Чувство бога и родного «гнезда»
Майский выпуск журнала "Подъём" вновь порадовал многоликостью, гармоничным разноцветьем авторских поисков и размышлений.
Конечно же, сразу же привлекает внимание необычный роман Александра Бунеева «Завтра, вчера, всегда», открывающий журнальную книжку. Написанный на «пересечении» литературных миров и обычной реальности, он не просто ставит читателя перед непростыми вопросами («зачем вам Россия?», «где именно вы собираетесь её искать?»), но и по-своему задаёт камертон восприятия всего остального в журнале. О вере, любви и также - о России пишет в своих стихах Светлана Редько. О настоящем – действительно настоящем! – в жизни спрашивает в рассказе «Гравитация» Александр Ягодкин. О светлой вере в будущее и трудном ожидании «других времён» рассказывает в своих воспоминаниях Юрий Гончаров, патриарх воронежской литературы[?]
Замечательно, когда к журналу хочется возвращаться, когда его не прочитываешь холодно и сразу, а раз за разом откладываешь на небольшой срок – чтобы сначала подумать, побыть в созвучии с одним автором, а затем открыть для себя другого, и его тоже понять и почувствовать. Здесь незаметно переходишь к воронежским воспоминаниям Александра Николюкина, к густому платоновскому бытию, запечатлённому в наших сердцах. От платоновского космоса, отражённого в эссе «Песнь механической души» Александра Титова, переносишься к «ветру навьевому» Михаила Болгова. От поэзии Дианы Кан, пронизанной верой и любовью, от стихов Алексея Крестинина, наполненных ощущениями Бога и родного «гнезда», от лирики Николая Малашича и Сергея Луценко – к воспоминаниям о Великой Отечественной войне Валерия Черкесова, Алексея Попова и Михаила Тимошечкина…
Два удивительных материала завершают номер. Это повествования «поэта» о «поэте», тонкие, эмоциональные, отличные от сухих литературоведческих штудий. Эдуард Анашкин открывает читателю удивительный мир стихов Александра Ромахова, а Светлана Ляшова проникновенно пишет о лирике Игоря Лукьянова.
Украшением журнала, как всегда, стала графическая составляющая. Благодаря этому нынешний «Подъём» воспринимаешь по-особенному. Живописные работы Андрея Шепеля, которому посвящена статья Екатерины Казбановой, и фотоэтюды Андрея Архипова не уводят нас от текстов. И тексты не заслоняют собой зримые образы. Они живут в гармонии друг с другом. И это ценно.
Дмитрий ЧУГУНОВ , доктор филологических наук, профессор Воронежского государственного университета
Егор ИСАЕВ
лауреат Ленинской премии, почётный гражданин Воронежской области
* * *
Не по своей лишь только воле, -
Я к вам от памяти, от боли,
От вдовьих слёз и материнских.
От молчаливых обелисков,
От куполов у небосклона...
Я к вам по праву почтальона
Из этой бесконечной дали,
Из этой необъятной шири.
Они своё мне слово дали
И передать вам разрешили.
ЕГО ЯЗЫК
Для нас и в праздниках, и в буднях
Он с Божьей помощью возник,
Как долг, как честь,
как совесть в людях,
Его врачующий язык.
Язык любви, язык волненья –
Волна к волне, к строке строка, –
Как образ чудного мгновенья,
Опередившего века.
Возник в соцветьях и в созвучьях,
В соседстве лиры и меча
В ямских степях, в лесах могучих, –
Стокрылым эхом у плеча.
Андрей ШАЦКОВ
НА РУЗСКОМ ПОЛЕ
Я Рузское поле забыть до конца не смогу:
Кладбищенский взгорок, лощину и ленту реки,
Церквушку в извёстке на дальнем крутом берегу
И ласточек стаю, вспорхнувшую из-под стрехи.
И в небе бездонном, крутой заложивши вираж,
Уходят они в пепелящую солнца жару[?]
Я знаю, что этот знакомый до боли пейзаж
Из памяти вычеркнуть – нет, никогда не смогу.
И хоть за него не дадут половины гроша,
Который веками копился в дорожной пыли,
Я знаю, что здесь проживает поэта душа.
И словно стрекозы, склоняет к земле ковыли.
Которых всё меньше и меньше в России с тех пор,
Как двинулась к Дону от Рузы комонная рать.
И скрылся из глаз с крепостным частоколом угор.
