Конечно, все это пагубно отражается на развитии бизнеса и экономики в целом, объективно тормозит развитие страны. (Взять, к примеру, те же запредельные цены на жилье, которые не перестают расти только потому, что чиновники и бизнес держат в этой сфере свою монополию.) Поэтому сегодня часть руководящей элиты пытается реформировать существующую административную систему, доставшуюся нам в наследство с советских времен, когда каждое министерство само разрабатывало и принимало нужный ему закон, затем оно же внедряло его в жизнь, контролировало его исполнение и собственную работу.
Нынешняя реформа госаппарата заключается в том, чтобы разделить функции власти и сократить число самих чиновников, сделав этот аппарат менее громоздким и более эффективным. Однако при этом по-прежнему нет никакой уверенности в том, что функции будут реально разделены, а при сокращении армии чиновников (если, конечно, до него дойдет на деле) административное ядро не вытолкнет самых толковых и неудобных. Не случайно лондонский профессор Хоскинс в своей книге «Россия глазами иностранцев» отмечал, что, несмотря на все попытки реформирования, российский госаппарат всякий раз только крепчал, сохраняя традиционное для него кумовство.
Тем не менее попытки эти предпринимать необходимо. Государство — живой организм, который растет и развивается или болеет и умирает. Российское государство несет генетические болячки царского и советского времени. Поэтому процесс выздоровления не может быть мгновенным.
Бороться с пороками системы нужно разными способами. С одной стороны, разделять полномочия и поднимать зарплату, как это сегодня делает Путин. Кроме того, повсеместно ограничивать чиновничий произвол не только в ходе показательных избиений очередных оборотней в погонах, но и в рамках целенаправленной государственной политики. С другой стороны, нужно развивать сами институты гражданского общества и в первую очередь общественное мнение. Необходимы также новые люди, в том числе и выходцы из бизнеса. Поэтому должна существовать система подготовки и отбора кадров. Раньше такая система была, и на разных ее уровнях чиновник проходил многоступенчатую обкатку, что позволяло государству готовить необходимый кадровый резерв. Сегодня она разрушена, поэтому ее необходимо восстанавливать. Для этого должны быть стабильность и четкие правила игры. И их должно выработать само государство, потому что любой чиновник — исполнитель его воли, а не революционер. Причем должен быть изменен и критерий оценки деятельности чиновников. И на место старой системы, при которой главное требование для любого функционера — хорошо выглядеть перед начальством, должна прийти новая — когда его благополучие зависело бы от положения дел на вверенной ему территории.
Пора сделать более прозрачной и саму процедуру назначения чиновников, которая, во-первых, должна осуществляться исключительно на конкурсной основе, а во-вторых, при непосредственном участии общественности. У нас и сегодня «царь» может «достать из рукава» никому не известного премьер-министра. И черт его знает, как он будет работать.
Это все те же пресловутые двойные стандарты, когда власть говорит одно, а продолжает делать совсем другое. Изжить их можно лишь при формировании четкой гражданской позиции у каждого из нас. Только тогда сегодняшние попытки общества выйти на новые горизонты административного реформирования смогут увенчаться успехом. В противном случае не чиновников, а всех нас ждет очередная немая сцена у разбитого корыта пореформенной российской государственности.
Глава 2. Русское правосудие
Почему наша Фемида скорее слепа, чем беспристрастна?
Пришло мне как-то письмо из городского суда, в котором сообщалось, что компьютер произвольно выбрал меня из базы данных как человека, который мог бы стать присяжным заседателем на очередном процессе. Но почта работает плохо — письмо опоздало, да и не в этом суть. Дело в том, что новые веяния, пробивая дорогу и в столь косной среде, как судебная сфера, постепенно входят в нашу жизнь.
Впрочем, нельзя не заметить, что изменения эти происходят по спирали. И то новое, над чем мы ломаем копья сегодня, оказывается не более чем хорошо забытым старым.
В свое время я работал в отделе морали и права «Комсомольской правды». И, занимаясь этой проблематикой, завел широкий круг знакомых в среде оперов, следователей, адвокатов, судей. Общение с ними, наблюдение за их работой параллельно с изучением дореволюционной судебной практики помогло мне еще в 1980-е трезво взглянуть на нашу правоохранительную систему.
