Тактика Мао—Трумэна принесла феноменальные результаты. В двух мировых войнах великие державы Старого Света уничтожали друг друга со всем напряжением сил, совершая таким образом самоубийство прежней Европы, а США до поры до времени воздерживались от прямого участия в схватке, с тем чтобы вступить в нее к шапочному разбору и пожать все преимущества. Жатва была богатой в обеих войнах. В результате первой Америка, бывшая до 1917 г. лишь региональной державой, вписалась в европейский концерт в качестве первой скрипки — Версаль был триумфом президента Вильсона, в значительной мере определившего повестку мирной конференции и конкретную перекройку европейских границ. Что до хозяйственного влияния, то по итогам первой войны Америка сделалась из должника кредитором европейских держав, а ее корпорации начали победное шествие по европейским ландшафтам. В результате второй войны Америка стала гегемоном западного мира, превосходящим по мощи все бывшие великие западные державы вместе взятые, а доллар стал единственной мировой валютой. Где были в 1945 г. франк и марка, неприлично и спрашивать.
Так что когда Мао Цзэдун рассуждал про обезьяну и тигров, он опирался не только на древнюю китайскую мудрость, но и на современную ему американскую историю успеха. Конечно, в 60-е гг. растерзанному и издыхающему Китаю было до статуса мудрой обезьяны как до Луны, но китайцы умеют ждать.
С Америкой же получилась некоторая непонятность. После 1945 г., когда термин pax americana вошел в обиход, и уж тем более после 1991 г., когда СССР был повержен и США остались единственной сверхдержавой, пребывать в статусе обезьяны США стало не только неприлично, но и нелогично. Чтобы быть обезьяной, надо, чтобы имелись тигры в числе не менее двух — а где же таковые? Тигр остался только один.
С другой стороны, лицейское прозвище А. С. Пушкина «помесь обезьяны с тигром» показалось американским стратегам настолько лестным, что они решили присвоить его себе. Стратегия управляемого хаоса, предполагающая доведение до ручки различных регионов мира с целью создания головной боли политическим и экономическим конкурентам (в том числе формальным союзникам) и откачки капиталов на американский островок стабильности, представляется довольно непротиворечивой моделью, объясняющей редкостное упорство в продвижении демократии по всему миру, чего бы это ни стоило демократизируемым. Тут Америка разом является и обезьяной, получающей профиты, и тигром, поскольку сама режет, сама давит, сама помощь подает.
Тем не менее модель выдыхается, поскольку оптимален здесь скорее балканский сценарий 90-х, когда кашу заваривают другие державы, США же победно являются в конце. При неустанном повторении у других держав все меньше охоты влезать в кровавый хаос и даже ему сколько-нибудь деятельно способствовать, ибо дивиденды известно кому достанутся, а прочим — одни издержки. В итоге Америке все меньше удается работать мудрой обезьяной и все больше — тигром. Это уже не так интересно, тем более что роль обезьяны могут ведь занять и другие державы. Тот же Китай, например.
