«...Ира, когда вернулась домой, много рассказывала о том, как жила в приютах. Она была недовольна этой жизнью. Сказала, что попалась на рекламу, считала, что там будет действительно так хорошо, как обещали... Живешь, мол, сам себе хозяин: никто не зудит, не говорит, что хорошо, что плохо. Квартира - своя, денег дают на еду и развлечения. Хочешь - учись, хочешь - работай. А можешь, мол, и вообще ничего не делать. Разве трудно соблазнить таким заманчивым предложением юное сердце?..
А на деле? Одна большая ложь. И попытки всеми способами не допустить возвращения "реквизированного" ребенка в семью...»
БИЗНЕС НА «РЕКВИЗИРОВАННЫХ» ДЕТЯХ
Кстати, впоследствии выяснилось, что опекаемая государством девочка какое-то время числилась работающей в некоей фирме, где и заработала, согласно данным налоговой инспекции, 7000 гульденов (более трех тысяч евро); но ни об этой якобы работе, ни о начисленной за нее зарплате сама Ира никакого понятия не имела. И по-видимому чуточку повзрослев (ей теперь исполнилось 15), начала разочаровываться в своих преждевременных порывах к независимой жизни, тем более что вроде бы обещанное ей опекуншей переселение из приюта в «самостоятельное жилье» так и осталось нереализованным. В конце апреля Ирина наконец-то звонит отцу (почему-то именно ему, строгому моралисту и «гонителю» косметики, а не матери с братом).
«На следующий день она пришла ко мне домой - и мы долго разговаривали. Она сама выглядела испуганной, чего- то боялась, казалась какой-то издерганной. А я в гостиной - она не к матери домой пришла, а ко мне - уже поставил игровые автоматы, бильярд, купил ей даже говорящего попугая и успел его за это время научить говорить имя дочки - Ира. Только бы ей понравилось! Чтобы могла отключиться от пережитого, чтобы могла вернуться в какую-то нормальную, реальную жизнь.
В тот вечер ей необходимо было вернуться назад, но через небольшой промежуток времени она просто вернулась и стала жить у меня.
После этого тут же последовал телефонный звонок - и ей в трубку стали кричать: "Что же ты наделала, что же ты наделала!.. Как ты себя ведешь? Что ты нам обещала?" Дочь бросила трубку...»
При этом покинувшая приют Ирина юридически все еще числилась под попечительством и опекой государственных органов. И только через полтора месяца очередной (и уже последний) суд отменил опекунство. Сама Ира на суд не пришла, ограничившись письмом с твердо выраженным желанием жить дома. Доводы все той же комиссии по делам несовершеннолетних, сводившиеся к тому, что «у девочки и у родителей разные взгляды, и Ирина доме подвергается опасности», были судьей отвергнуты.
Все вроде бы обошлось хорошо, но определенные проблемы оставались. Например, некоторые роттердамские школы под разными предлогами отказались принять к себе девочку, хотя по закону и не имеют такого права. «Потому что, - пишет Г. Пастернак, - тот, кто побывал в комиссии, становится будто бы зачумленным, будто после тюрьмы. На нем стоит клеймо». И кроме того, по мнению любящего отца, - девочка долго выглядела запуганной.
В школу Иру все же взяли, среднее образование она получила. О высшей школе речи, правда, теперь уже не было - Г. Пастернак с горечью пишет об упущенных дочерью (за восемь месяцев вне семьи) возможностях. После окончания школы девушка работала ассистентом зубного врача, потом помощником бухгалтера. Позднее встретила «на фитнесе» голландского юношу, с которым и поселилась в съемном доме в пригороде Роттердама («оба работают»). А Григорий Пастернак тем временем продолжал свою борьбу с голландской ювенальной системой и, по его же оценке, - со всей бюрократической машиной «королевства процветающего либерализма».
«КОРОЛЕВСТВО ПРОЦВЕТАЮЩЕГО ЛИБЕРАЛИЗМА»
«История эта сильно влияла на мои нервы, нервы бывшей жены, нервы дочери. После этих издевательств отношения в семье хоть и наладились более или менее, но того, что было раньше, все равно уже не вернешь. И я решил отстаивать свои попранные права, достоинство и честь во всех возможных судах, вплоть до Европейского суда по правам человека».
