Ещё один любимый персонаж Ларуша — Линкольн. Хотя Линкольн действительно пытался противостоять денежным мешкам, Ротшильдам и их представителям в Америке (за это его и убили), он фигура тоже неоднозначная. Идеализируя Линкольна, Ф. Рузвельта и Кеннеди, Ларуш создаёт новую историческую мифологию "хороший американский капитализм" против "бяки" британского капитализма и его американских прислужников. Мне это напоминает схему "прорабов перестройки" "хороший социализм" Ленина—Хрущёва—Горбачёва" против "плохого социализма" Сталина—Брежнева. Несерьёзно. И, если говорить о ларушевской схеме, то более чем уязвимо для критики.
Здесь можно сказать, что Ларуш объективно выполняет заказ (в самом широком смысле) определённой части господствующего класса США. Прежде всего той, которая была отодвинута в результате ползучего переворота, начавшегося убийством Кеннеди в 1963 г. и закончившегося в 1974 г. свержением Никсона. Поддержка у Ларуша есть — иначе у него не было бы ни института, ни журнала, ни паблисити. Причём, внешняя заинтересованность в такой поддержке может быть как прямой, так и косвенной, позитивной и негативной (в смысле: держать под контролем опасную тенденцию и управлять ею). Пример: Рокфеллеры финансируют специфического левака Ноама Хомски — его работы важны с точки зрения рокфеллеровской глобальной повестки дня. Они же финансируют правых: тезис—антитезис. Структуры типа ларушевской тоже выполняют свою функцию плюс формируют некие узлы деятельности, которые позволяют легче отслеживать определённые информпотоки.
Да, Ларуш сидел в американской тюрьме, и, тем не менее, функционирование его структуры без поддержки части американского истеблишмента невозможно. Иначе его просто стёрли бы в порошок, как это умеют делать на Западе. Уж если президента Кеннеди убили, обставив убийство как публичную казнь, а затем в течение трёх поколений изничтожали представителей клана, то с Ларушем разделаться проблем не было бы — разумеется, если бы за него, как говорят в определённых кругах, некому было "держать мазу".
К.Б. А кто, интересно может за него "держать мазу", ну, чисто гипотетически?
А.Ф. Как я уже сказал, это часть правоконсервативных элит. Вернее сказать, непосредственно — да, правоконсервативных. Но реальность показывает, что в жизнь полна очень хитрых загогулин.
К.Б. Что касается Рузвельта, то, насколько я понимаю, в Рузвельте Ларушу нравится однозначная ориентация на индустриальное развитие. Вообще, это противопоставление финансового капитала, который занимается спекуляциями с деньгами и больше ничем, такому разумному энергичному капитализму, который развивает промышленность, науку и технологии, — очень чувствуется. Даже не то, что чувствуется — на мой взгляд, это стержень всей ларушевской концепции. Именно поэтому, мне кажется, он так благосклонен к Рузвельту.
А.Ф. Естественно, для Ларуша индустриализация — очень важная вещь. Но она важна не только для него, но и для всех, кто не ловится на миф постиндустриального общества, кто готов сопротивляться людоедским планам его творцов. Ведь постиндустриальное общество есть не что иное, как кастово-иерархический мир, население которого сокращено на 80-90% (1-2 млрд. чел. значительно легче контролировать, чем 8-10 млрд.), мир деиндустриализированный, управляемый властной иерархией, контролирующей знание и информацию и претендующий на магическую власть.
К.Б. Давайте вернёмся к Великобритании.
А.Ф. Позиция Ларуша здесь вполне понятна. Как я уже говорил, линия Венеция—Ост-Индская компания—Британская империя как закрытые структуры наднационального масштаба и управления" прочерчивается им ясно. Именно британцы были заинтересованы в целом комплексе мировых процессов и событий: начиная от Французской революции и антирусской борьбы, а заканчивая оффшорами и деятельностью структур типа Общества защиты дикой природы. Британские формы познания мира и управления им с помощью триады "наднациональные структуры— спецслужбы—университеты и фонды" — одно из главных достижений западной цивилизации. Ларуш верно идентифицировал учителей англичан — венецианцев. Именно они во второй половине XVI в. переформатировали английскую элиту, перенеся на островную почву свои властно-технологические и интеллектуальные наработки. Результаты не замедлили сказаться — прежде всего в резком ужесточении отношения английских верхов к низам и появлении определённого человеческого материала, людей типа Джона Ди. Это очень интересный персонаж — математик, астролог и личный разведчик Елизаветы, свои донесения он подписывал "агент 007". Джон Ди визуально увековечен в первых двух сериях фильмов о "Гарри Поттере". Актёр, исполняющий роль Дамблдора, Ричард Харрис обладает удивительным портретным сходством с Джоном Ди. Джон Ди — автор идеи британского мирового господства, воплотившейся у него в концепции "зелёной империи", включающей Англию, Северную Америку и Россию. Сын Джона Ди под фамилией Диев был активным участником русской смуты начала XVII в.: служил фармакологом, готовил лекарства и яды; по некоторым сведениям, именно он по заказу Дмитрия Шуйского и его жены изготовил яд для отравления Скопина-Шуйского. Имеет смысл также вспомнить, что после Смуты английские купцы хозяйничали во внутренней торговле России, и только после казни в Лондоне Карла I Алексей Михайлович, отец Петра Первого, использовав это в качестве предлога, попросил их на выход ("Вы царя Карлуса всем миром убили, за такое злое дело вам на Руси быть больше не довелось").
