Идеология как социальный феномен, отличный от религии, отделившийся от нее и играющий заметную роль в истории, возникла сравнительно недавно, в прошлом веке. Марксизм представляет собою тип идеологии, выросшей из науки, на основе науки. Он возник с претензией на научность и на самом деле внес много от себя в науку. Но он перерос в идеологию, причем в величайшую идеологию в истории. Это мое утверждение – не порицание и не похвала, а просто констатация того факта, что наука и идеология суть различные явления.
Задача науки – познавать мир. Задача идеологии – не открытие новых истин о природе, обществе и человеке, а организация общественного сознания, приведение сознания людей к некоторому общему стандарту, управление людьми путем воздействия на их сознание. Идеология отбирает в наличном интеллектуальном материале общества (в науке главным образом) некоторую часть по своим критериям и перерабатывает ее по своим правилам, отличным от правил научного познания. Она строится с таким расчетом, чтобы ее могли усвоить широкие слои населения, обладающие некоторым уровнем образования и культуры, независимо от возраста, пола, профессии, социального положения. Хотя идеологию создают особого рода профессионалы, усвоение ее не предполагает особой профессиональной подготовки и очень больших усилий. Она рассчитана на то, чтобы ее могли как-то усвоить даже работники аппарата власти и политики и использовать в своей работе.
Марксизм явил миру самый грандиозный образец идеологии – идеологии глобального и эпохального значения. И именно тот факт, что он питался соками науки, позволял ему свыше ста лет быть более или менее адекватным отражением социальной реальности и давать сотням миллионов людей возможность как-то ориентироваться в окружающем мире, давать им своего рода социальные координаты. Это исторический факт. Я повторяю и подчеркиваю: марксизм был именно адекватен реальности, то есть удовлетворял определенные жизненно важные потребности определенной категории людей, в частности давал лозунги и ориентиры в их социальной борьбе, служил своего рода «руководством к действию». Адекватен – не значит истинен. Понятие истины к идеологии неприменимо, как оно неприменимо и к религии.
Идеология оценивается не критериями истины, а именно критериями адекватности, эффективности, нужности. Доказав научную несостоятельность утверждений и понятий идеологии, вы докажете лишь одно: идеология не есть наука, она есть социальный феномен иного рода. Научная идеология – это логический нонсенс. Доказательство ненаучности идеологии само по себе не колеблет ее социальный статус. Она может быть ослаблена и разрушена только другими силами, а именно репрессивными мерами властей и атаками со стороны враждебной идеологии, использующей аргументы науки в качестве одного из средств борьбы. При этом силы, враждебные данной идеологии, могут добиться успеха лишь при том условии, что носители и охранители этой идеологии по тем или иным причинам теряют способность ее защищать.
Идеология немецкого национал-социализма и итальянского фашизма рухнула потому, что Германия и Италия были разгромлены в войне, а победители просто запретили эту идеологию и разрушили ее механизм. Нечто подобное произошло и с советской идеологией. Только в более грандиозных масштабах. Кроме того, тут присоединились факторы, каких не было в случае разгрома национал-социализма и фашизма.
Марксизм, возникнув и развившись в эпохальную идеологию на основе жизненного и интеллектуального материала XIX и начала XX века, стал неадекватным тем переменам, которые произошли в мире в XX веке, в особенности после Второй мировой войны. Но что означала эта неадекватность? И была ли она достаточным основанием краха марксизма? И в чем заключалась главная причина краха?
Сказать, что марксистское учение о коммунистическом и о западном обществе оказалось ненаучным, что его прогнозы не подтвердились, – значит сказать нечто бессмысленное. Это учение и раньше было ненаучным, а над многими прогнозами смеялись еще в довоенные годы. К тому же и то, что ранее говорилось на эту тему на Западе, было ничуть не научнее марксизма, а во многих отношениях уступало ему.
Дело в том, что мир изменился таким (кстати сказать, непредвиденным!) образом, что критика коммунистического общества и апологетика западного общества оказалась в более выгодном положении, чем апологетика коммунистического общества и критика западного общества. Развились и вышли на первый план одни явления, и сравнительно ослабли и отошли на задний план такие явления, которые позволили западной идеологии и пропаганде получить колоссальные преимущества перед советской. На Западе начался подъем в материальном отношении, а в Советском Союзе уже в начале 70-х годов стал ощутим «застой» и наметилась тенденция к кризису. Сложились, короче говоря, условия, в которых западная идеология и пропаганда начали весьма успешно навязывать всему миру образ Запада как земного рая и образ Советского Союза как «империи зла».
