Андрей Цыганков - Русофобия: антироссийское лобби в США

Глава 4

«Угнетательница» Чечни и цели США на Кавказе

Один способ понимания проблем России на Кавказе — рассмотрение их как продолжения развала империи, запущенного реформами Михаила Горбачева. Сторонники этой интерпретации на Западе часто исходят из убеждения в том, что не только Советский Союз, но и Россия несет ответственность за угнетение нерусских национальностей и религий, в частности ислама. Россию рассматривают как страну без принципиальных отличий от британской, французской или португальской колониальных империй, а в Чечне видят проявление широкой тенденции к развалу российской империи. Такая трактовка пользуется популярностью в СМИ и академических кругах Запада, видимо, вызывая воспоминания о героическом сопротивлении чеченцев России в XIX веке1. Для многих наблюдателей, придерживающихся левых воззрений, насилие даже оправдано, если оно направлено против англо-саксонских и европейских угнетателей, а также если к нему прибегают для достижения самоопределения, в котором отказывают подданным империй. Для американцев этот довод имеет дополнительный вес, ведь США непосредственно не вовлекались в колониальную политику Запада.

Ярким примером деколонизационного дискурса является книга Тони Вуда, заместителя редактора журнала New Left Review. Вуд выступает за независимость Чечни2. Он приводит документы по истории чеченского сопротивления с начала XIX века и утверждает, что, как это было и в Алжире при французах, важные должности на Северном Кавказе занимали этнические русские, контролировавшие все ключевые политические назначения3. Далее Вуд приводит следующий довод: хотя при советской власти чеченцам не удалось создать собственные институты и элиты, в 90-х годах ситуация в Чечне едва ли характеризовалась большей коррупцией или была хаотичней, чем в других частях бывшего СССР, а потому угрозу исламистского терроризма на Северном Кавказе преувеличивают4. Чеченцам не хватало человечного отношения со стороны России и готовности этой страны договариваться о международном признании независимости Чечни. В результате чеченцы получили войну. Вуд утверждает, что если бы Запад вовремя оказал поддержку требованию независимости Чечни, возможно, удалось бы предотвратить кошмарное военное вмешательство Москвы и попытки экономической изоляции Чечни.

Консервативный вариант тезиса о деколонизации похож на описанную выше трактовку, но консерваторы сильнее подчеркивают «угнетательскую и империалистическую» политическую культуру русского народа, его склонность к угнетению и экспансии и рассматривают колониальные институты как непосредственно воплощение этого империалистического склада мышления. Например, Ричард Пайпс, также сравнивавший Чечню с Алжиром, настаивал на предоставлении Чечне независимости как на единственном способе предотвращения дальнейшего территориального распада России5. Еще резче высказывался Збигнев Бжезинский, возлагавший на «русских» ответственность за то, что чеченцы не имели собственных политических институтов6. Кроме того, Бжезинский считал, что отношение России к чеченцам, другим национальностям, как и национальная политика СССР (а потом и России), в целом после смерти Сталина не претерпели изменений. По словам Анатоля Ливена, «осуждение сталинизма Никитой Хрущевым, реформы Михаила Горбачева, мирный уход СССР из Польши, признание Россией независимости бывших советских республик — всем этим пренебрегли»7. По-видимому, западные геополитики особенно озабочены возможным возрождением российской государственности, якобы эквивалента империи8.

При пристальном изучении обнаруживается, что тезис о деколонизации отстаивать трудно. Подход, предписывающий так называемую нулевую сумму результатов и сводящийся к возможности построить или империю, или полную независимость, не может признать самый главный вызов, с которым сталкивается современное государство. Вызов таков: как устроить меньшинства и гарантировать их права, но при этом не подорвать политическую стабильность и территориальную целостность государства. Как утверждают ученые, международный порядок признает право на выход из состава государства, хотя крайне негативно относится к одностороннему пересмотру границ9. Самоопределение нежизнеспособно, если оно происходит ценой политической нестабильности, развала государства и массовых нарушений прав человека, а совершенно очевидно, в Чечне все это имело место. Еще проблематичней является исходное предположение о культурной несовместимости русских и чеченцев, или, как сформулировал один ученый, «трудно вспомнить или придумать пару других вероятных кандидатов на историческую вражду, чем российское правительство и чеченцы»10.

Иной, продуктивный подход к пониманию России заключается в представлении об отказе от советской модели государства и борьбы за утверждение новых политических и экономических основ российской государственности. Постсоветская Россия — новое государство, поскольку она действует в новых международных условиях, не приемлющих традиционные модели имперского господства. Однако долгая история Российской империи и сложные отношения с нерусскими национальностями делают создание механизма разделения власти в регионе проблемой.

История отношений России с Чечней включает в себя затяжную войну, которую Россия вела в XIX веке за подчинение чеченских тейпов империи, а также организованную Сталиным массовую депортацию чеченцев в Среднюю Азию в 1944 году. Все же было бы ошибкой представлять эти отношения исключительно как историческую конфронтацию11. Например, вопреки сталинистским представлениям большинство чеченцев не сотрудничало с Гитлером во время Второй мировой войны, а на самом деле многие из них отважно сражались на стороне СССР. Российские цари питали к чеченцам достаточное доверие для того, чтобы нанимать их в свою личную охрану, и представители этого народа служили в некоторых отборных частях Советской армии. Многие чеченские интеллектуалы разделяли представления Михаила Горбачева о демократических реформах и мирном сосуществовании разных национальностей в рамках единого советского государства. Общая история отношений русских и чеченцев слишком сложна, и ее вряд ли можно описать как «конфликт цивилизаций» — или, говоря словами бывшего президента Чечни Аслана Масхадова, «войну, продолжающуюся более 400 лет»12.

В годы перестройки, по мнению некоторых чеченцев, идею демократии похитили криминальные элиты и этнические националисты, увидевшие в упадке советского государства возможность сецессии. Этим силам удалось возобладать и навязать чеченскому народу свою политическую программу. Лидер этнических националистов Джохар Дудаев, в прошлом — советский генерал, смог свергнуть Доку Завгаева, тяготевшего к союзу с Россией. Во всем регионе набирал силу сепаратизм, а Горбачев проявлял медлительность и не предлагал сильной, объединяющей альтернативы. Когда в 1991 году Дудаев в одностороннем порядке провозгласил независимость Чечни, новый российский лидер Борис Ельцин игнорировал этот акт, так как сам пришел к власти на основе сецессионистской платформы. Занимаясь подрывом устоев советского государства и отстранением Михаила Горбачева от власти, Ельцин зашел слишком далеко и уже не мог управлять процессом13. В качестве революционера, способствовавшего развалу Советского Союза, Ельцин попросту не мог инициировать процессы примирения и восстановления единого государства. Вместо попыток восстановить государство он за спиной Горбачева плел интригу, направленную на демонтаж единства, и дошел до обещания дать входившим в состав России столько суверенитета, сколько они «могли взять»14. В то же время были посеяны семена сецессии Чечни.