Конечно, с тех пор много воды утекло. Однако проблемы, которые стояли перед нами тогда, так и остались нерешенными. Помнится, в одной из статей я размышлял о том, правы ли были присяжные заседатели, оправдавшие Веру Засулич, которая застрелила питерского градоначальника. В XIX веке присяжных ввела судебная реформа 1864 года, благодаря которой появились также независимые судьи, земский суд, возникло разделение прокуратуры и следствия. Прошло полтора столетия, и мы вновь обсуждаем все те же вопросы. Как будто и не было за это время никакого развития.
Почему же мы оказались в таком положении?
В начале прошлого века Россия сама погубила собственное правосудие. Старые законы попирались, начиная с революции 1905 года с ее военно-полевыми судами и «столыпинскими галстуками» и заканчивая революцией 1917-го, когда вся правоохранительная система рухнула по полной программе.
С приходом гласности я перечитал ранее неизвестные работы Ленина, и мне стало понятно, что именно он был убежденным вдохновителем революционного террора, который применялся к врагам советской власти. Причем сам вождь мирового пролетариата был профессиональным юристом… Вместо процессуальных норм дореволюционного правосудия у нас появились тройки, распоряжавшиеся людскими судьбами, не обременяя себя длительными разбирательствами. О расстрелах без суда и следствия, которые активно практиковала ВЧК, и вовсе говорить не приходится. Гражданская и Великая Отечественная войны также не способствовали смягчению наказания реальных и мнимых преступников. Да и потом, несмотря на самую демократичную в мире сталинскую Конституцию и прочие атрибуты прав и свобод советских граждан, ситуация мало изменилась. Со временем массовые репрессии исчезли. Зато в борьбе с инакомыслием на помощь марионеточному «позвонковому» суду пришел врач психиатрической лечебницы.
И когда началось восстановление российской судебной системы, оказалось, что органы развращены десятилетиями беззакония. Стоит ли удивляться, что следствие до сих пор нередко заключается в простых вещах: найти крайнего, объявить его подозреваемым и бросить в кутузку, а там уже выбивать нужные показания. (Родственники людей, подвергшихся милицейским пыткам, не раз обращались в нашу газету.) Можно еще посадить упрямую жертву к отпетым уголовникам — проверенный способ делать более податливыми коммерсантов, не желающих расставаться со своей собственностью при ее переделе. СМИ также нередко сообщают о том, что схвачен очередной вор в законе, у которого нашли грамм наркотиков или патрон от пистолета. В общем, и эта методика понятна.
Вместо шемякина суда — басманное правосудие?
Если ничего не менять, все это может тянуться бесконечно. Однако некоторые изменения все же происходят: у нас снова появились присяжные, провозглашена независимость суда, сами судьи неприкосновенны, происходит либерализация уголовного права. Но эти новшества столкнулись со старой моралью самих работников системы.
Суды наши продолжают работать по звонку. Просто теперь нужный номер набирают не в райкоме или обкоме партии, а в администрации того или иного уровня. Вспомнить хотя бы дело губернатора Аяцкова. С экрана центрального телеканала прокурор принялся было разоблачать его должностные преступления. Но стоило опальному главе Саратовской области съездить в Кремль, как на следующий день служитель Фемиды из телевизора исчез и тема была закрыта.
Об истории незадачливого олигарха, сменившего кресло топ-менеджера ЮКОСа на тюремные нары, тоже не высказался только ленивый. Но собака лает — караван идет.
Кроме «позвоночного» права еще один страшный бич наших правоохранительных органов — коррупция. Она, как ржавчина, разъедает основы государства: куда ни ткни — все рассыпается в пух и прах. Причем именно до закона о коррупции у наших избранников вот уже который год не доходят руки. (Хотя у них же нашлось достаточно времени и сил, чтобы принять новый Уголовно-процессуальный кодекс, против которого в один голос протестовали наши правоохранители.)
Так что анекдот, где один судья жалуется другому: «Те дали 50 тысяч, а эти 70. Как мне теперь судить?», на что коллега отвечает: «Верни 20 тысяч и суди по справедливости», — лишь отражает правду жизни. Самому довелось наблюдать ситуацию, когда две организации для разрешения возникшего между ними спора обратились в суд. Одна сторона предпочла подстраховаться, заплатив судье 20 тысяч долларов, и склонила было чашу весов в свою пользу. Но конкуренты, узнав об этом, дали на 5 тысяч больше. И вердикт поменялся на противоположный. В конце концов они решили заключить мировое соглашение. «Иначе, — говорят, — все деньги в суд перетаскаем!»
