правильно учел требования президентской администрации в рассмотрении дела ФНС. Нет, конечно. Но совпадение и так достаточно красноречиво.
Естественно, что если такие вещи происходят в Верховном суде, уж тем более они очевидны для судов районного уровня. Пожалуйста, вот пример из избирательной кампании по выборам в местные органы власти и по перевыборам Путина, которые происходили в марте 2003 года. Районный суд Пресненского района, самый центр
Москвы. В нем рассматривалось дело о фальсификации результатов выборов в этом районе. На основании копий протоколов, полученных наблюдателями от различных партий после голосования, было установлено, что итоги не соответствовали тем, что были заявлены территориальной избирательной комиссией. Там, где было больше голосов подано за одного кандидата, по итогам выборов, подведенным территориальной избирательной комиссией, оказалось, что больше голосов принадлежит совсем другому кандидату. Причем эта разница достигала от 20 до 40 % в зависимости от избирательного участка. Размеры фальсификации были масштабными, внушительными. Кроме того, завышались данные о явке — до 98,4 % проголосовавших по результатам ТИК, в то время как наблюдатели зафиксировали явку от 38 до 57 % в зависимости от участка. Занижались также данные о голосовании против всех — до 0,6 % — абсолютный рекорд по Москве — при реальных от 19 до 30 % по данным наблюдателей.
Так вот когда в районном суде рассматривались эти протоколы, то судья анализировал их крайне придирчиво: все ли подписи правильно поставлены, на месте ли печати. Если поставлена подпись председателя комиссии, а нет секретаря, то протокол не засчитывал, или поставлена подпись председателя и секретаря, но нет печати, то тоже не засчитывал.
А если поставлены все подписи и есть печать, то смотрел, правильно ли они поставлены, в том ли самом месте. Кстати сказать, правильное оформление копии протокола возложено на избирательную комиссию, а не наблюдателя.
Короче говоря, были использованы все возможные виды придирок к протоколам наблюдателей при том, что ни разу не было высказано сомнение в том, что этот протокол именно из этой избирательной комиссии, и даже если он небрежно оформлен, то все равно был получен именно там. Это под сомнение не ставилось, поскольку было очевидно. Но возможность не засчитать этот протокол как действительный, в судебном заседании использовалась любая.
И вот, наконец, дошла речь до тех протоколов, в которых все было поставлено на месте, но которые, тем не менее, не совпадали с официально подведенными итогами выборов. И что сделал суд? А ничего. Он констатировал, что да, расхождения есть. Тем не менее, по мнению суда, итоги выборов изменению не подлежат и являются достоверными. Как это может быть? Считайте, как угодно. Это, если угодно, плевок и в сторону здравого смысла, и правосудия, и всего того, чем является судебная система в современной России. Это означает, что справедливого решения у нее не добиться, и какие бы документы ни представлялись, все равно итоги выборов будут определены так, как необходимо власть предержащим.
Поэтому, коль скоро так поступает и Верховный суд, и местные районные суды, на какую же поддержку системы правосудия в России в разоблачении аферы российских выборов можно рассчитывать?
//__ * * * __//
Впрочем, не все судьи российских судов — подлецы. Но для того, чтобы понять, каким образом власть манипулирует правосудием на повседневном уровне, хочу привести такой пример.
Как-то мне надо было обратиться в Гагаринский районный суд Москвы с неким банальным гражданским делом. Поскольку у меня за спиной были все те процессы в Верховном суде, о которых я писал выше, и я уже представлял, что происходит в российской судебной системе, то понимал, что к любому судье обращаться нельзя. Надо найти хотя бы более-менее честного. И потому я начал искать в интернете информацию о том, кто из судей такой репутацией обладает. И, что удивительно, нашел!
Эта судья была известна по интернет-конференциям тем, что в 1998 году рассмотрела гражданский иск некоего русского, жившего в Чеченской республике. Он хранил свои вклады в Сбербанке, и после того, как всех русских выгнали из Чечни, обратился в Сбербанк г. Смоленска, где он осел, за своими сбережениями. Сбербанк ему отказал на том основании, что у него плохие связи с Чечней, и поскольку он оттуда никаких денежных трансфертов не получал, то и выплачивать его вклады не собирается. Гражданин апеллировал к тому, что он оставлял свои деньги не в какой-то республике, а в государственном сберегательном банке, едином для всей России. Вот с этим иском он и обратился в Гагаринский районный суд, и судья действительно признала его правоту и обязала Сбербанк выплатить деньги. Правда, только сумму его вкладов, не удовлетворив ни морального, ни материального ущерба истца сверх того. Уже тогда, в 1998 году, это было настолько неслыханно, что судья приняла решение в пользу гражданина, а не государственного учреждения, что это было расценено как некое событие всеми, кто обсуждал его в интернете. Само по себе оно свидетельствовало о том, что еще можно встретить судью, который хоть в малейшей степени придерживается закона, а не чинопочитания.
