Студенческое счастье
Дождливым июньским днем 1952 года студент Массачусетского Технологического института Арт Фрайт, открыв свой почтовый ящик, нашел там помимо просроченных счетов за электричество странный конверт, украшенный логотипом 3М. Продвинутый американский студент Арт Фрайт прекрасно знал, что 3М – одна из крупнейших химических компаний Соединенных Штатов. Но при чем здесь он?
Странная бумага оказалась приглашением на работу. На должность младшего лаборанта.
На следующий день двадцатиоднолетний Арт Фрайт подписал первый и последний в своей жизни трудовой контракт.
По этому контракту он, в качестве младшего лаборанта, должен был получать 70 долларов в месяц. Особым пунктом в контракте отмечалось, что все изобретения, сделанные господином Артом Фрайтом за время работы в компании 3М, принадлежат компании. А сам господин Фрайт будет получать за них… по 1 (в скобках прописью – «одному») доллару.
Арт не обратил внимания на какие-то там дополнительные пункты и, шалея от счастья, подмахнул контракт.
Зарплата казалась ему сказочной. А возможность работать по специальности в одной из крупнейших фирм страны делала предложение фирмы 3М почти невероятным.
«Я никогда не испытывал уважения к тем людям, которым успех и богатство достаются случайно», – говорит он 45 лет спустя.
Тогда, студентом придя в 3М, он считал, что все определил счастливый случай.
Великая американская мечта – инженер
Мальчишка Арт Фрайт никогда не мечтал стать ни президентом Америки, ни звездой бейсбола, ни простым миллионером. В пять лет он твердо решил стать инженером. Он утверждает, что его никогда не волновало, как же делаются эти самые деньги.
Хотя с зелеными бумажками, а точнее – с их отсутствием Арт был знаком так же хорошо, как все американцы, пережившие времена Великой депрессии.
Ему было три года, когда его отец, инженер, потерял работу. Семья осталась без единственного источника даже не доходов, а средств к существованию… Узнав, что на какой-то мельнице в штате Айова требуется рабочий, Фрайт-старший приказал жене собирать троих детей и все пожитки семьи, легко уместившиеся, кстати, в один чемодан.
Так Арт покинул родной городок Присти (штат Миннесота) и переехал в город Онтарио (штат Айова). Тогда, в тридцатые годы, на въезде в Онтарио висела табличка «Сбавить скорость. Мы приветствуем вас в городе Онтарио. Можно увеличить скорость».
По стечению обстоятельств в пяти милях от Онтарио находилась ферма бабушки и дедушки Арта. Там он проводил большую часть своего лучезарного детства. Мальчику приходилось наравне со взрослыми работать в поле и свинарнике.
Денег, которые зарабатывал отец, катастрофически не хватало. Мать с трудом сводила концы с концами. Но по американским традициям все, что зарабатывали дети, оставалось у них.
Арт на тяжелый труд не жаловался. Он даже полюбил жизнь в штате, «населенном» кукурузой.
«Мальчика можно увезти с фермы, – вздыхая, говорит он сейчас. – Но заставить мальчика вычеркнуть ферму из сердца – невозможно».
В семь лет Арт нашел себе первое по-настоящему доходное место работы. На ферме богатого соседа (у него был даже грузовик, разваливающийся на запчасти) Арт и его старший брат пололи овощные грядки. За это они получали по 1 доллару в день каждый (в то время взрослый получал в неделю около 27 долларов).
Естественно, что мальчику не приходило в голову транжирить заработанное. С рачительностью взрослого он складывал деньги между страницами Библии. Когда сбережения накапливались, можно было позволить себе купить что-нибудь из одежды, иногда – сладости для младшей сестренки. И это все.
Родители были довольны сыном. Единственное, что доводило Фрайта-старшего до бешенства, – неуемная страсть Арта развинчивать и разбирать на детали все, что попадалось ему на глаза. Уже тогда сын направо и налево сообщал всем интересующимся, что обязательно станет инженером.
Кумирами были не герои книг Марка Твена, которыми, кстати, он зачитывался, а многочисленные знакомые – инженеры по специальности.
Арт Фрайт всегда умел ждать.
Огромное терпение, кажется, было у Арта Фрайта с самого рождения. В школе ему постоянно приходилось ждать, пока учительница закончит скучный рассказ, чтобы спросить, например, почему так противно жужжит муха на окне?
