Евгений Додолев - Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы

Ведя дело Чурбанова, Миртов в течение трех дней работал с Гдляном и Ивановым, которые в то время занимались «узбеками». Пересеклись по взяткам. О своих напарниках Вячеслав Рафаэлович вспоминает так:

— Мужики крепкие, крутые. Спуску не давали. Разговаривали с Чурбановым не как с первым замом министра. Он тогда на очных ставках все отвергал. Причем потом сменил тактику, заявил — давят.

Николай Вениаминович Иванов допустил тогда непростительный промах, сказав: «Чурбанов, твой тесть маразматик». Тот замкнулся и никого больше не хотел слушать. Чурбанов Брежнева папой называл, с глубочайшим уважением относился. Поосторожнее надо было. Так с Юрием Михайловичем не проходит. Кончилось отводом и Гдляна, и Иванова.

Сейчас Юрий Михайлович поддерживает отношения в основном с братом Гариком, который примерно раз в полгода ездит в колонию, привозит самое необходимое. Галина Леонидовна часто жалуется: «Гарик (брат Чурбанова. — Е. Д.) наведывается, просит — помогите, у вас же все есть по нынешним временам, копчености, сладости. А где я ему возьму? Сама в очередях стою. За самогоном — и то в Домодедово езжу».

Четырехкомнатная квартира, на которую Юрий имел полное право и, наверно, в которую рассчитывает вернуться после амнистии, разменена с детьми от брака Галины с Милаевым. Да и супруга не очень-то жаждет встречи.

Узбекский суд пересмотрел приговор Верховного суда Союза (теперь России) в отношении «подельников» Чурбанова и прекратил дело за отсутствием состава преступления. Худайбердыев, бывший премьер-министр УзССР, и иже с ним переведены в родную республику и уже находятся на свободе. А Чурбанов по-прежнему в Нижнем Тагиле. Остался еще Бегельман, бывший замминистра внутренних дел Узбекской ССР, который получил большой срок за правдивые показания.

— Вячеслав Рафаэлович, а почему же Бегельмана не перевели? — задаю я наивный вопрос, уже догадываясь, как мне ответят.

— Узбекам он не нужен. Фамилия не узбекская.

— А-а.

Брежневский Nissan President, проданный Галиной церковным вельможам, куплен Борисом Лахметкиным. Продавался на 3-м Всероссийском салоне редких и экзотических автомобилей за 160 000 долларов.

Юрий Михайлович Чурбанов освобожден условно-досрочно. Ему помог неизвестный, но добросовестный адвокат из Нижнего Тагила Владимир Галофеев, который «взялся составить необходимые бумаги, поехал в Верховный суд, встретился с представителями совета ветеранов внутренних войск», организовал письмо тогдашнему президенту Ельцину. А на процессе был у видного подсудимого адвокат не очень компетентный. Зато распиаренный. Чурбанов вспоминал после своего освобождения:

— Тем адвокатам, которых предлагал я, было отказано следственной группой Гдляна. Миртов — один из следователей группы — порекомендовал моему брату Андрея Макарова. Времени до суда оставалось мало, и я согласился. Я поверил в него при личном знакомстве. Оказалось, что он работал в МВД. Думаю, вроде бы наш брат, поможет. Макаров сделал то, что от него требовалось. Он находился под давлением и контролем. Поэтому от его адвокатского мастерства на процессе почти ничего не зависело. Наши контакты оборвались сразу после вынесения приговора 30 декабря 1987 года. Из колонии я ему послал несколько поздравительных открыток. Надеялся, что он откликнется, продолжит свои адвокатские функции. Ничего подобного. Макаров тоже был озабочен карьерой. Он участвовал в процессе, и это естественно, только как адвокат, но не как человек.

28 мая Российская армия покидает базу в Азербайджане, а оставленное в Гянджи оружие захватывают бойцы полковника Сурета Гусейнова. 4 июня правительственные войска начинают операцию «Тайфун» по разоружению мятежного полковника, которая обернулась поражением и гибелью людей. В начале сентября Гейдар Алиев прилетел в Москву, для встречи с Ельциным, позиционировав свой визит как «исправление ошибок, допущенных прежним руководством республики во взаимоотношениях с Россией». В том же месяце в Нахичевани вновь вспыхнули бои. Иранские войска в целях охраны «совместно управляемых» дамб на реке Араке и создания нескольких лагерей для азербайджанских беженцев перешли границу Азербайджана в районе Нахичевани, что вызвало резкую реакцию со стороны России. 3 октября прошли президентские выборы, победу на которых одержал Алиев, набрав 98,8 % голосов.

Банкир Александр Леонидович Мамут встретил, согласно официальной семейной версии, на улице Надежду Викторовну Лямину, которая училась с ним в школе классом младше. Будущий миллиардер признался, что «любит ее еще с детства». Оба были в браке, но развелись. А школьная любовь Мамута была замужем за своим ровесником Андреем Юрьевичем Брежневым, племянником Галины Леонидовны, внуком Леонида Ильича. Двое правнуков генсека — Леонид и Дмитрий воспитывались бизнесменом. У них появился брат Николай.

