class="p1">Совсем недавно я прочитал довольно любопытную вещь в газете The New York Times. Оказывается, Мохаммед Мера, тот человек, который убил семерых людей в Тулузе, в том числе двух детей, снимал все это действие. Пока он расстреливал людей, у него к груди была привязана камера, и он просто снимал все происходящее. Отснятое видео он передал приятелю, и этот приятель в тот день, когда Мера был уже убит, отправил запись в телевизионную компанию «Аль-Джазира». Ну и там посмотрели, естественно, этот материал, и говорят, что это было что-то совершенно ужасающее. Лужи крови, стоны умирающих людей. Причем снято все крупным планом. В общем, говорят, это что-то совершенно из ряда вон выходящее по степени жестокости. И компания «Аль-Джазира» приняла решение не показывать это видео, причем по следующей причине: оно не имеет журналистской ценности. Я подчеркиваю, журналистской ценности.
Вот вдумайтесь в это. Материал совершенно сенсационный, материал абсолютно уникальный, материал, который, следовательно, привлек бы гигантское внимание к «Аль-Джазире», материал, который дал бы, конечно, высочайший рейтинг, тем более что его можно было подать так, чтобы заранее предупредить зрителей об этом. Тем не менее руководство «Аль-Джазиры» решило: нет, мы этот материал давать не будем, потому что в нем нет журналистской ценности. Другие ценности есть, но не журналистская. То есть там нет новой информации, там нет ничего новостного. Потому что факт этот уже известен. А раз так, то нечего давать материал только потому, что он сенсационный.
Теперь я прошу вас задуматься вот над чем. Представим себе, что это видео попало в руки, скажем, какой-то российской телевизионной компании. Подумали? Теперь вопрос такой. Как вы думаете, вот эта компания (я не называю никакую конкретно) выдала бы в эфир эту сенсацию? Или же решила бы, что не станет этого делать, потому что этот материал не имеет журналистской ценности? Подумали? Ну вот и хорошо.
* * *
Странная параллель мне пришла в голову, и связана она с двумя событиями. Вот первое. Выдающийся немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс недавно опубликовал стихотворение под названием «О чем необходимо говорить», в котором он резко критикует политику Израиля в отношении Ирана и призывает мировую общественность не допустить военного удара по Ирану.
В ответ на это министр иностранных дел Израиля Эли Ишай объявил Грасса персоной нон-грата в Израиле, заявив при этом, что «произведение Гюнтера Грасса – это попытка разжечь ненависть к Израилю, к израильскому народу и тем самым послужить идеям, которым он служил, будучи в рядах СС». Грасс и в самом деле вступил в СС, когда ему было шестнадцать лет, перед самым концом войны.
Вообще весь этот пассаж лишь подтверждает то, что я часто говорю, а именно: если человек критикует Израиль, то его сразу записывают в антисемиты и во враги израильского народа.
Теперь второе событие. 3 апреля на заседании Высшего церковного совета Русской православной церкви принят циркуляр № 01/1662, который призывает к борьбе с «антиклерикальными силами». И вот лишь одна, но весьма показательная цитата: «Противостояние церкви и антихристианских сил становится все более очевидным и острым. Особенно заметными атаки стали в предвыборный и поствыборный период, что свидетельствует об их политической подоплеке, в том числе антироссийской».
Вот и получается: кто критикует Израиль, тот враг израильского народа, а тот, кто критикует Русскую православную церковь, тот враг русского народа. Интересно, не правда ли?
* * *
Я хотел бы обратить ваше внимание на процесс, который открылся сегодня в столице Норвегии, в городе Осло. Там судят человека по имени Андерс Брейвик, который убил семьдесят семь человек.
Норвегия, как и вся Скандинавия, является образцом демократии. Это страна, где наиболее высокий уровень жизни, наиболее высокое качество жизни и где уровень личной свободы чрезвычайно высок, как, между прочим, и уровень личной ответственности. Так вот, в этой стране судят такого человека.
С чего начали? Начали с того, что решили проверить, он все-таки в себе или нет, он психически здоров или не здоров. Провели два обследования. Одно говорит: «Здоров». Другое говорит: «Не здоров». Суд будет определять в течение последующих дней – на самом деле все-таки он психически больной или нет. Уже заранее известно, что будет в зависимости от определения. Если решат, что он болен, его будут лечить. Это значит, что он может выздороветь. А если он на самом деле вполне здоров и понимал, что он делает, тогда его осудят по самой строгой мерке, а именно дадут ему двадцать один год тюрьмы. Двадцать один год.
Из чего исходит Норвегия? Из того, что, во‐первых, убивать другого человека нельзя вообще, а пожизненное заключение – это крайне жестокое, недопустимое наказание. Вот это характерно для подлинно демократической страны. Просто я считал, что вам полезно бы об этом узнать.
* * *
Вчера в Москве в Храме Христа Спасителя состоялось патриаршее богослужение в защиту веры, поруганных святынь, церкви и ее доброго имени. Это сопровождалось так называемым молитвенным состоянием. И в связи с этим нерядовым событием хотелось бы высказать некоторые соображения.
Исторически призывы к защите веры и церкви раздавались накануне кровопролитий и насилия – крестовых походов, Варфоломеевской ночи, изгнания евреев из Испании, охоты за ведьмами и сожжения инакомыслящих, преследования староверов, разгула инквизиции и множества других прелестных вещей. И каждый раз это было связано либо с разладом внутри самой церкви, либо с угрозой потери ею власти и авторитета.
Как мне кажется, сегодня в России церковь у все большего количества граждан теряет авторитет. Также мне кажется, что это связано с совершенно конкретными делами и лицами, в частности, со все более явственным стремлением церкви проникать в органы власти, в органы образования и, разумеется, с критикой в адрес самого патриарха.
Очень любопытно, что наиболее ярые самонареченные русские патриоты рассматривают это под сугубо политическим углом зрения. Вот, например, Михаил Леонтьев, главный редактор журнала «Однако», в редакционной статье в номере от 16 апреля писал следующее: «Как это все-таки здорово случилось, что вся наша “болотная фауна” в едином порыве вовлеклась в травлю церкви и Патриарха. Люди, на первый взгляд, совсем разные, разных сословий, национальностей, политических окрасов, мановением чьей-то воли сбились в сплоченную стаю воинствующих сектантов, атеистов и педерастов неопределенной сексуально-политической ориентации».
Ну, я бы хотел поздравить церковь и патриарха с наличием такого защитника, это во‐первых. Во-вторых, хотел бы заметить, что все мы, люди, являемся фауной, в том числе и Михаил Леонтьев, который, может быть, хотел бы считаться флорой. Все мы, ходившие на Болотную, и
