Я про Пушкина, если что. Биография великого поэта достаточно подробно изучена исследователями, а я достаточно хорошо изучила труды исследователей… Мне всегда казалось, что Александр Сергеевич, при всей своей гениальности, уме, яркости, обаянии, был человеком циничным и плохо чувствующим чужую боль.
Я понимаю, пушкиноведы закидают меня тапками, но я имею право на свои выводы. Христоматийный пример. Написать практически одновременно стихи «Я помню чудное мгновенье…» и прозаические строчки в письме другу — «Вчера с Божьей помощью вы**ал Аннушку Керн».
Я даже не знаю, хотела бы ли я оказаться на ее месте. С одной стороны, он ее увековечил, с другой… Хм… Скажем, увековечил еще раз.
Я знавала одного среднего писателя, который с пеной у рта доказывал — это нормально. Конечно, такое поведение для обычного интеллигентного человека совершенно неприемлемо, но гений может себе многое позволить. И если для вдохновения ему нужно не то что цинично выразиться о женщине, которая была с ним близка, а вступить в интимные отношения сразу с пятью восьмилетними девочками и одним мальчиком, общество должно благосклонно ему их предоставить. Потому что общество за это получит поэму на века. И наплевать на девочек и мальчиков.
А я скажу так: если измены Пушкина доставляли боль его жене, то лучше бы он ей не изменял и ничего не писал.
Понимаю, довольно радикально, но слишком часто я слышу, что ради благой цели можно поступиться человечностью. Гитлер ведь тоже, наверное, хотел «как лучше». А уж Ленин-то как хотел осчастливить все человечество, предварительно перебив миллионы, которые мешают установлению гармонии.
Или, к примеру, положительный герой Юрий Деточкин, который крал машины у состоятельных, пусть и не совсем честных людей, продавал их и переводил деньги в детский дом. Как мило! Зал суда встречает Робин Гуда аплодисментами. Хотя, казалось бы, кража не перестает быть кражей при любых условиях.
Очень многие мои коллеги-журналисты подло лгут в угоду начальству и политической конъюнктуре, знают, что лгут, а когда их припрешь прямым вопросом к стенке, отвечают:
— Сама понимаешь, надо кормить детей. И у меня ипотека.
Кормить детей — это святое. Иметь свое жилье — тоже очень хорошо. Но можно ли за это продавать душу?
Что это было?Ольга: Обычно, когда положительный результат достигнут, никого не интересует, каким образом. Победителей не судят. А на мой взгляд, фиг бы с ним, с «чудным мгновением», если его появление требует таких циничных комментариев. Моя точка зрения — никакая благая цель не может быть оправдана погаными средствами.
Эдуард: После этого мы можем закрывать обсуждение, потому что ты сказала правду.
О.: Мы не можем закрыть обсуждение, мы должны это доказать.
Э.: Я не уверен, что это возможно доказать. Я, к примеру, считаю, что у хорошего политика должно быть отличное образование, здравый смысл, честь и совесть, бескорыстие, неподкупность, любовь к ближнему и желание бороться с несправедливостью. Тогда он не допустит негодных средств на пути ко всеобщему счастью… Я сказки рассказываю, да?
О.: Э-э-э-э… Да. Я проще тебя спрошу. Ты готов ради блага супруги Александра Сергеевича отказаться от «Евгения Онегина»?
Э.: И да и нет.
О.: Да или нет? Очень часто я слышала: «Если человек умеет писать такие стихи, общество должно обеспечить условия и закрыть глаза, а он зато составит счастье всего человечества».
Э.: Предоставлять негодные средства — становиться соучастником. Причем соучастником преступления, а не создания шедевра.
О.: И что нам делать? Не читать это стихотворение и не восхищаться им?
Э.: Да ладно тебе. Можно подумать, что мы в жизни изъясняемся исключительно возвышенным языком. Кругом сплошные «чудные мгновения». Кстати, я думаю, что Пушкин в твоем примере не совершил такого уж страшного проступка. Ну написал он грубым мужским языком в письме к другу о своих отношениях с госпожой Керн. Но что-то его в этих отношениях поразило и настроило на романтический лад так, что он написал еще и стихотворение. Ты видишь в этом противоречие или лицемерие? Я не вижу. Это просто разные выражения эмоциональности.
И не путай это с «предоставлением пяти восьмилетних девочек и одного мальчика» — это уже совсем другое, криминальное. Не забывай, что Анна Керн была все же взрослой женщиной.
О.: Вот недавно известный музыкант был весьма доказательно обвинен в склонности к маленьким мальчикам. Так какой вой поднялся: «Он же гений!».