Венецианское влияние прослеживается и в истории Ост-Индской компании. Вплоть до того, что, когда в конце XVIII в. в британском парламенте шла борьба группировок, та из них, что отстаивала интересы Почтенной компании, называла себя "венецианской партией". В начале 1930-х годов европейские финансисты, поддерживая Гитлера, рассчитывали, что он сломает национальные государства в Европе и в результате возникнет "Венеция общеевропейских масштабов" — в 1931 г. об этом прямо писал Ялмар Шахт.
К.Б. Как раз к России Ларуш относится очень положительно. Его концепция предполагает, что Штаты должны обязательно наладить союз с Россией, с Китаем и с Индией, потому что без этого они не смогут противостоять великому вселенскому злу — Великобритании.
А.Ф. Трудно допустить, что Ларуш настолько наивен, что, подобно проснувшемуся через много десятилетий Рип ван Винклю, воспринимает мир таким, каким он был до его сна. Китай — это отдельный мир; индийская правящая элита тесно интегрирована с англосаксонской; уже почти столетие существуют англо-американский истеблишмент и англо-американский капитал, дополнительной мощной скрепой которого служит международный еврейский капитал; российский правящий слой тесно связан и с англосаксами, и с наднациональными структурами. Ларуш предлагает провести разграничительную линию между национальным и интернациональным в современном мировом господствующем классе, что едва ли возможно. Эпоха национальных государств ушла — тем более, что глобальным Властелинам Колец такое государство противостоять не в силах. Реальной альтернативой глобалитарному режиму могут быть импероподобные образования, ядром которых является триада "военно-промышленный комплекс—армия—спецслужбы". Ларуш, насколько я понимаю, говорит о совершенно ином, и в этом плане я бы назвал его предложение реакционной утопией.
К.Б. Насколько я понимаю, речь-то идет о каких-то геополитических проектах. Например, что Ларуш говорит по поводу России? Что России необходимо интенсифицировать технологии, модернизацию и так далее, в частности, создавать дорожную, транспортную инфраструктуру.
А.Ф. Кто же спорит! России необходима неоиндустриализация, которая развернёт вспять процессы, стартовавшие у нас с конца 1980-х годов, со времён "горбачёвщины". Однако неоиндустриализация требует определённых социальных и властных условий. Речь идёт о подавлении коррупции, что невозможно без наличия органов, реализующих такой курс, а поскольку коррупция у нас почти институциализирована, то органы эти не могут не быть чрезвычайными — чем-то вроде новой опричнины. Ну и, наконец, необходимы изменения в сфере собственности. Ларуш же затрагивает только технико-экономическую сферу, упуская из виду, что она — следствие, а не причина. Хотя, повторю, эмпирически Ларуш и его команда правильно привлекают внимание к рубежу 1960-1970-х годов как к поворотному пункту в развитии современного Запада.
В отличие от Ларуша, я подчёркиваю не столько технико-экономическую, сколько социальную, классовую сторону этого поворота. Торможение научно-технического прогресса и деиндустриализация были средством социальной борьбы верхов против средних слоёв и рабочего класса. Неслучайно деиндустриализация совпала с наступлением верхов на средний класс, верхушку рабочего класса, профсоюзы и "государство всеобщего собеса". Именно это наступление и было сутью тэтчеризма и рейганомики. Однако ещё за несколько лет до прихода к власти Тэтчер и Рейгана М. Крозье, Дз. Ватануки и С. Хантингтон в докладе "Кризис демократии" (1975), написанном по заказу Трёхсторонней комиссии, сформулировали основные задачи по ликвидации демократии в западном обществе. Однако без деиндустриализации решить эту задачу было невозможно. На рубеже 1960-х–70-х годов Запад в целом и США оказались у развилки — дальнейшее сохранение послевоенного социального курса, усиливавшего позиции средних слоёв и части рабочего класса, угрожали положению капиталистической верхушки (в "Кризисе демократии" прямо говорится о том, что именно демократия позволяет различным "безответственным группам" бросить вызов истеблишменту). Кроме того, в конце 1960-х годов лидер Запада — США — оказались в очень трудном экономическом положении: потребление стало превышать производство, и разрыв этот стал стремительно нарастать. По сути, это означало проигрыш экономической гонки Советскому Союзу. Выход был найден, во-первых, в переводе промышленности в Восточную Азию (главным образом в Китай); во-вторых, в отказе от золотого стандарта; в-третьих, в резком усилении теневого и "криминального" секторов мировой экономики. Ну и, разумеется, в социосистемной перевербовке части советской элиты — властной и интеллектуальной.