Идеологическая атака со стороны западной идеологии на советское общество оказалась настолько мощной и эффективной, что советская идеология впала в состояние растерянности. Уже в 70-е годы можно было констатировать ее кризис – предвестник надвигающегося общего кризиса коммунизма. Но кризис – еще не крах. Если бы Советский Союз преодолел этот кризис и коммунистический социальный строй тут сохранился бы, никакой крах марксистской идеологии не произошел бы, ее не отбросили бы, не отменили. Она уцелела бы и постепенно стала приспосабливаться к новым обстоятельствам. Она начала такое приспособление уже в послесталинские годы. Очень медленно, робко, но начала. Специалисты по идеологии знают, какие важные и многочисленные коррективы были фактически внесены в марксизм (включая ленинизм). Могу в качестве примера назвать отказ от рассмотрения Советского государства как диктатуры пролетариата и истолкование принципа «по потребности», в котором потребности истолковывались как «разумные», то есть общественно признанные.
Марксистская идеология, как и коммунистический строй в России в целом, была жизнеспособной идеологией, причем более высокого интеллектуального и морального уровня, чем идеология западная. Она не умерла естественной смертью. Она была разрушена искусственно. Она оказалась уязвимой, поскольку средства ее разрушения оказались сильнее, чем средства самозащиты, и поскольку ее предали сами ее «защитники» – те, кто по долгу обязан был ее защищать. Нажив за ее счет степени, звания, славу, материальные богатства и высокие посты, они открыли ворота идеологической крепости врагам и сами возглавили погром.
Хочу особо подчеркнуть следующее обстоятельство. Марксизм-ленинизм был жизнеспособной идеологией – не сам по себе, а в качестве государственной идеологии мощной страны, сохраняемой и используемой мощным идеологическим механизмом и армией профессиональных идеологов. Но это не значит, что он жизнеспособен и в иных условиях. Условия возникновения идеологии и ее формирования в нечто значительное – одно, а условия сохранения сложившейся идеологии – другое. Тут нет совпадения.
На возникновение коммунистической идеологии ушли столетия, а на превращение ее в мощную государственную идеологию – десятилетия. Условия, благодаря которым это произошло, исчезли. И наивно думать, будто это может повториться в новых условиях. Человек тоже возник исторически в условиях, которых уже нет. Уничтожьте всех людей – и в современных условиях на планете вряд ли человечество возникнет вновь. В России не сумели сохранить марксизм в качестве национальной идеологии. Историческая идеологическая битва проиграна. Марксистская идеология как основа и ядро советской идеологии разрушена вместе со всем советским обществом. И возродить ее в прежнем виде, в прежних масштабах и роли в принципе невозможно.
В России стали говорить о некоем идеологическом вакууме. Гадают, чем его заполнить. Но думаю, что никакого идеологического вакуума нет. Наоборот, головы людей с молниеносной быстротой заполнились идеологическим хламом западной идеологии и ветхим тряпьем дореволюционной идеологической свалки, а также кустарными измышлениями дилетантов и шарлатанов. Есть идеологический хаос, распущенность, извращенность сознания. Растерянность. Потеря социальной ориентации. И вместо свободы мысли – повышенная идеологическая внушаемость массовой информации и массовой культуры, как это имеет место в поле воздействия западной идеологии.
В нынешней идеологической смуте в России в большом числе фигурируют и коммунистические идеи. Они фигурируют в самых различных видах. Отчасти это остатки и обломки советской государственной идеологии доперестроечного периода. Отчасти – идеи марксизма-ленинизма ранних, «большевистских» лет. Отчасти – идеи реформистских отклонений в марксизме. Отчасти – идеи домарксистского коммунизма. Отчасти – подделки под западный социализм и социал-демократию. Отчасти – кустарные изобретения, но так или иначе изобретения людей, в какой-то мере знакомых с марксизмом-ленинизмом и с его предшественниками.