Э.: Юриспруденция не рассматривает гениальность. Она рассматривает поступки. А если мы готовы ради прекрасной музыки мириться с преступлением, так не надо потом удивляться, что пример вызовет новые преступления. И совершат их уже не музыканты с мировым именем. Караваджо вот тоже великий художник, но на его совести два убийства, и он довольно долго находился в изгнании. Мы можем восхищаться его картинами, но и помнить, что это была за личность.
О.: Ладно, оставим Караваджо, возьмем моих коллег. Некоторые из них признаются в кулуарах: «Да, мы лжем публично и делаем все, что скажет начальство. Но ведь нам надо кормить детей!». Учительница, член избирательной комиссии, подделала протокол подсчета голосов. Она живет в маленьком городке, не найдет другой работы, а у нее тоже дети. Кормить детей — цель благая. Это я понимаю как мать.
Э.: Безусловно. Возможно даже, что некоторым для этого придется себя скомпрометировать, только нужно хорошо отдавать себе в этом отчет. Российскому обществу вообще не хватает признания, что в определенный момент мы все себя скомпрометировали. И не стоит привычно говорить, что нас заставили, а мы невинны. Мы тоже это выбрали. Зло стало для нас банальностью. Понимаю, что сейчас в средствах массовой информации нельзя говорить правду, но ведь можно не говорить ложь?
О.: Многие мои знакомые уверяют, что нельзя. Но есть ли универсальное правило — что нельзя делать?
Э.: Нельзя ставить под угрозу жизнь, здоровье, достоинство и честь других людей. Вот и все правило — очень просто. И в этом смысле, если упомянутая учительница из маленького городка действительно спасала своего ребенка от голода, в глазах закона она совершила преступление, а в глазах Бога невинна. Если у нее нет других возможностей, конечно.
О.: А журналист?
Э.: А журналист в Москве все же способен найти другую работу, как мне видится.
О.: Эдуард, так и Ленину могло казаться: «Нет у меня другого способа спасти человечество, как выслать кулаков и дворян в Сибирь!».
Э.: Я тебе задам два вопроса, ты на них ответишь и сама все поймешь. Первый вопрос: были ли условия для высланных человеческими?
О.: Нет.
Э.: Второй вопрос: является ли смертный приговор или заключение в ГУЛАГе спасением жизни?
О.: Нет.
Э.: Вот ты и ответила. Для того чтобы облагодетельствовать человечество, не нужно никого ссылать и убивать. Нужно создать нормальную законодательную базу и обеспечить ее исполнение.
О.: Мы начали с того, что никакая хорошая цель не оправдывает плохих средств. А если необходимо женщине по лицу дать, чтобы она прекратила истерику в экстремальной ситуации?
Э.: Если в экстремальной, то надо дать, потому что польза намного перевешивает вред. Если этой пощечиной вы ей жизнь спасаете, прекратив панику.
28. Избавление от «лишних» детей
Я знаю, такие случаи бывают и в Европе, и в Америке, и в Африке, и в любой точке мира. Но мне кажется, что гораздо реже, чем в России.
Вот, скажем, женщина. Не бомжиха, не пьяница, не наркоманка. Живет в новом прекрасном доме, не работает, воспитывает двоих детей. Два года и шесть. Задним числом выясняется, что они ей мешают жить. То есть как-то ограничивают возможности распоряжаться своим временем и средствами. Женщина молодая, хочется погулять с подружками, в ночной клуб пойти, в конце концов, в постели подольше поваляться.
Она не злая, она обычная. Гуляет с детьми, катается на роликах.
Потом понимает — мочи больше нет. Свобода нужна как воздух. Она пытается убить детей током, опустив фен в ванну. Предварительно сказав: «Мы идем пускать кораблики». Фен ломается.
Тогда она говорит: «Мы идем пускать самолетики». И поднимается с детьми на общий балкон пятнадцатого этажа. Бросает вниз младшего. Старший умоляет его не убивать, но она сталкивает и его.
Потом спускается вниз, проходит мимо трупов своих детей и идет по своим делам. Она не сумасшедшая. Они ей просто мешали.
Почему она их родила при наличии больших противозачаточных возможностей? Наверное, хотела. У всех подружек есть, замуж вышла. Положено иметь детей и почему бы их не иметь? Потом выяснилось, что все оказалось не так, как на картинке в журнале «Веселое материнство». Ребенок не улыбается, а плачет. И не дает спать. И нет денег на новые джинсы. И некуда их надеть. Между тем, жизнь одна и прожить ее надо так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
