как это сделать, не отказываясь от многого, что по праву свято для нас.
Еще один вопрос задает евангелический богослов Ральф Фриш: как это может произойти? Ведь мы поставим под угрозу наш социальный и душевный покой, и вместо потепления климата произойдет другая катастрофа, а именно катастрофа социального похолодания. Мы получим общество, где привилегированные члены смогут из своих недвижимостей в центре Мюнхена, Гамбурга или Дюссельдорфа ездить на велосипеде в биобулочную и изредка выводить из гаража свой «порше кайен», чтобы похвастаться своим сокровищем на детской площадке. В то время как менее привилегированные члены этого общества, для кого квартира в столице просто недоступна, потеряют работу.
Высокомерие, с которым хорошо зарабатывающая буржуазия крупных городов взирает на менее образованную, менее климатически нейтрально действующую часть населения, возможно, уже стало симптомом надвигающегося социального холода. Теперь академики с хорошей зарплатой могут немного успокоить свою экологическую совесть.
Я слышал по радио, как один эксперт по отходам хвастался, что по содержанию мусорного контейнера легко определяет социальное положение жильцов любого дома. Более состоятельные граждане покупают больше свежих продуктов, а домашние отходы бедных состоят сплошь из упаковок.
В то же время элитарно-городские слои, голосующие за зеленые программы, легко усваивают мораль двойных стандартов и то, что психологи называют self-licensing, «моральным самоодобрением». Раз я выбираю зеленых, покупаю только честно выращенные продукты на биорынке, значит, могу себе позволить слетать во Францию, покататься на лыжах. Статистика, согласно которой избиратели зеленых летают намного чаще других, лукавит, потому что избиратели зеленых имеют образование намного выше среднего и часто занимают должности с окладами куда выше средних, а потому вынуждены часто летать по делам. И все-таки в этом таится, как говаривал Аль Горе, некая неудобная правда.
Есть интересные исследования феномена self-licensing. Например, известно, что избиратели зеленых и левых партий, как правило, меньше жертвуют на благотворительные цели. Поставив правильный крестик в избирательном бюллетене, они, вероятно, полагают, что тем самым исполнили свой долг перед обществом. Точно так же, как «частотник», голосуя за зеленых, говорит себе: «Раз я голосую за зеленых, имею право летать, сколько хочу». Согласно данным статьи в «Джорнал оф экспериментал сошиал сайколеджи», моральное самоодобрение почти автоматически ведет к подрыву ценностных ориентиров в обычной жизни. Проголосовав за черного президента, белые участники опроса бессознательно считали себя вправе ущемлять черных на их рабочем месте.
Однако политика, признающая своим лейтмотивом экологию, таит в себе гигантский шанс: преодоление старой окопной войны между правыми и левыми. Если экологическое движение сможет пресечь нападки постмодерновых левых и не запутается в тоталитарных экспериментах, там, где прежде возвышались непреодолимые стены, возникнут умиротворенные биотопы. У консерваторов и зеленых больше общего, чем до сих пор признавали те и другие. Например, тех и других ужасают безудержное потребление и технизация. Собственно говоря, различие здесь, скорее, в нюансах. Зеленые с левым уклоном привержены идее воспитания народа, коллективизму, у них в голове всегда маячит высокая политика, поэтому во имя великой цели они готовы простить себе личные отклонения от идеала. Консерваторов пугает всякий коллективизм. Они склонны ставить на первый план индивидуальную ответственность, личное поведение, в частности сознательную умеренность.
Уже в те годы, когда немецкие зеленые только начинали свою работу, на примере таких личностей как Герберт Груль, можно было заметить сходство зеленого и консервативного мышления. Идеологический разброс участников движения был очень широк. Груль опирался на традиционные ценности патриотизма и регионализма, гамбургские и берлинские анархисты захватывали пустующие дома, а Рудольф Баро, к примеру, верил в сильное социалистическое государство. Хотя хорошо знал, что социализм, ориентированный на всеобщее благополучие и рост производства, коль скоро он вовлечен в рыночную экономику, никак не сочетается с зеленым мышлением. Почему? Потому что экология, как утверждает один из французских правых философ Ален де Бенуа, по самой своей сути маркирует конец идеологии прогресса. Бенуа утверждает, что экология — одно из немногих движений, дерзнувших фронтально атаковать рыночную идеологию и подрывать производственный идеал современного капитализма. Экология, по мысли Бенуа, наводит мост над старой пропастью между правыми и левыми. Она ориентируется на «ценностный консерватизм», на сохранение окружающей среды, отрицает либеральный грабительский капитализм, как и марксистскую «веру в Прометея», и все-таки она революционна в своих масштабах и своих намерениях.
Признаюсь, я, конечно, не эксперт по затронутым выше вопросам. Я с самого начала подчеркнул, что мой авторитет непререкаем, только когда дело касается цвета носков. Но и экспертам в общем-то не всегда стоит доверять. Эксперт — это тот, кто остановил мышление, ибо думает, что уже знает все, говаривал Фрэнк Ллойд Райт. Впрочем, не нужно быть экспертом или даже страстным любителем природы, чтобы видеть, что в природе происходят отнюдь не безобидные изменения. Не нужно обладать проницательностью эксперта, чтобы признать: всем пора затянуть пояса и осмыслить наконец, что мы натворили. Не нужно быть экспертом, чтобы с некоторым раздражением наблюдать, что в регионах, которые в прежние десятилетия считались неблагополучными, люди находят привлекательным как раз тот, ориентированный на потребление, образ жизни, который мы стремимся преодолеть.
Я писал эту книгу в надежде убедить читателя, что можно и должно сформировать более вдумчивое отношение к вопросам экологии, что есть способы проявить наше внимание к природе. Я сознательно употребляю здесь это слово, так как оно ассоциируется с доской объявлений на биорынках. И выражается внимание не только в раздельном сборе мусора, но и в том, чтобы осознавать результаты собственных действий, а принимая решения о защите климата, по возможности, не лгать самим себе.
В идеальном случае вы поймете, что сбережение ресурсов не каприз, не ограничение, а удовольствие высшего порядка. В конце концов, экология имеет эстетическую компоненту. Мотовство, эксплуатация, эксцесс всегда отвратительны, тогда как красота всегда знает меру. Экология тяготеет к обозримости, первичности, органичности, многогранности, и уже поэтому она эстетична.
Еще один секрет: человеческий порок — будь то алчность, ненасытность или наркомания — всегда выступает под маской красивой жизни. Речь о том, чтобы разоблачить ложный тезис: «Иметь все и сразу — вот счастье!» и признать чувство меры изюминкой жизни. Ведь для того чтобы стать гурманом, нужно уметь улавливать момент сытости. Умеренность и наслаждение включают отказ. С точки зрения знатоков, отказ для того и существует, чтобы усилить наслаждение вещами. «Рисовать — значит исключать лишнее», — говорит художник Макс Либерман. «И жить тоже означает исключать лишнее», — говорит упомянутая выше Ханна-Барбара Герл-Фальковиц. Нужно, требует мой любимый философ, освободить жизнь от страха, что тебя в чем-то ущемят и урежут. Она предпочитает воспринимать свою жизнь не как унаследованное имущество, но как
