В этом смысле понимание прошлого определило будущее — на целых 70 лет.
В эти 70 лет люди были в общем довольно равнодушны к историческим мифам, да и к истории вообще. А потом опять настали революционные времена, и сделались важны разного рода исторические мифы. Было их много, почти как сто лет назад, и тоже разные.
На свет Божий появилась Россия, которую все и всегда били во всех войнах.
Святая Русь во главе с коммунистом Христом.
Советский Союз, в котором все всегда были сыты, здоровы и счастливы.
Советский Союз, история которого сводилась исключительно к борьбе диссидентов с КПСС.
Столыпин, который очень любил крестьянскую общину.
Красное знамя князя Дмитрия Донского.
Вернадский, который никогда не был масоном.
Ленин, который очень любил детей.
Сталин, который никогда не грабил банки.
Кстати, о Сталине: советую внимательно прочитать книги Бушкова, особенно «Красный Монарх». Не потому, что книга такая невероятно ценная, а как раз чтобы понять — вот так и делают мифы. Читаешь книжку, а в ней ни единого слова о том, что Сталин был профессиональным преступником, беспощадным и умелым уголовником. Ни единого! Классический пример мифотворчества.
Сотворены мифы и самых значительных событий истории. Тоже разные.
О том, что Вторая мировая война стоила 7 миллионов жизней.
О том, что Вторая мировая война стоила 50 миллионов жизней.
О гибели 30 (40...50...60...) миллионов человек в ГУЛАГе.
О том, что за все годы власти коммунисты репрессировали не больше 500 тысяч человек.
Про гениального полководца Жукова.
Про мерзкого предателя Власова.
Про «подвиг панфиловцев» и «оборону Брестской крепости».
Про чеченцев и крымских татар — поголовных предателей.
В СССР все знали, что в ноябре 1941 года 28 красноармейцев из дивизии И. В. Панфилова под Волоколамском остановили наступление нацистов и сожгли то ли 25, то ли 40 немецких танков. Но даже официальная пропаганда не хотела знать, что несколько панфиловцев остались в живых. Так и жили до конца, вызывая эдакое недоумение: живое отрицание легенды.
Легенда важнее реальности!
Еще прекрасный пример мифа — книги Виктора Суворова. В них тоже сделано множество ошибок, допущена куча неточностей. Но главное — автор создал стройный миф Второй мировой войны. В этом мифе он всем сказал то, чего они больше всего хотели бы услышать. Немцам — что не они начали войну. Русским — что вовсе не было у них никакой технической отсталости. Была замечательная техника, много техники, да всю в одночасье сожгли и захватили в первые дни войны!
Между прочим, все эти мифы о прошлом работают в данным момент. Каждый из них формирует вариант нашего будущего.
И потому я скажу: главное вовсе не в том, что было в русской истории. Главное — это то, что мы сами хотим считать главным.
Советское прошлое России — это то, что придумали в начале XX века. Настоящее России — это то, что придумали в последние годы советской власти и в годы «перестройки».
Будущее России будет таким, каким мы его придумываем сегодня.
Суть этой выдумки намного важнее, чем реальная история России.
К сожалению, в современной России распространены в основном мифы катастрофические. Про то, что в «этой стране» жить невозможно, а если даже возможно, то только плохо.
Глава 4. КАТАСТРОФИЧЕСКИЕ МИФЫ —ЗАЧЕМ И ОТКУДА?
Сеять уныние — великий грех. Пессимизм — способ жить, не получая от жизни никакого удовольствия.
А. Горянин
Какой-то остроумный японец как дважды два доказал, что в Японии жить невозможно. Логично: 87% территории японских островов приходится на горы. Вокруг — громадный Тихий океан, территория активного вулканизма, подвижки земной коры. Извержения вулканов, перепады погоды, цунами, нищие почвы, почти полное отсутствие полезных ископаемых.
Если даже жизнь возможна, то уж никак не цивилизация.
Точно так же можно «доказать», что и в России невозможно жить.
А что?! Климат совершенно ужасный, невероятные расстояния, холод, бедные почвы (по крайней мере, в Великороссии и в Сибири). Доказывает же Паршин, что у нас невозможно произвести никакой конкурентоспособный товар? И вообще — как возможна жизнь в стране, где зима длиться больше всех остальных времен года?!
Если разумная жизнь тут и возможна, то разве что охотников и оленеводов.
Смех смехом, но примерно в этом нас часто пытаются убедить.
