Савелий Дудаков - Ленинъ как мессия

Я дал прочесть работу нескольким своим близким друзьям. Вот эти «избранные»: профессор Иерусалимского университета, заведующий кафедрой славистики Самуил Шварцбанд, кинорежиссер Михаил Калик («До свиданья мальчики», «Человек идет за солнцем»), доктор Владимир Давыдович Свирский – литературовед и писатель, профессор Эдуард Шифрин, медик с мировым именем, профессор Арон Яковлевич Черняк – историк, библиограф, ученик Зайончковского, доктор, историк Юрий Миллер – специалист по информатике и… спорту, доктора медицинских наук Черняховские: Инна Юрьевна (вдова академика Зельдовича) и её сын Юрий Давыдович, доктор медицинских наук Норман Сыркин, художник-монументалист Лев Сыркин, экономист Лора Сыркина, писательница и переводчица Майя Улановская; доктор Валентина Дагмарова, специалист по русской литературе, профессор Илья Захарович Серман, специалист по русской литературе, инженер-изобретатель Иосиф Ольшанецкий, известный поэт Евгений Минин, кстати, редактор данной книги, профессор Соломон Абрамович Могилевский – историк, специалист по Ближнему Востоку и… 2-му Интернационалу, доктор исторических наук Мэра Наумовна Свердлова, знаток общей истории, историк Александр Ярошевский, одно время занимавшийся биографией Ленина и другие.

Ну и, конечно, первым моим читателем была моя верная спутница доктор Инна Иосифовна Дудакова – первый и нелицеприятный критик.

Их регалии я дал, чтобы указать, что это не просто читатели, а Читатели с большой буквы. Нa мякине их не проведешь. Четверо из вышеперечисленных:

Улановская, Серман, Калик и Свирский прошли советские лагеря, остальные вполне «тертые» советской властью. Почти все – сионисты 60-70-х годов. Ни у кого не было иллюзий.

Получилась такая картина.

Михаил Калик: «Савва, ты пишешь увлекательно и я не смею спорить с фактами. Но не это главное: главное то, что из каждый твоей строчки видно искреннее восхищение личностью: для меня не приемлемо!»

Безоговорочно восприняли Свирский, Черняховские, Черняк, Сыркины. Остальные с оговорками признали необычность изложения и удивительный подбор фактов. В этом отношении профессор Соломон Абрамович Могилевский, работник еще с довоенным партийным стажем, и доктор Мэра Наумовна Свердлова, были удивлены не только «раритетами» фактов, но и тем, что о многом они впервые слышали. Это знаменательно. И это оправдывает название «Неизвестный знакомец». Но и это их не примирило с Вождем.

Поэт Евгений Минин, человек эмоциональный, отметил беспристрастность автора, что, по его мнению, встречается чрезвычайно редко в книгах подобного плана.

Я тебе уже рассказывал, что доклад по своей работе я читал на международной конференции в Иерусалимском университете по теме «Мессианские идеи в иудейской и славянской культурах». На мой доклад сбежались почти все участники съезда и многие посторонние.

На докладе присутствовал Толя Рубашев, старинный ленинградский друг, который на дух не воспринял мою работу, что с кротостью я принял. Так вот, Рубашев сказал, что после первых же моих слов, между залом и мною опустился прозрачный непроницаемый занавес.

Зал слушал меня почти в полном враждебном молчании за исключением одного случая, когда некий «грамотей» вдруг напал на мое заявление о почти 90% неграмотности дореволюционного российского населения. Он еще ляпнул что-то о «благодатных реформах Столыпина». Я растерялся: отвечать «специалисту» у меня не было сил.

Страшная опустошенность. Выручил внезапно поднявшийся Володя Бар-Села (Назаров – лингвист, историк и литературовед, доказавший невозможность написания «Тихого Дона» Шолоховым), указав неучу, что понятие «грамотности» в дореволюционной России совсем не то, о чем думают наши современники: человек, умевший подписываться своим именем, но не умеющий читать – уже считался грамотеем. (Кстати, каждый может проверить цифры образованности дореволюционной России в словаре Брокгауза и Ефрона в старом и новом изданиях.) Во время перерыва совершенно растерзанный я вышел в фойе. На диване сидел профессор из Прибалтики, человек пожилой, из русской эмигрантской семьи, жившей между двумя войнами в Латвии.

Жестом указал место рядом с собой и спросил: «Савва, очень расстроились?». «Очень», – отвечал я со слезою в голосе. «Успокойтесь. Люди – рабы сегодняшнего момента, люди с короткой памятью, И после двадцатилетия полного забрызгивания грязью бывшего кумира – что же вы хотели услышать? Но, будьте покойны: через 30 лет, то о чем вы писали станет аксиомой. Это не значит, что я хотел бы согласиться с вами – не могу! Долгих лет вам». Профессор легко поднял свое грузное тело с низкого дивана, пожал мне руку и мы расстались…

В свете всего этого я вспомнил одну вещь, которую может быть и ты вспомнишь. Это слова Суслова о романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». 30 лет все же не 300.., Я отказался вносить в текст «почти» личные воспоминания. Дело в том, что лет 25 тому назад в Осло я познакомился со вдовой великого пианиста Исайи Добровейна – Марией Альфредовной. Как известно, Ленин слушал в исполнении Добровейна «Аппассионату»

Бетховена и откомментировал музыку.

Вдова рассказала об этом несколько более подробнее и отлично от советского канона. Кстати, Ленин неоднократно слушал Добровейна, а впервые ещё до революции в 1912 году, в Париже, (см. М. А. Добровейн «На рубеже двух эпох», М., 2001, примеч. 98 с. 177).

Мой «потенциальный» (точнее – импотенциальный) московский издатель – наотрез отказался от публикации Ленина.

Пожалуй, в свой текст ничего добавлять не буду: оставлю, как есть. Хотя соблазн велик и жизнь все подкидывает и подкидывает новые «козыри». Остаюсь преданным другом. Твой Савва 23.V.2006 г.

Очерки. М.: Российск. Гуманит. Ун-т, 2003, 542с.

В 2004 году был выпущен Festschrift Dr. Saveliy Dudakov The Hebrew University of Jerusalem Center for Slavic languages and Literatures Edited by W.Moskovich and S.Schwazband посвященный 65-летию автора.

OCR и правка: Евсей Зельдин, сентябрь 2008.