И немудрено, ибо мы имеем перед собой не специализированных дровосеков, а воинскую часть, с одной стороны, и трудовую часть из мобилизованных крестьян, с другой. Большая точность военной организации, большая дисциплинированность, более высокий уровень развития, наконец, роль коммунистических ячеек – все это должно сказаться на результатах труда.
Самое важное для нас – это то, что производительность труда военно-трудовых частей систематически повышается по мере применения некоторых элементарных приемов. Я не говорю о научной организации труда – до нее еще очень далеко, но достаточно деловой, не бюрократической постановки дела, чтобы добиться очень значительных результатов.
Под трудармией мы понимаем применение армии для трудовых задач; но это вовсе не значит, что применяться должна армия в целом, как она есть. Мы с самого начала отдавали себе отчет в том, что применение всего армейского аппарата, крайне громоздкого, для трудовых задач окажется нецелесообразным, и до моей поездки, по поручению ЦК, на Урал, в качестве председателя совтрударма 1-й, в Реввоенсовете было решено, что вопрос о судьбе аппарата 3-й армии, превращенной в 1-ю трудармию, будет зависеть от положения на Кавказском фронте. Это был период временного замешательства, – вскоре мы даже сдали на короткое время Ростов. Если бы наше положение на Кавказе оказалось тяжелым, мы должны были бы перебросить 3-ю армию с открытием весенней навигации по Волге (потому что по железной дороге это было для нас почти неосуществимо), на Царицын – Астрахань. Мы поставили поэтому условием применения армии сохранение в неприкосновенности (до поры до времени) армейского аппарата. Этот последний занимал тем большее место в 3-й армии, что последняя была лишена главных своих воинских частей, переведенных на другие фронты. Отсюда понятно, почему 3-я армия дала на первых порах небольшое количество работников. Передо мною схема этой армии. На 100 % общего числа «едоков», занятых на административно-хозяйственных постах приходится почти 21 %; число людей суточного наряда (караульных и проч., при большом количестве армейских учреждений и складов) – около 16 %; число больных, главным образом тифом, – около 13 %. Отсутствующих по разным причинам – до 25 %. Таким образом, свободная для работы наличность составляла всего 23 %, – это максимум того, что можно было в тот период получить из данной армии. На самом деле работало в первое время около 14 %, главным образом из тех двух крупных воинских единиц, – стрелковой дивизии и кавалерийской, которые только и оставались еще у армии.
При первой возможности, т.-е. сейчас же после нанесения решающего удара Деникину на Кавказском фронте, мы армейский аппарат расформировали, передав обе дивизии Уральскому окружному военному комиссариату. Территорию Уральского округа мы несколько изменили в соответствии с хозяйственными потребностями Урала. И в дальнейшем мы при первой возможности будем поступать так же, т.-е. будем расформировывать армейские аппараты, выделяя из них ячейки, которые необходимы как органы трудового управления, как подсобный аппарат округа или областного центра. Под трудовой армией не нужно, стало быть, понимать перенесение на фронт труда армейского аппарата в целом. На этой почве уже происходят недоразумения. Тов. Гусев обвинял ЦК в том, что мы как будто отказываемся от трудармии – на том основании, что в резолюции ЦК говорится о необходимости, где возможно, заменять армейский аппарат более экономным аппаратом для трудового управления воинскими частями.
У нас сейчас действует уже ряд трудовых армий – 1-я, Петроградская, Украинская, Кавказская, Южно-Заволжская, Запасная, – последняя дала, как известно, значительное повышение провозоспособности Казанбургской дороги. И везде, где сколько-нибудь разумно был проделан опыт применения воинских частей для трудовых задач, результаты показали, что при рабоче-крестьянском государстве это путь безусловно правильный.
Что касается распределения военно-трудовых сил с точки зрения хозяйственных задач, то здесь в общем и целом можно установить соответствие с общим хозяйственным планом, о котором я говорил вначале: 35 % трудармейцев применяется для транспортных задач, около 30 % – для продовольственных, около 20 % – для промышленности, тоже в значительной мере связанной с транспортом, около 10 % – для земледельческих и около 5 % – на всякие другие задачи.
Чисто трудовые мобилизации представляют еще крайне мало обследованную область; продвигаться по ней нужно тщательно зондируя почву. Во всяком случае мы должны стремиться к тому, чтоб мобилизовать минимальное количество крестьянских рабочих сил, заменяя, где только возможно, мобилизацию – как правильно указывается в статье тов. Преображенского[88] в «Правде», трудовой разверсткой, трудовым нарядом, т.-е. обязывая волости и села на поставку определенного количества дров, на организацию гужевого транспорта и т. д. После выполнения этих задач соответственные волости и села на известный период освобождаются от трудовой повинности. Это фактически широко практикуется всюду. Но этот способ все же не разрешает вопроса о мобилизации рабочей силы. На Урале, например, населенность волости не соответствует, а находится скорее в обратном отношении к размеру лесного фронта, что заставляло при капиталистическом строе «задалживать» крестьян отдаленных волостей и уездов, чтоб в известное время года перебрасывать их в лесные места, поближе к заводам. Система «задалживания» уступила теперь место трудовой мобилизации. Задача заготовки древесного угля на Урале может быть разрешена, наряду со многими другими задачами, только на основе правильной организации трудовой повинности. Наш Главный комитет по трудовой повинности находится по отношению к этой области в таком же положении, в каком мы находились два года назад по отношению к Красной Армии: приходится еще только нащупывать почву, делать опыты и присматриваться. На местах уже накопился немаловажный опыт. Объединить этот опыт и обобщить его – есть дело исключительной важности. Главный комитет по трудовой повинности должен использовать всех работников настоящего съезда, которым есть что сказать по части проведения трудовой повинности. Необходимо в наш Главный комитет по трудовой повинности включить некоторое количество практиков с мест, дабы работа не выродилась в канцелярщину; с той же целью необходимо некоторых членов комитета послать на места. Руководящие линии ясны. Только тщательнейшая и детальнейшая проверка на опыте избавит нас от грубых и тяжелых ошибок, которые могли бы самым тяжким образом отразиться на работе.