Вот только за 8 апреля 2005 года по радио сообщается со ссылкой на официальные источники: мол, физическое и особенно психическое здоровье детей в России стремительно ухудшается. Причина: усложнение школьных программ.
А по другой программе, буквально через полчаса, рассказывают: мол, дети в России вовсю превращаются в дебилов: школьные программы упрощаются до полной идиотии.
Я понимаю, что эти две программы готовили и выпускали разные коллективы. Они не связаны между собой, и потому смысл сказанного в них вовсе не обязательно совпадает.
Но обывателю-то каково? Что он должен думать: что дети в России свихиваются от напряжения или что они превращаются в дебилов?
Начало сентября 2004 года. Знакомлюсь с новой группой студентов: общаемся перед началом нового лекционного курса. Разумеется, рано или поздно мелькает классическое «нищая Россия», «только у нас может быть», «нигде больше такого нет» и прочая мифология. Спрашиваю:
— С чего вы взяли, что Россия — нищая?
Часть просто пожимает плечами, ухмыляется — мол, тут и брать нечего, все ясно. Другие начинают «аргументировать», рассказывая что-то из газет или передавая байки агентства «одна баба сказала».
— Значит, нищая... Посмотрите в окно. Что там видно?
Сквозь плохо вымытое казенное окно видна площадь, на ней бабульки торгуют овощами и трое черноусых, смуглых — фруктами. Бригада монголоидных, но явно не китайцев, тащит кабель. На заднем плане — жилой микрорайон, пятиэтажки-девятиэтажки, подъемные краны что-то тянут над домами, по недостроенному зданию лазают крошечные человеческие фигурки.
— Ничего не видите? Недоуменные лица:
— А что?
— Кто продает фрукты на улице?
— Вроде азербайджанцы...
— А кабель тащат?
— Киргизы.
В этот момент десятник киргизов с широкой славянской ряшкой кричит так, что слышно в аудитории:
— Отар! Тю на тоби! Мотай сюды! Ты куды, бисов сын, ключи девав?! Як же я буду...
Аудитория разражается хохотом.
— Как видите, в Красноярске работают не только киргизы. Скажите, в бедные страны въезжают временные рабочие?
— А кто вам сказал, что это временные?! — возмущается одна девица. — Приедут и поселятся тут!
— Ага! — подхватывает другая. — В нашем доме уже три семьи! Скоро русских уже не останется!
Пока я пропускаю мимо ушей этот наивный расизм, мне пока важно другое.
— Значит, к нам едут жить насовсем? Скажите — в бедные страны едут жить? Переезжают? Из богатых стран часто переезжают в бедные?
Взоры студентов опять обращаются на площадь. Недоумение на лицах.
■ Да, действительно, что-то тут становится «не так»...
— Из богатых стран в бедные никто не поедет, — веско уточняет парень в больших очках, с оттопыренными ушами, — это невыгодно. Рабочие съезжаются туда, где платят больше, чем на родине. Причем настолько больше, чтобы это становилось выгодно, ехать за тридевять земель...
Народ опять уставился на площадь. Кабель протащили, всовывают его в колодец, бранятся на трех языках.
— Значит, эти люди приехали работать или торговать оттуда, где получат меньше, и туда, где получат больше? Дома у них беднее, чем у нас? Так?
Группа потерянно молчит.
— Пойдем дальше... Что еще вы видите в окно? Да не молчите! Что у нас вон там, за дорогой?
— Ну, дома стоят... Ну, магазины... Ну, видим стройку...
— Стройку... Скажите, строительство — дело дешевое? Легкое?
— Очень трудное и очень дорогое.
— Бедные люди строят квартиры? Дома?
— Конечно, нет... — ребята расплываются в улыбках.
— Вы видите только маленький кусочек города... Крохотный! Один процент... Даже часть процента. А сколько строек? Кто умеет считать?
— Вроде пять... — пожимает плечами парень в очках.
— Я вижу шесть, — сухо уточняет высокая сухопарая девица, — вон еще краны торчат.
— То есть прямо перед нами ведется стройка жилья, которое в сумме стоит сотни миллионов рублей... Так? Так, спрашиваю? Или не так?
Группа ошарашенно кивает. Куда деваться, если стройка перед глазами.
— И так же точно строят по всему городу. Верно? Студенты уже давно поняли, о чем я... Но то, к чему я клоню, очень уж им непривычно, идет вразрез с установившимися мнениями. На лицах — работа мысли: ищут аргументы «против».