Однако учился Арт всегда на отлично. Хотя домашним занятиям предпочитал бейсбол и баскетбол. И еще он всегда легко заводил друзей, которые оставались с ним на долгие годы. С будущим профессором Рочестера – Дином Харпером – Арт познакомился в шестом классе. И до сих пор ничто не в силах помешать Арту прилететь к старому другу на другой конец Штатов в Нью-Йорк только для того, чтобы просто поиграть в баскетбол.
Не мешала занятиям и работа. Хотя семья больше не нуждалась в заработанных им деньгах – Фрайт-старший нашел работу по специальности. Началась война, и работали все, кто мог. Арт склеивал пакеты в магазинах, разносил газеты…
В последних классах школы Арт Фрайт увлекся химией. Эта наука давалась ему не так легко, как другие. Именно из-за трудности он выбрал химию в качестве специализации.
Арт поступил на отделение химии в знаменитый Массачусетский Технологический институт. Вот тут-то он начал подумывать, что совершил страшную ошибку…
Сказать, что курс химии самый трудный в институте Массачусетса, – значит ничего не сказать. Вместе с Фрайтом студентами были зачислены 250 человек. Из них закончили колледж 13…
Нужно сказать, на этот раз Арту с огромным трудом удавалось преуспеть. Приходилось просиживать за учебниками едва ли не сутками.
Гораздо проще ему было оплачивать образование. Фрайт-старший учил сына, что как инженер он не сможет доминировать над людьми, с которыми придется работать, если не научится продавать свои идеи. «Никого нельзя заставить принять свою идею, но любой идеей можно кого-то соблазнить», – все время повторял он сыну.
Послушный сын записался в коммивояжеры, чтобы научиться соблазнять американских домохозяек кастрюлями и сковородками. Дело пошло хорошо. Продав с десяток сковородок, юный «соблазнитель» купил свой первый в жизни автомобиль. Это был Chevrolet. Он, правда, был ровесником самого Фрайта и имел всего одно место – для водителя, но хозяин до сих пор любит о нем вспоминать.
За одно лето работы коммивояжером Арт заработал почти вдвое больше денег, чем потом за первые пять лет работы в компании 3М. Но и это не соблазнило его отказаться от мечты о работе инженера.
О пользе пения в церковном хоре
В 1972 году в одно из отделений компании 3М (то самое, которое много лет назад подарило миру прозрачную липкую ленту) пришел новый вице-президент. Господин Эрни Маффет придерживался той точки зрения, что вверенное ему подразделение не может больше зависеть только от одного сделанного когда-то изобретения. Он предложил создать еще пару-тройку гениальных продуктов. И пригласил в числе прочих ученых Арта Фрайта.
Фрайт, в биографии которого к этому времени было более десятка удачных изобретений (от клеящегося покрытия «под дерево» на автомобили до новых школьных красок и ленты для упаковки подарков), успел уже вырасти до специалиста подразделения, что в 3М равнозначно должности топ-менеджера. Его зарплата перешла в разряд коммерческих тайн компании и исчислялась десятками тысяч долларов в месяц. За каждое свое изобретение он по-прежнему получал по одному доллару…
Перед новобранцами была поставлена простая задача: найти нечто гениальное. Все равно что.
Арта подобное предложение не удивило. Он до сих пор считает, что работа ученого заключается в том, чтобы искать один предмет, а по пути исследования неожиданно находить другой.
«Это как игра в “холодно-горячо”, – говорит он. – Никогда не знаешь, в каком направлении нужно двигаться, и “обжигаешься” открытиями абсолютно неожиданно».
Каждую неделю по средам в одной из лабораторий корпорации 3М проходили семинары, на которых ученые подразделения рассказывали о собственных исследованиях, сделанных за неделю.
Считается, что ученый отстает от обычного выпускника любого университета на 10 лет, если не получает знаний о новейших технологиях. Семинары должны были восполнить этот пробел.
Вот на одном из таких заседаний Арт Фрайт и услышал о только что найденном клее-адгезиве, который по своим свойствам не походил ни на один из ранее известных.
Этот адгезив можно было намазать на бумагу слоем гораздо более тонким, чем бумага. Но проблема заключалась в том, что этот прекрасный клей не хотел ложиться ровно. На поверхности оставались бугорки. Видимые, естественно, только под микроскопом. Клей не удавалось ни расплавить, ни растворить.
В результате долгих обсуждений на семинаре было признано, что изобретенный клей ни для чего вообще не годится.
Выбросив из головы никчемное чужое изобретение, вечером того же дня Фрайт отправился на репетицию церковного хора, где он пел уже десять лет.
