Глобального уровня тезисы часто имеют, как ни странно, житейскую подоплеку. В одной из энциклик римский папа Пий IX безапелляционно заметил: «Дьявол прячется в деталях».
Не помню уже, в какой именно момент в нашем узком охотничьем кружке возник «колбасный вопрос».
Коноводил бригадой Мысливцев директор Черниговского автотреста Середа Александр Иванович — настоящий Теркин хохлацкого пошиба. Он беспрерывно хохмил, каламбурил, сыпал анекдоты. Вдруг прервал речь на полуслове, повел вкруговую глазами. Сузив зрачки, молвил с дрожью в голосе:
— Скажите-ка, друзи, шов оно вокруг диется? Кто цэ миж намы шельмуэ? Чого вин хоче? Куды цэ вин нас тягне?
Кружок буквально оцепенел от крутого виража. Как шуткуют в Одессе, это был переход «со спонта на вареники». Однако не понятно было, в кого именно целил хитромудрый старшина. Не подымая чубатой головы, проговорил резко, будто дуплетом выстрелил из ствола шестнадцатого калибра:
— К примеру, ты, чоловиче, доложи товарищам, какого черта гонял рефрижератор у Польшу?
Тот, кому адресовался вопрос, взмолился:
— На кой ляд старое ворошить?
— Что значит старое, год еще не минул. Давай выкладывай, тут все свои.
Начальство велит — не отвертеться. В цыганских глазах дальнобойщика мелькнул озорной огонек:
— Вы не забыли, Александр Иванович, в маршрутном листе стояла вроде б ваша подпись.
Не дождался ответа. Хряпнув полный стакан горилки, шофер повел рассказ в деталях и подробностях, будто сидел в кабинете следователя.
Блохин был совершенно уверен: за спиной у них с напарником бартер определенно государственно значения. От Чернигова до Бреста фура катила по «зеленой трассе». Ни разу не тормознули. Встречали как вип-персону. У пограничного шлагбаума толстозадый служка, мельком глянув на документы, жезлом изобразил дугу: ехать в объезд километровой очереди.
И на той стороне их ждали. Из микроавтобуса, дежурившего под кроной старой липы, вышли трое. Старший приказал следовать за ними. «Чтоб борзо явиться на место», — прибавил хитроватый на вид усач в модном картузе.
Ехали будто арестованные.
Через час с небольшим в стороне осталось местечко Хайнувка. Свернули с асфальта на бетонку. Долго кружили. Последние километра два-три тащились просекой, переваливаясь с боку на бок. Наконец уперлись в неказистые ворота и дощатую сторожку. Навстречу вышел парень в конфедератке. Молча поднял поперечину с противовесом. Первым прошмыгнул микроавтобус.
Двигались на первой скорости сумрачным туннелем, цепляясь бортами за ветви деревьев. Блохин мысленно проклинал ту минуту, когда сдуру решился на эту загранку. Уж лучше на север, хоть в Великий Устюг.
В какой-то момент вообразил себя на месте Ивана Сусанина, который, рискуя жизнью, под конвоем вел в гибельное место вражеский отряд ради спасения молодого русского царя Михаила Романова. Немного погодя водила наш смекнул, что малость обмишурился. Все было наоборот: потомка легендарного Сусанина теперь уже поляки заманивали в какую-то западню.
Впереди открылся смутный просвет. Через пару минут ихняя «автоколонна» остановилась перед поляной размером с футбольный стадион, окруженное со всех сторон высоченными елями. И ни-ч-чего более — ни сарая, ни сторожки. Только неприветливое серое небо над головой.
Блохин с напарником Лехой переглянулись: что же дальше?
К ним подошли. Их было числом восемь или девять. Амбалы, один к одному. Глядели недружелюбно, исподлобья.
— Разгружайсь!
У Лехи нервишки сдали, огрызнулся:
— Куда разгружаться — в грязюку?
— Кидай до кучи.
Пошли срывать пломбы. Распахнули тяжелые двери. Из нутра смачно пахнуло гастрономическим духом. Не зря украинскую колбасу на международном рынке оптовики называют конвертируемой валютой.
Блохин наотрез отказался участвовать в санкционированном разбое. Вернулся в кабину, в зеркало заднего вида наблюдал, что творят получатели груза. Творили же бисовы сыны чертовщину. Крюками вытаскивали контейнеры, вытряхивали содержимое. Через какое-то время на углу поляны образовался внушительный высоты холм из твердокопченых батонов. Это был словно дурной сон, наваждение. Абсурд усиливался тем, что у водил был зверский аппетит, со вчерашнего дня во рту ни крохи не было. В термосе остался суточный чай, в шкафчике завалялась с какого-то давнего рейса початая пачка печенья. Попросить же у «конвоиров» шмат колбасы язык не поворачивался: лучше уж умереть от голодной смерти. Тем более, что до сих пор не ясно было, что здесь в натуре происходит? Кому оно надо? И чем все кончится?