V. От централизма трестов к социалистическому централизму
В своей работе на Урале я тверже, чем когда бы то ни было, убедился в том, что вопрос о волоките и бюрократизме в области нашего хозяйства не сводится вовсе к борьбе с отдельными бюрократами, с бюрократическими навыками каких-либо спецов и пр. – такое представление, довольно широко распространенное, крайне поверхностно. Каждый и всякий охотно готов подмахнуть резолюцию о борьбе с волокитой и бюрократизмом. Эта «борьба» приняла по этому довольно-таки бюрократический и волокитный характер. На самом деле беда заключается в том, что бюрократизм и волокита заложены в самую структуру наших хозяйственных учреждений. Как в области организации труда мы находимся в переходной стадии и применяем методы, которые должны рабочего отучить от навыков и приемов свободного рынка и приучить к применению его силы для планового хозяйства, так и в области организации самого производства конструкция наших хозяйственных органов еще носит на себе все черты переходного периода.
Наша промышленность сгруппирована в 53 главках или центрах,[89] которые соединены в 8 – 9 отделах. Эти главки и центры выросли из синдикатов и трестов буржуазно-капиталистической промышленности.[90] Они были расширены, видоизменены, дополнены, но в основу были заложены те организационные формы, которые имелись при капитализме в наиболее передовых отраслях промышленности. В первый период существования советского хозяйства наши главки и центры имели в значительной степени синдикатский характер: они распределяли продукты, – не те, которые производились, а те, главным образом, что остались от прошлого. Чем дальше, тем больше они принимают или стремятся принять характер трестов, которые организуют и нормируют – или пытаются организовать – производство в общегосударственном масштабе. Возвышаясь рядом друг с другом, эти 53 главка, уже охватывающие сейчас все основные отрасли нашего хозяйства, на вершине своей соединяются в трест всех трестов – Высший Совет Народного Хозяйства. По организационной идее главки объединяются только наверху, – внизу, с самого дна, нет никаких поперечных связей, никаких каналов, которые соединяли бы тресты или предприятия разных трестов друг с другом. Такой принцип организации хозяйства есть первый, грубый, черновой набросок социалистического, т.-е. планового хозяйства.[91] Такого рода сосредоточение всего управления в единой всеохватывающей верхушке предполагает, что центральный аппарат управления промышленностью является идеальным аппаратом учета и распределения в полном соответствии с единым хозяйственным планом. Другими словами, это предполагает, что под руками Рыкова и его коллег имеется идеальная клавиатура, так что, ударив по известному клавишу, можно в любое время перебросить надлежащее количество угля, дров, рабочей силы туда, где этого требует выполнение хозяйственного плана. Конечно, ни в одном ведомстве, а тем более в ведомстве ВСНХ, наиболее сложном и громоздком, такой идеальной социалистической клавиатуры еще, к сожалению, нет. Что при этом происходит? Трест капиталистический живет в атмосфере рынка: местные предприятия треста часть материалов и средств производства получают непосредственно из рук главного управления по оптовой закупке, другую часть покупают на местном рынке. Товары, покупаемые предприятиями треста, как и товары, продаваемые ими, совершают свое движение, подчиняясь течению рыночных цен. У нас этого нет и не может быть, ибо мы ликвидируем рынок плановым производством и распределением. Это есть величайшее завоевание. Упразднение вольного рынка есть упразднение конкуренции, спекуляции, эксплуатации. Но в то же время мы далеки еще от фактического проведения того единого хозяйственного плана, который окончательно преодолеет стихийную работу законов конкуренции. Из этого переходного состояния в условиях разрухи и нищеты вытекают все затруднения ВСНХ. Он вырабатывает хозяйственный план. Этот план продиктован централистическим взглядом на хозяйственные задачи. Но план на самом деле осуществляется на месте нередко в размере лишь 10 %. Мы имеем, стало быть, пока еще довольно платонический централизм, если план осуществляется в размере одной десятой части. Почему так происходит? Потому, что каждый наш хозяйственный план является пока что уравнением со многими неизвестными. Это не есть осуждение ВСНХ, – это только характеристика того, что есть на самом деле и чего не может не быть в переходную эпоху.
