Я не написала ни слова, пока происходило «размежевание». Читатели спрашивали меня, почему я молчу, а я не находила сил, даже чтобы ответить на этот простой вопрос. Теперь я могу это объяснить. Дело в том, что большинство из вас ведет себя как слепцы, у которых не хватает ума понять, что у них что-то не так со зрением. Почему слепцы? Потому что только слепец может верить пропаганде, а не собственным глазам. Почему не хватает ума? Догадайтесь сами.
Когда Израиль пытался построить забор, чтобы отмежеваться от своих смертельных врагов, вы не называли это размежеванием. Вы называли это апартеидом, преступлением против человечности и рядом других совершенно неуместных эпитетов. Но когда Израиль без единого выстрела, без какой бы то ни было пользы для себя сдал врагу свою землю, вы назвали это «размежеванием».
Вы называете израильтянина, живущего в собственной стране, «поселенцем», и этот ярлык позволяет вам оправдать любое преступление, совершенное как арабами, так и израильским правительством против него и его детей. А как вы называете пакистанца или араба, поселившегося в вашей стране с целью превращения ее в максимально возможное подобие своего родного гадюшника?
Вы называете человека, безнадежно пытающегося отстоять родной дом в Газе, не пролив при этом крови, «воинствующим религиозным фанатиком». Но арабов, из поколения в поколение живущих в грязных поселениях в Израиле и вокруг него, вы называете «беженцами», хотя они никогда ни от кого не убегали.
Вы оправдываете сдачу Газы тем, что для защиты каждого ее законого жителя требовалось присутствие нескольких солдат. Вам не пришло в голову винить в этом тех, от кого исходила угроза законным жителям Газы. Вам не пришло в голову потребовать, чтобы солдаты уничтожили эту угрозу и разошлись по домам. Вам не пришло в голову, что враг, который угрожает Израилю, ничуть не меньше угрожает и вам, будь вы евреем, христианином или буддистом, жителем Израиля, Англии, Бельгии или даже Соединенных Штатов.
Вы смотрели по телевизору, как евреев вышвыривали из домов, где они родились и выросли, где они не нарушили ни Божьих законов, ни человеческих, и вам так и не пришло в голову, что, как бы ни исхитрялась пропаганда, то, что происходило у вас на глазах являлось самым настоящим погромом, и то, что он был сделан руками евреев и с одобрения большинства евреев Израиля и Диаспоры, сделало его только хуже. Гораздо хуже.
Вчера арабы сожгли синагоги Газы. Шестьдесят пять лет назад горели синагоги Германии. Ни у евреев за пределами Германии, ни у христиан по всему миру особого беспокойства это не вызвало. Но у вас не хватает ума разглядеть простую параллель между этими событиями.
И потому вы заслуживаете того, что неминуемо вас ожидает.
Почетный караул на Красной площади.
Вот, как отозвался один из моих друзей на мою предыдущую статью, «Глас вопиющего в пустыне»:
Хорошая статья, но я не согласен с твоими взглядами на размежевание. Я думаю, что его результаты самоочевидны: арабы не заботятся о собственном будущем и делают все, что в их силах, чтобы его разрушить. Как сказал какой-то израильский деятель, они никогда не упустят возможности упустить возможность. Теплицы обеспечили бы работой 6500 человек. Они их разрушили. Они разрушили синагоги, хотя вполне могли бы найти применение зданиям. Идиоты!
* * *
Я никогда не забуду мой визит на Красную площадь много лет назад, когда Советский Союз еще казался нерушимым. Из толпы туристов я смотрела на двух часовых, стоящих у мавзолея. Вокруг ходили, шумели, сверкали вспышками люди. Солдаты стояли неподвижно, словно манекены, уставившись друг другу в глаза, как будто загипнотизировав друг друга до полного ступора. Сначала они показались мне одинаковыми, как два Кена без своих Барби на витрине ФАО Шварц, и я почувствовала облегчение, разглядев, что их правильные славянские лица отличаются одно от другого. Когда я увидела, что один из них моргнул, я поняла, что, глядя на них, я забыла дышать.
