Как и на любом фестивале, спектакли были «хорошими и разными», но не было среди них ни одного, где не привлекала бы внимания, не задевала бы та или иная актёрская работа – очевидное свидетельство того, что таланты в нашей стране пока ещё не истаяли и не иссякли. Конечно, идеально совпадение, когда и драматургический материал, и режиссура, и сценография, и актёрское мастерство существуют в таком неразрывном единстве, что спектакль захватывает в свою власть и не отпускает ещё долгое время после окончания. Такой спектакль на фестивале был, пожалуй, один – «Последний срок» Валентина Распутина в постановке Геннадия Шапошникова (Иркутский академический драматический театр им. Н.П. Охлопкова). Здесь сошлось абсолютно всё: почти на расстоянии вытянутой руки от зрителей (зрительские ряды установлены прямо на сцене) жили, страдали, пили и плакали герои распутинской повести, а на кровати лежала умирающая старуха Анна (Н. Королёва), которую держало на этом свете лишь ожидание младшей дочери, Танчоры, так и не приехавшей попрощаться с матерью. Актриса проживала свою роль так подлинно, достоверно, глубинно, что ни на миг не возникало ощущение фальши. Её удивительное самопогружение в те мгновения, когда действие переключалось на других, не давало оторвать взгляда от лица Натальи Королёвой, словно осознавшей скоротечность жизни и не понимающей только одного: куда же она девается?
Геннадий Шапошников поставил пронзительный спектакль о самом, наверное, главном – таинстве смерти, непостижимом, жестоком и таком обыденном. И почти все артисты, занятые в «Последнем сроке», существовали естественно и очень сильно. Потому и оказалось так, что жюри отметило практически все актёрские работы разными премиями.
Интересным был и чеховский «Дядя Ваня», поставленный Валерием Саркисовым в Нижегородском академическом театре драмы им. М. Горького. Премией был отмечен не только Анатолий Фирстов, сыгравший Войницкого, но и другие артисты, хотя в целом спектакль, на мой взгляд, напоминал лоскутное одеяло, где какие-то кусочки были подобраны со вкусом и любовью, а какие-то – пришиты наспех и необдуманно.
То же можно сказать и о «Короле Лире» Шекспира Владимирского драматического театра (постановка Линаса Зайкаускаса). Традиционная литовская режиссура, соединённая с традиционным русским психологическим театром, дала любопытные, но чересчур экзотические плоды. Хотя нельзя было не отметить работы Николая Горозхова (Лир), Богдана Тартаковского (Эдгар), Михаила Асафова (Глостер) и совсем молодых Анны Лузгиной (Регана) и Владимира Кузнецова (Эдмунд), получивших специальный приз «Надежда Союза», учреждённый Тамбовским отделением Союза театральных деятелей для молодых артистов.
И в довольно слабых по режиссуре спектаклях «Нахлебник» И.С. Тургенева (Краснодарский академический театр драмы им. М. Горького) и «Марья» А. Кудрявцева (Тамбовский государственный драматический театр) были интересные актёрские работы. И «Пиковая дама» А.С. Пушкина, привезённая Казанским русским БДТ им. В.И. Качалова, явно заинтересовала публику яркой, гротесковой игрой Светланы Романовой (Графиня), несмотря на то что этот спектакль Александра Славутского идёт уже много лет и я, например, предпочла бы увидеть что-то из более новых его работ…
Театральный фестиваль им. Н.Х. Рыбакова в Тамбове – явление крупное и нужное. Он даёт возможность установить на театральной карте России ещё одну точку, которую, судя по количеству зрителей и по их невымышленному интересу к фестивалю, можно смело называть театральным городом.
Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ, ТАМБОВ–МОСКВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Общество
Убить Сократа
ЭХО ПОЛЕМИКИ: «ОБАЯНИЕ ЗЛА? ИЛИ–БЕССИЛИЕ ДОБРА?»
Мы здесь, на Сахалине, любим слушать заезжих профессоров, гостей заморских (у нас на острове все гости – заморские). Несметное число раз бывал у нас Андрей Кураев (после его лекций студент-кришнаит, восторженный романтик Женя, принял обряд крещения). А не так давно перед нами выступал живой (!) софист, в прекрасно выстроенной лекции доказывавший, что НОРМЫ и ЦЕННОСТИ полностью определяются временем и его потребностями. В финале лекции («Есть ли вопросы?») с заднего ряда один из молодых людей поднял руку, встал и спросил:
– А как же вечные ценности?