И внёс летописец уставную запись в тетрадь.
"Воскреснет Господь, и его расточатся враги.
И встретит со славой, вернувшихся в пору, посад...".
На Рузское поле ложатся былого шаги,
И реют хоругви шелк[?]вые воинства над!
апрель, 2011
Александр ГОЛУБЕВ
* * *
Лебяжий яр – откос сыпучий.
Реки уснувшей перекат.
Я вдаль смотрю – седой и скучный,
как будто в чём-то виноват.
А в чём – и сам ещё не знаю.
Душой озябшею скорбя,
как лютый грешник горько каюсь
и не могу казнить себя.
Судьбу, казак, не переспоришь.
Порвал – так заново не сшить.
Стою, как Мелехов Григорий,
и вроде некуда спешить.
Вода журчит на перекате,
былых надежд считая дни...
Мой тихий Дон,
мой добрый батя,
оборони!
Оборони...
Александр НЕСТРУГИН
* * *
Лишат тебя чинов, наград, щедрот –
Не возропщи: и это Божья милость.
И родина неслышно подойдёт,
Что всё тебя как будто сторонилась.
Ну, сторонилась – это ты решил…
Когда тебя к вершинам возносила –
Под гул турбин, под тихий шёпот шин –
Ты думал – о, божественная сила!
А родина – она тебя ждала:
Из дней чужих, как с дальних побережий.
И сон твой бередила, и была, –
Забытая почти, – твоей бережей.
И ведала, что ты не тать, не вор,
Как ни линяй – не свой дворовой стае,
И потому смахнут тебя, как сор,
Со Спасской башни ввечеру взлетая.
И будешь ты искать огня, жилья
Не за морем – за ближнею излукой.
…И станет рядом родина твоя –
Перед людьми одна тебе порукой…
Валентин НЕРВИН
* * *
На площади возле вокзала,
где мается пришлый народ,
блажная цыганка гадала
кому-то судьбу наперёд.
И было, в конечном итоге,
понятно, зачем и куда
по Юго-Восточной дороге
ночные бегут поезда.
Когда, на каком полустанке
из полузабытого сна
гадание этой цыганки
аукнется, чтобы сполна
довериться и достучаться
и чтобы – в означенный час –
по линии жизни домчаться
до линии сердца, как раз!
Сергей ПОПОВ
* * *
Вечер пробирается по крышам,
занавески в окнах теребя.
В августе под небом тёмно-рыжим
сладко ожидание дождя.
На пороге нового ненастья
не взыщи за старые грехи –
в тишине окраинного счастья
поминать былое не с руки.
Положи антоновки в тарелку,
чтоб молчанье наше превозмочь.
Будем нынче слушать перестрелку
яблок, обрывающихся в ночь.
Лобовые частые удары.
Голубые молнии вдали.
Ах, какие тары-растабары
мы б с тобою заполночь вели!
Дабы миром всё срослось к рассвету
и не ныли битые бока
у плодов, тревожащих планету
мокрых трав и грязного песка.
Чтоб разряды прожитой тревоги
не дошли сквозь дождь и темноту.
Чтобы мы запомнились в итоге
на промытом временем свету.
Полина СИНЁВА
* * *
Ветер кружит,
кружит над золой и пылью,
ясные глаза застилает дым.
В небе лестницы, лестницы –
лестницы и крылья,
серые с голубым,
с голубым и розовым. В небе – птицы,
птицы, рыбы, львы –
золотые нимбы, плавники,
крылья, крылья – и с любой страницы
стаи поднимаются, как со дна реки.
Там с любого неба –
второго, третьего –
невесомы взмахи, легки шаги.
Где любовь была зеркалом
и смертью –
ни следа, в небесах круги –
там теперь везде –
розовый, сиреневый
воздух, и слова значат только «да».
Там теперь летит
лёгкими ступенями
летняя синяя вода.
Светлана ЛЯШОВА-ДОЛИНСКАЯ
* * *
Как хорошо, когда полы помоешь
И станешь ждать любимого домой,
О самом главном Господа помолишь,
Наденешь платье с солнечной каймой.
Как хорошо, когда труды по силам,
Когда есть хлеб и слово про запас.
Как хорошо, что мы живём в России,
Где труд и бедность не оставят нас.
Нина ТЮРИНА
* * *
по позвоночнику, босиком
пальцы почти спешат –
нежно, старательно и легко
делая каждый
шаг.
комната тонет в слепом тепле,
