Сатиры — олицетворение дикости и древности. Они покрыты шерстью, волосаты, бородаты, даже козлоноги (это последнее, разумеется, фантазия, но определённо намекающая на неразвитость конечностей и их кривизну у первобытных людей). Сатиры первоначально изображались вообще почти неантропоморфными. Недаром им противостоит «культурный герой» Аполло-Кополо, убивающий зверообразного дочеловека сатира Марсия. Сатиры — это порождение «старого» мира. В их множественности видна приобщённость к Сатиру-Старому богу, они его слуги-демоны и его же ипостаси. Эволюция Стри — Сатре — Сатир — сатиры не может вызвать возражений.
Сатурн также древнейший бог, «старый» бог. Исследователи отождествляют его с Кроносом, отцом Зевса. Здесь мы видим вообще самую прямую связь: громовержец Зевс, сын Кроноса-Сатурна, свергший его и занявший место «верховника», и громовержец Перун, сын Стрибога, также отодвинувший отца на задний план. Сатурн неантропоморфен, это олицетворение стихии, он безжалостен и бесчеловечен, он «пожиратель детей». Никакого отношения к «сеянию» он не имеет. И, повторим, никак не переводится даже в самых отдалённых приближениях ни с древнегреческого, ни с латинского. Это явно привнесённый с Севера бог-стихия. Иного толкования пока нет. Мы видим снова равенство: Стри− = Сатурну.
Такой вот сосед у Дажьбога по Пантеону — Стрибог, прадедушка средиземноморских сатиров, Сатре и Сатурна, совсем заслонивших от исследователей своего родоначальника-предка пышностью, эпическо-литературной изукрашенностью образов и, разумеется, популярностью, созданной как античными художниками, так и творцами эпохи Возрождения.
Следующий в Пантеоне — не совсем нам понятный Симаргл-Семаргл. Как выглядел идол этого божества, мы не знаем. Можем лишь предполагать.
Одна из наиболее модных и широко распространяемых «гипотез» гласит: Семаргл — это заимствованная у иранцев сказочная птица Сэнмурв. С какой стати князь Владимир приобщил к славянским божествам иранскую птицу, не объясняется. И птица ли вообще Семаргл? Подобные «гипотезы» мы не берёмся рассматривать в силу необходимости экономить и бумагу и время, а также ввиду их полной несостоятельности. Можно лишь добавить, что лингвистически «Семаргл» и «Сэнмурв» не более близки, чем уже упоминавшиеся Искоростень и Йошкар-Ола.
Большего внимания заслуживает предположение, что теоним Семаргл восходит к «Седмо-глав» или более древнему «Седмор-голв», что означает «семиголовый» или Семиглав. Семь — число священное для славян и индоевропейцев вообще. Триглав нам в славянской мифологии известен.
Высказывались, правда, предположения, что Семаргл — это некая «священная собака», что это «крылатый пёс» Переплут, а отсюда и собако-птица, и птице-дева, и просто птица с непонятными функциями. Предположения эти, надо признать, ошибочны уже по той причине, что в киевском Пантеоне не было богов второразрядных или даже трётьеразрядных, не говоря уже о «собако-птицах» и прочей мелкой живности, относящейся к разряду «мелких бесов-демонов», прислужников богов. Это был не архаичный протопантеон, а продуманное и искусственное, как мы говорили, собрание. И потому в Семаргле-Семиглаве нельзя усматривать божества даже второго ряда. Он должен быть непременно из первого, из ведущих кумиров. На наш взгляд, Семаргл — это тот единственный представитель полабско-рюгенских славян в киевском Пантеоне.
Нигде мы не встречаем на Русской земле того времени присутствия даже остаточных форм германо-скандинавских кумиров. Но всё же было нечто привнесено тем, кого на самом деле по праву родства, по династическому праву призвали на Русь, а именно Рюриком-Рарогом? В чём-то должно было проявиться и остаться на Руси воздействие, влияние ближайших родичей восточных славян — руян и полабов? Разумеется, да. Они принесли с собой культ высшего для их племени-рода и для большого сообщества славян божества — Руевита-Семиглава. Это бог-воин, наделённый огромной жизненной силой, что исходит из второго составляющего теснима — «вит». Он опоясан ремнём, на котором висят семь мечей. Восьмой меч Руевит держит в правой руке. Так описывается лубовый идол Руевита западными хронистами, сопровождавшими германцев, которые в результате длительного и упорного натиска разрушили цивилизацию полабско-руянских славян. Но главнее для нас то, что идол Руевита имел семь ликов!