Вдруг все стали смотреть куда-то влево. Я тоже взглянула туда и увидела трех солдат, медленно, высого задирая прямые ноги, с синхронностью роботов марширующих по направлению к мавзолею. Двое милиционеров почти вежливо, почти без враждебности раздвинули толпу, и троица подошла к мавзолею, не меняя своего размеренного темпа. Как только часы на Спасской башне забили очередной час, новая смена достигла верхней ступеньки короткой лестницы, ведущей к входу в мавзолей. В тот же момент, солдаты, чья смена наконец окончилась, пришли в движение. Двигаясь с механической точностью статуэток, украшающих старинные часы, новая смена поменялась местами со старой. Отслужившие свое солдаты, подчиняясь неслышимой команде, повернулись кругом и, ступая тем же гусиным шагом, двинулись к воротам в кремлевской стене.
На самом деле, я понятия не имею, почему они называют это «гусиный шаг». Гуси шагают совершенно иначе. Мне их маршировка напомнила повторяющиеся попытки сделать нацистский салют ногами.
Когда во время одной из моих поездок в Израиль я обнаружила, что на Храмовую гору пускают посетителей, я решила не упускать случая посмотреть на третью важнейшую святыню ислама. Израильский полицейский вежливо, чуть ли не извиняясь, проверил содержимое моей сумочки и футляра с камерой, одновременно задавая мне обязательные вопросы. Узнав, что я — еврейка из Соединенных Штатов, он поинтересовался, не собираюсь ли я молиться на Храмовой горе. Я заверила его, что не собираюсь. Он многозначительно попросил меня повторить мои заверения. Я повторила, и он меня пропустил.
Будущий террорист.
Когда мой поход на Храмовую гору был уже позади, я поняла, что подсознательно ожидала чего-то похожего на Красную площадь: чужие, затаенно враждебные люди, служащие своему фальшивому богу, тщательно и с огромным вниманием к самым мелким деталям исполняя изощренные, бессмысленные ритуалы. В то же время меня не оставляло ощущение, что становиться на молитву раком было похабней, чем даже делать «хайль Гитлер» ногами. И в том и в другом несомненно присутствовала тайная издевка над идолом, но я не могла понять, до какой степени эта издевка была непреднамеренной. Я видела фотографии молящихся мусульманских толп, сделанные с птичьего полета, на которых ровные ряды стоящих на четвереньках людей выглядели так же не по-людски, как гусиный шаг почетного караула на Красной площади, хотя мусульманские массы, в отличие от кремлевских часовых, были похожи не на роботов, а, скорее, на колонию насекомых. Технология, как вы знаете, плохо сочетается с исламом. С другой стороны, незначительные отклонения от прямых линий обычно легко заметить и в массе согнанных на молитву мусульман и в пчелиных сотах.
На самом деле, то, что я увидела, взойдя по лестнице на Храмовую гору, ничего общего с Красной площадью не имело. Я увидела огромную плоскость, выложенную каменными плитами, над которой возвышались две знаменитые мечети. Тут и там были разбросаны здания помельче. Несколько скрюченных, подагрических олив росли чуть поодаль. По-видимому, эти оливы были расположены в стороне от маршрута, предписанного неверным, потому что, когда я попыталась подойти к одной из них поближе, чтобы сфотографировать, какой-то неприятный человек в штатском, но с пистолетом в висящей у него на поясе кобуре, подбежал ко мне и, схватив за рукав, поволок меня обратно, отчаянно ругаясь при этом по-арабски. Он явно не знал, что человека в принципе невозможно оскорбить на языке, которого он не понимает. Движимая ничем не замутненной ненавистью, я улыбнулась ему так, словно он приглашал меня на медленный танец, и он захлебнулся собственным визгом. Израильские солдаты в полной боевой выкладке, размещенные вдоль края площади, примыкавшего сверху к Стене плача, не проявили к моим приключениям почти никакого интереса, но, тем не менее, их присутствие существенно понизило уровень моего дискомфорта.
Кентавр в мечети.
За исключением израильских солдат, вокруг меня не было абсолютно ничего, что могло бы понизить уровень моего дискомфорта. Место, где я находилась, было откровенно чужим, откровенно враждебным. Как Израиль мог допустить присутствие этой гниющей раны в самом своем сердце — уму непостижимо. Но я ожидала, что это место будет проникнуто враждебностью ко мне. Чего я никак не ожидала, это увидеть грязь на каменных плитах, которыми была вымощена площадь. Я не ожидала увидеть, как ветер гоняет над этими плитами обрывки газет и пластиковых пакетов. Я не ожидала увидеть стаи бродячих кошек, разгуливавших повсюду, словно хозяева Храмовой горы. Я не ожидала увидеть неопрятных стариков, сидящих тут и там на брошенных на землю ковриках; они ели что-то из газетных кульков и бросали объедки на землю, где к ним тут же сбегались и начинали свару кошки.