После чая Блохина на сон потянуло. Очнувшись, не сразу понял где он, что с ним. Уже смеркалось. Часы показывали половину четвертого. Завалившись на его плечо, дрыхнул Леха, как младенец с открытым ртом.
Почти одновременно спрыгнули на заиндивевшую траву. Блохин от удивления остолбенел. Метрах в пятнадцати от рефрижератора высилась безобразная пирамида как будто из распиленных на чурбаны дров. Типичная картина деревенской улицы накануне отопительного сезона. Потом уже добрые хозяева перетаскают чурки под навес, сложат в аккуратные поленницы. Позже в трескучие морозы, сидя у пышущей жаром печи, приятно вспоминать о красном лете.
Такой вот возник в душе Блохина магический сюжет, напоминавший деревенскую жизнь, беззаботное детство. Когда морок рассеялся, действительность предстала в своем натуральном мерзопакостном обличье.
К концу следующего дня пустопорожняя «Алка», скрежеча просевшими тормозами, объявилась на западной окраине Чернигова. Капитальная машина вид имела изнуренный, опустошенный, чем-то схожий с женщиной, только что вышедший из калитки роддома после выкидыша.
Сказано, возможно, цинично, беспощадно. Но правда и то, что в душах изнуренных дорогой много чего повидавших водил было черным-черно. Мир казался в овчинку.
После пересечения польской границы они и десятком слов не обмолвились. В глаза друг другу не глядели. Вывела экипаж из оцепенения «живая» очередь возле гастронома. Она окольцевала торговый центр почти вкруговую, будто омерзительный спрут.
— Гля, — толкнул Леха старшого в бок.
Блохин резко притормозил. Приоткрыв дверцу кабины, свесился на полкорпуса и обратился к томящемуся в ожидании дядьке в мятой шляпе:
— Шо тут дают?
Тот глянул на земляка словно на пришельца из космоса:
— За ковбасою стоим, за ковбасою. Сю ничь привезлы ветчиннорубленую. По два десять за кило. Мой номер 549, — и смачно сплюнул. После чего загнул такой матюг, от которого у дальнобойщика губа отвисла, а на душе полегчало.
То была моя последняя поездка на (в) Украину. Время от времени с той стороны долетали разные новости, вернее, слухи — и чудное, и гладкое, и печальное. Впрочем, и в нашей, так сказать, федерации своей бузы хватало. Несчастная Россия по уши погрязла в «реформах», представлявших собой цепь беспрерывных мистификаций, иллюзорных преобразований, наглого обмана бедствующего народа. Ежели списочным порядком все властные подлости и бесчинства перечислять, чернил и бумаги не хватит. Повторю снова то, о чем говорилось выше: народ наш не просто терпит новое иго — покойно накапливает факты. Точнее любого компьютера свой счет ведет. Разумеется, другая сторона тоже не дремлет: по силе возможности тянет «резину», то есть, говоря языком условно независимых политологов, цепляется за власть. Это значит — в любой момент готова учинить крупномасштабную подлость, совершить неслыханное преступление. Что и происходит в действительности ежеминутно, на каждом шагу. И всегда безнаказанно, ибо властные структуры взаимосвязаны (повязаны) круговой порукой. А ежели и выявится где бунтарь-одиночка, ему или башку свернут, или опозорят на весь мир, как это случилось с генеральным прокурором Скуратовым. Дело обычно довершают наемные киллеры — пардон! — борзописцы. Так разрисуют «героя времени», ни родная жена, ни мать не узнают. Сделают из мухи слона. Тех же, кто оплатил их скорбный труд, в глазах электората до небес возвеличат.
Идеология явившейся во власть интеллектуальной элиты, на удивление, оказалась пошлятиной низкого пошиба. Ну что за девиз: «Обогащайтесь и наслаждайтесь жизнью кто как может!» От этих слов, право же, несет диким урвачеством. Не зря же блатные песенки заполонили с неких пор эфир, эстрадное пространство; их штампуют миллионными тиражами на грампластинках, дисках, кассетах. И это не просто бизнес на духовных потребностях, а четко направленный идеологический заказ на дестабилизацию общества. Духовно опустошенным народом легко крутить в нужную сторону. Ради того, собственно, и раздули у нас алкогольный бум. Народ погряз в пьянстве, стал невменяем. Водяра была дешевле порошкового молока. Под шальные градусы Ельцины, Чубайсы, Гайдары, Бурбулисы и прочие творили свои великие реформы. Вели Россию в ад.