Семиглавый бог-воин Руевит прибыл, по всей видимости, вместе с рюриковским родом и его дружиной, вместе с матерью Рюрика Умилой — дочерью новгородского выборного князя-посадника Гостомысла. Это был главный бог руян. Игнорировать столь величественного гостя-родича было никак нельзя. И Руевиту-Семарглу, несмотря на то что прошло более ста лет со дня воссоединения братских славянских племён и, казалось, могло бы и позабыться, на наш взгляд, многое, благодарные и помнящие родство потомки отвели достаточно почётное место в Пантеоне. Но, разумеется, главным божеством, как на Руяне-Рюгене, он на Руси не мог быть.
Далее идёт богиня Мокошь, или Макошь, — единственное женское божество Пантеона. Нам не кажутся убедительными попытки вывести теоним от слов «мокрый», «мокнуть». Также не годятся и якобы исходные «мокушка-макушка», «мякоть-мякушка». И то и другое, на наш взгляд, из разряда откровений «народной этимологии».
Неубедительны и старания представить Макошь как божество чисто женского труда — прядения, вышивания, готовки и пр. Все эти функции присутствуют в образе Макоши, но они представляют лишь незначительную часть её «интересов». Хотя, например, прядение как свитие-прядение жизненной нити, разумеется, гораздо более ёмкое понятие, чем просто рукоделие. И в этом просматривается аналогия с мойрами, прядущими нити судьбы человеческой. Но для Макоши всё это узко, очень узко. Трудно представить себе, чтобы Владимир ввёл богиню в Пантеон, только чтобы ублажить женщин-рукодельниц, пусть даже и судьбоносных.
Теоним состоит из двух частей: «Ма» — «мать» и «кошь» — «жребий, участь». В этом случае Макошь — «мать жребия», «мать удачи, доли» или даже «мать судьбы».
Но нам представляется, что образ значительно глубже и ёмче. Во всяком случае, в своей первооснове. Наверняка в нём заключается понятие о Матери всего сущего — и богов, и земли, и людей, и животных — всего, ибо это общий для индоевропейцев образ Ма-дивии — Материнского Божества. Только такая роль могла обеспечить Макоши место в продуманном языческом Пантеоне, где не предполагалось «ячеек» для «домовиков» и «домовух», бесенят и ведьмочек, «попутников» и «негодников».
С полным основанием мы можем считать Макошь эволюционированным образом Праматери, восходящим, по меньшей мере, к Рожаницам, а точнее, к Рожанице-матери (их было две: мать и дочь — Лада и Леля, Лето и Артемида и т. д.). И здесь мы сразу получаем, что Лада, Рожаница-мать, Мадивия, Макошь — это, по всей видимости, разные названия одной Богини-матери, и притом, возможно, разные её ипостаси. Но мы не будем углубляться в проблему Изначального женского божества, Праматери, ибо она неисчерпаема и требует отдельного объёмного исследования. С нас хватит пока общего представления.
Попутно следует сказать, что великие государственные деятели Руси, её устроители заслуживают более уважительного отношения с нашей стороны. Предполагая, что личность, сумевшая сплотить множество племён-этносов — союзов и суперсоюзов племён, может по своей прихоти заставить весь «честный люд» в государстве почитать «собачку» или неведомую «иранскую птичку» и поклоняться им, мы тем самым унижаем и очерняем эту личность. И в первую очередь унижаем себя, показывая таким подходом крайнюю поверхностность суждений. Впрочем, «гипотезы» об «иранских птичках» высказывались первоначально в 1930-х годах. Они не нуждались бы в комментариях, если бы не продолжали кочевать из издания в издание, несмотря на то что, казалось бы, «эпоха Покровского и его школы» давно миновала, оставив после себя зияющие пустоты, искорёженную, полувытравленную память и руины.
Каждому божеству Владимирова Пантеона соответствовал свой день недели, причём не всегда он совпадал с «порядковым номером» в общем ряду. Так, у Перуна, разумеется, был четверг, у Хорса — понедельник, у Дажьбога — воскресенье, у Стрибога — вторник, у Семаргла-Руевита — суббота, а у Макоши — целых два дня: среда и пятница. Насколько естественным было это распределение, нам судить трудно.
Таков был на 980 год от Рождества Христова первый ряд языческих русских богов. Входил в него и Велес-Волос. Но ему положено было стоять как богу народа, близкого к земле, да и самому к ней близкому, в самом низу, никак не «на холме». О Велесе мы говорили много. Добавим лишь, что и со сменой религий ему стало не лучше, вернее, его прообразу — медведю. Святой Егорий, как называли его в народе, тот самый, что взял на себя обязанности Перуна после христианизации, сразу вошёл в фольклор как защитник скота от медведя. Основной миф остался каким и был, только теперь Егорий-Перу и воевал с медведем-волосом. Имя Егория вошло во множество заговоров, какими пытались защищать коров от медведя. Такие вещи не бывают случайными.