Бывший Главный военный прокурор СССР Александр Филиппович Катусев оформлен генеральным директором фирмы «Альфа-турс» для крышевания бизнесменов вместе со своим другом Владиславом Алексеевичем Ачаловым, бывшим командующим ВДВ и заместителем министра обороны СССР. Учредителем «Альфа-турс» был Георгий Седов, известный сотрудникам московского РУБОП как Гога. В том же 1993 году против Седова возбуждено уголовное дело по обвинению в мошенничестве. И в этом же году от сердечного приступа умер старший сын Катусева.

Что касается Ачалова, то, по версии Игоря Бунича, генерал претендовал на роль военного диктатора страны: «У Ачалова был собственный план, который он даже в принципе не желал согласовывать с «президентом» Руцким, которого презирал не меньше, чем Хасбулатова. План заключался в быстром захвате Кремля, Генштаба, ГРУ и государственного телевидения. Далее должен был следовать арест Руцкого и Хасбулатова, проведение через остатки Верховного Совета (или без него) закона о чрезвычайном положении с «временной» передачей ему, Ачалову, диктаторских полномочий. А далее, как ему казалось, все уже было бы делом техники. Все, вплоть до воссоздания Варшавского пакта и Берлинской стены».

9 августа дочь Виктория приехала к Галине Леонидовне с психиатром. После двухнедельного запоя Галина Брежнева-Милаева чувствовала себя не очень хорошо. Плохо (после вечерних посиделок). Оформили документацию и отправили дочь генсека на так называемую «Канатчикову дачу», что с 1922 года называлась больницей имени П. П. Кащенко в честь главного врача, работавшего в больнице на протяжении четырех лет, а в тот год, когда туда привезли «принцессу СССР», учреждению вернули прежнее название — имени Н. А. Алексеева.

А потом Галина стала пациенткой психиатрической больницы № 2 имени О. Кербикова, где ее разместили в общей двенадцатиместной палате. Поскольку у знаменитой пациентки был еще и диагноз «цирроз печени», ей на кухне готовили протертые супы. Никакой икры и балыков. По праздникам — диетический омлет, и вовсе не из яиц перепелки.

Об обстоятельствах, вынудивших Викторию упрятать мать в лечебницу, внучка генсека спустя без малого 10 лет поведала спецкору Олегу Гончарову:

— Легкость, с которой разрушалась страна и ломались судьбы хорошо знакомых людей, окончательно выбила почву из-под ног моей мамы. Она стала пить беспробудно. В то время мы жили в разных квартирах элитного дома на улице Щусева (ныне Гранатный переулок. — Авт.). Денег стало не хватать, и нам пришлось обменять мамину 5-комнатную квартиру на меньшую этажом ниже. Кстати, обменялись мы тогда с Александром Мамутом (напомню, что миллиардер был женат вторым браком на Надежде Викторовне Брежневой-Ляминой и усыновил двух племянников Галины Леонидовны. — Е. Д.). Затем и эту квартиру разменяли с доплатой на «двушку» в доме на улице Алексея Толстого. Там поселилась мама. А я жила в другом месте. И тут началось! Каждый день она звонила мне пьяная и жаловалась, что ее обокрали собутыльники. Я шла к ней, покупала продукты и давала немного денег. Наутро все повторялось снова. У нее в квартире я всегда заставала каких-то бомжей и алкоголиков. Они валялись на полу на кухне, на диване в комнате. Выгнать их было невозможно: мать тут же вставала на их защиту и орала на меня. Хотя не помнила, а порой и не знала даже имен своих собутыльников. У меня начались проблемы с соседями. Дом на ул. Алексея Толстого тоже считался элитным, и его жильцы не привыкли мириться с пьяными дебошами. Однажды утром мне позвонил староста дома и срочно вызвал к маме. Перешагнув порог подъезда, я сразу поняла, что разговор будет серьезным и последним. На лестничных клетках толпились жильцы, внизу стояла милиция. Шум, гам, весь пол в осколках. Оказалось, что мамины собутыльники, выбираясь утром из дома, выбили стекла из дверей подъезда. Кто-то позвонил в отделение, и милиция задержала алкашей. Соседи тут же предъявили ультиматум: или я принимаю радикальные меры, или они подают коллективное прошение о лишении мамы прописки, выселении и конфискации квартиры. Я поняла, что терпение их кончилось и надо что-то делать. До этого случая я десятки раз привозила ее на лечение в ЦКБ. И в терапевтическое отделение, и в отделение функциональной неврологии. Но она удирала оттуда без вещей, а когда ее возвращали, то прямо заявляла врачам: «Я все равно буду пить». Я понимала, что рано или поздно ее просто убьют по пьяному делу собутыльники. И потому решилась на единственный шаг, который мог продлить маме жизнь и спасти ее от позорной смерти. Надеялась, что хороший уход позволит ей нормально дожить свой век. Однажды я застала мать в платяном шкафу, из которого она не могла выбраться. К старости мама стала грузной. Упав однажды на дверцу шкафа, она проломила ее, свалилась внутрь и барахталась в одежде, пока я не пришла. Короче, отлучить ее от спиртного мог лишь режим психушки.