районе Дейвице и заявила, что не знаю, где находится мой муж, которого ищет гестапо. Затем спросила, должна ли я выписать его из домовой книги? «Зачем выписывать? – сказал чешский стражник. – Ведь вы не уверены в том, что он не вернется. Потеряться он не мог». Я сняла Юлека с учета получающих продовольственные карточки, однако прописка осталась в силе до самого его ареста.
Тайно, чтобы об этом никто не знал, я поставила на двери новый замок. Потом отвезла Гиргалу для Юлека книги из нашей библиотеки и на Смихове, в Динзенгоферовом саду, встретилась с Теней Ветенглом. Проходя мимо юноши, я как бы случайно обронила скомканную бумажку с информацией для Юлека о нашей квартире. Геня подобрал брошенный мной листок.
После этого я уехала в Хотимерж. Наш квартирант железнодорожник Тихота, которому мы полностью доверяли, охотно отвез к Гиргалу в Прагу зимнее пальто Юлека и чемоданчик, в который я уложила около трех килограммов мяса и два кило сала.
В Хотимерже я начала работать над переводом очередной книги для издательства «Чин» – «Сельская шляхта». Автор ее – немецкий писатель Э. Бусс.
Глава XVII. Юлек обосновался на Панкраце
В октябре я получила из Праги долгожданную открытку с поздравлением. Это значило, что мне нужно ехать в Прагу. Через несколько дней я отправилась в путь. В Праге, у Гиргала, меня ждало письмо с адресом и точным описанием дороги к Матэрновым, в Вршовице. Семью Матэрновых я тогда еще не знала.
Я спросила у Гиргала, интересовался ли кто-нибудь вещами, которые привез железнодорожник. Оказалось, что за теплым пальто приходил какой-то парень, а вот чемодан остался здесь, в магазине. «Прошу вас, распорядитесь забрать его. От него очень пахнет», – сказал Гиргал. Я испугалась: «Чемодан? Вы его не отдали тому, кто приходил за пальто?» Гиргал ответил: «Нет, никто мне не говорил, что нужно отдать также и чемодан». Я спросила упавшим голосом: «А вы знаете, что в нем?» – «Не знаю», – растерянно ответил Гиргал. «Мясо и сало!» – сказала я.
Так печально обернулось дело с посылкой для Ветенглов, которую я с таким трудом собрала. А сколько хлопот было с чемоданом, когда Геня наконец увез его. В трамвае люди на него подозрительно оглядывались, недоумевая, что он везет? Матэрна вынужден был выбросить чемодан вместе с его содержимым.
Итак, я снова ехала по улицам Праги. Над городом величественно возвышались Градчаны [39]. Их краса не поблекла даже от того, что над ними висел лоскут с фашистской свастикой. «Эту тряпку обязательно сорвем. Мы водрузим там наше алое знамя», – говаривал Юлек.
Матэрновы жили на проспекте Короля Иржи, в доме № 19. Товарищ Матэрна был слесарем и одновременно дворником. Меня тепло встретили, когда я назвала свое имя, и предложили мне стул. Я ждала, что вот-вот появится Юлек, но никто не выходил… Минуту спустя я спросила, нет ли у них для меня весточки? Да, есть. Мне следует идти к Драбковым на Панкрац. Драбек был однокашником Юлека. Мы в шутку называли его Шкрабек [40].
У Драбека застала дома лишь его жену с ребенком. Я с ней не встречалась раньше. Это была разговорчивая женщина, а сынок ее, которому было, вероятно, года четыре, все подмечал и ко всему внимательно приглядывался. Осмотревшись, я решила, что Юлек не мог тут находиться. Поэтому предпочла о нем даже и не упоминать, лишь спросила, где Драбек. Он был на работе. Распрощавшись и пообещав зайти еще раз, я возвратилась к Матэрновым: мне не хотелось без цели ходить по городу. Хозяйка очень радушно меня приняла. Я познакомилась с их сыном и молодой женщиной, которая учила его русскому языку. Это была коммунистка Клара Людицкая. Тогда я еще не знала ее.
Через некоторое время снова отправилась на Панкрац. Драбек провел меня в комнату и спросил: «Как Юла?». По характеру вопроса я поняла, что он ничего не знает о Юлеке. Но ведь именно Драбек должен был сообщить мне о нем. Для этого я и пришла сюда. Вместо ответа спросила Драбека: «Поручено ли тебе что-нибудь передать мне?» – «Передать? Что?» – удивился он. «У тебя должно было быть поручение», – повторила я. Он в недоумении покачал головой: «Я ничего не знаю». Пришлось выдумывать: моя подруга из Пльзеня должна была приехать в Прагу и у Драбеков оставить весточку о том, когда мы с нею встретимся. Уходя, я сказала, что, возможно, вечером снова зайду к ним.
Что делать, куда идти? Должна же я найти Юлека! Пошла снова к Матэрновым. С отчаянием в голосе взмолилась: «Ничего не понимаю! Может быть, вы знаете, Драбекам ничего не известно». Из осторожности ни я, ни Матэрнова не произносили имени Юлека. Обе в растерянности смотрели друг на друга. Вдруг она бросила: «Подождите здесь, я скоро вернусь», – и ушла. Вернувшись часа через полтора, она посоветовала еще раз навестить Драбеков.
Третий раз в тот день я позвонила у двери Драбеков и опять стала объяснять свой приход тем, что ищу подругу, которая вот-вот должна к ним прийти. Я опасалась, что жду напрасно. Но около девяти вечера, когда до закрытия парадных дверей в домах осталось совсем немного времени, задребезжал звонок. Драбек пошел открывать. В кухню вошла пожилая, совершенно незнакомая женщина. Я инстинктивно поняла – за мной! Она внимательно осмотрелась вокруг, и ее глаза остановились на мне. В свою очередь и я глянула на нее так, словно именно ее и ждала. Она меня видела впервые, тем не менее сделала вид, что узнала. Распрощавшись с Драбеком, мы поспешили уйти до того, как запрут ворота дома.
Вышли в темноту и молча зашагали. Через некоторое время я все же тихо спросила: «Далеко меня ведете?» – «Да нет. Мы уже скоро придем», – успокоила меня незнакомка приятным голосом. Минут через десять – за это время мы обменялись лишь несколькими словами – моя спутница повернула к большому жилому дому. Я – за ней. Поднявшись на второй этаж, она вставила ключ в дверь какой-то квартиры, открыла, и мы вошли.
В небольшой светлой передней стоял Юлек. Я радостно вскрикнула, но тут же испугалась, увидев заросшее его лицо. Подбородок и щеки были покрыты густой бородой. Юлек предостерегающе приложил палец к губам, предупредив меня, чтобы я не говорила громко, и тут же крепко обнял. Когда он ввел меня в комнату, со стула поднялся незнакомый мужчина, которого я где-то видела, но где? Юлек мне помог: «Да ведь это шахматист Карел Опоченский! В тридцать пятом