Вероятно, многим из нас в России подобная аргументация покажется несколько «избыточной» (в конце концов, согласитесь, «то, что было раньше», не возвращается в принципе вообще никогда). Кстати, избранный Г. Пастернаком адвокат заранее предупредил своего клиента, что «нам будет очень тяжело что-то доказать против комиссии, а доказать, что действовали они неправомерно и преднамеренно, тяжело вдвойне». К тому же, даже в случае успеха, обычные для Голландии суммы денежной компенсации по своей величине сопоставимы с неизбежными процессуальными издержками. Тем не менее Григорий Пастернак довел до суда все свои претензии к комиссии как по существу Ириного дела, так и в связи с конкретными действиями ее сотрудников, их многочисленными ложными (или же неточными) утверждениями. И вот суть иска, предъявленного Григорием и его адвокатом к министерству юстиции, в ведении которого находится комиссия по делам несовершеннолетних:
«Комиссия нанесла семье тяжелые травмы... Эта организация не принимала родителей и их аргументы всерьез, а шла на поводу у подростка... Дочь была в таком возрасте, когда любому подростку хочется неконтролируемой свободы и самостоятельности... Комиссия все делала, исходя исключительно из слов подростка, что противоречит условиям профессиональной помощи. Комиссия в этом вопросе повела себя недобросовестно, опрометчиво и непредусмотрительно. Таким образом, комиссия виновата в случившемся и поэтому обязана возместить нанесенный ущерб...»
«Комиссия воспользовалась своими полномочиями не по назначению и тем самым нанесла серьезный ущерб семье. Можно сказать, что в этом деле было даже злоупотребление властью. Если комиссия действительно считает, что исключительно на основании рассказов несовершеннолетних можно немедленно принимать меры и задействовать те силы, которые были задействованы в данном деле, то комиссия может возбудить дела против всех семей в Голландии, так как в каждой семье бывают разногласия между подрастающими детьми и их родителями. Именно добросовестное расследование фактов и вмешательство исключительно в случае крайней необходимости является обязанностью комиссии. В данном деле не было абсолютно никаких оснований для подобного вмешательства. В вопросе естественных подростковых конфликтов оно ни в коей мере не может быть оправдано».
Голландский суд, однако, проигнорировал аргументы истца, вынеся в июне 2002 года решение не в пользу Г. Пастернака. Тот же судебный результат, почти через два года, имела поданная адвокатом апелляция. После этого Григорий постарался продвинуть свой иск в Страсбургский суд, но дело по формальным поводам не было принято к рассмотрению (сам Пастернак склонен объяснять подобный исход круговой порукой евробюрократов и говорит о предвзятости и даже коррумпированности Евросуда).
«Европейский суд проявляет свою "принципиальность" лишь тогда, когда дело касается стран, не входящих в "тусовку", в тесный круг повязанных между собой коррупционеров. Если бы я подавал иск не против старых, добрых Нидерландов, а против России, скажем, мое заявление, как бы оно оформлено ни было, непременно было бы принято к рассмотрению. Я давным-давно выиграл бы дело, разумеется, и получил бы компенсацию материального ущерба и значительное возмещение ущерба морального. И Европа раструбила бы об этой победе демократии по всем газеткам и телеканалам.
Но я "выбрал" не того соперника. Я посмел поднять руку на священную корову европейской демократии... И шансов, как я теперь понимаю, у меня не было изначально».
КРУГОВАЯ ПОРУКА ЧИНОВНИКОВ
Неудачей закончились и многолетние попытки автора и членов его семьи разобраться с историей о незаконном использовании в 1999 году индивидуального налогового номера Иры (те самые 7000 гульденов, «которые на самом деле получил кто-то другой»), И тогда Григорий Пастернак «почувствовал себя обязанным поведать миру о беззакониях в стране, которая гордится достижениями демократии». Он начинает писать книгу, значительную часть которой составят документы - письма в разнообразные инстанции самого автора, членов его семьи, его знакомых, полученные ими ответы, отрывки из дневников, в которых Ольга и Григорий по дням фиксировали все перипетии дела, представленный в суд рапорт противной стороны, газетную статью голландской журналистки. В конце этой «документальной повести» Г. Пастернак так формулирует свои, выстраданные за 8 лет борьбы с «инстанциями», убеждения:
«...Против обычной семьи, против простого человека - голландца, русского, американца, француза, израильтянина - в полный рост встает вся армия коррумпированных чиновников, повязанных круговой порукой, вся государственная машина...
Едва ли не главный вопрос: почему они с нами это делают? Зачем они родителей лишают детей, а ребенка - детства?