Профессор спокойно ответил:
– Вечных ценностей не существует.
Мне кажется, виртуально Сократ был на этой лекции убит наповал – и столь же виртуально поднялся – вместе с поднятой рукой студента. Потому что вечные ценности не требуют доказательств, они требуют, чтобы о них помнили.
Последнее время я всё чаще спрашиваю себя: почему Дарвин решил, что человек – это прогрессирующая обезьяна? Почему не построена теория, по которой обезьяна – это деградирующий человек? Возьмите любое полезное растение, лишите его условий культивирования – и оно выродится, обратится в дичок, если не в сорняк. Возьмите человека, лишите его условий духовного бытования – и вы в лучшем случае получите «маугли» (если не оторвёте его от природы!).
Животным давно пора подать на человека в суд за оскорбление. Ни один зверь не страшнее «озверевшего» человека и ни один скот не бывает так безобразен, как человек «оскотинившийся». Звери и скоты животного мира умеют оставаться прекрасными и гармоничными в любых позах и отношениях.
«Зверями» и «скотами» людей делает обездуховлённость. Духовная составляющая человека и есть приоритетная область религии. Религия – хранительница этих высот. Помню, когда-то давно, на заре моей преподавательской деятельности, мне захотелось без суеты, в зимней каникулярной тиши проштудировать диалоги Платона. Читались они с остротой детектива. Речь в большинстве диалогов шла всё о том же: о вечных ценностях, о БЛАГЕ, его природе и соотнесённости со злом. Я то летела, то брела по пескам за извилистой мыслью Сократа – добро то приближалось, то отступало, то снова приближалось… И помню, как посреди глубокой ночи я плакала, дочитав диалог: выяснилось, что для платоновского Сократа БЛАГО в последней инстанции – это Бог. По тогдашним моим понятиям, Сократ в этом диалоге пришёл к нулевому результату: ДОБРО растаяло… ведь Бог – это иллюзия… Встреча с христианством была впереди.
Но оставим пока христианские НОРМЫ и вернёмся к Сократу. Удивлял Сократ народ учёный в «Пире» ещё и тем, что пил на пиру больше всех. Но… не пьянел. Так был он пьяницей или нет, если пил больше всех? Секрет, наверное, какой-нибудь знал, а скорее всего, знал свою норму. Он опоздал на пир, а до его прихода присутствовавшие философы наперебой расхваливали Эрос высокий не в пример Эросу низкому, который годится только для размножения. Пришёл Сократ, неотразимо всех переспорил и окончательно всех уложил последним парадоксом – его спросили, у кого он, такой умный-преумный, уму учился, а он возьми да и скажи: уму и любви его учила женщина. Нормы Сократа были на вырост, а точнее, они были шире временных – с выходом во вневременные.
Христианские НОРМЫ и ЦЕННОСТИ – не столько на вырост, сколько на возврат. К изначальной природе человека. Когда напрямую приходится говорить о Христе («Божественная комедия», «Потерянный рай», «Фауст», «Каин», «Мастер и Маргарита»), я на лекциях даже в незнакомой аудитории не начинаю развивать тему, пока аудитория не вспомнит: что же такое изначальная природа человека?
Пауза бывает продолжительнее затяжного прыжка с парашютом. И ведь обязательно кто-нибудь вспоминает: образ Божий и подобие Божие! И с этой точки зрения булгаковский Иешуа прав: ИЗНАЧАЛЬНО (не со своего дня рождения, а с сотворения предка Адама) все люди добрые.
Внешне формы софистики и сократовской эвристики схожи, только софисты истину хоронят, как иголку в стогу, а Сократ, «повивальная бабка истины», эту иглу из стога извлекает. Эта внешняя схожесть и послужила причиной трагической для Сократа ошибки гениального Аристофана: он в «Облаках» изобразил Сократа лидером софистов, тогда как тот был их оппонентом. Аристофан-демократ в этом конкретном случае выступил как охлократ. Его благое намерение обернулось злом: при его идеологическом участии был невинно убит самый умный человек на земле.
Определением природы зла долго занимался Августин Аврелий Блаженный, который в юности преподавал риторику в школе софистов, пока окончательно от них не отошёл и не обратился к ценностям вечным.
