Своё благословение “Золотому Витязю” прислал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий, и дело пошло ещё радостнее.
“Тверьуниверсалбанк” со скрипом, но помогал, и это давало нам возможность шаг за шагом продвигаться к намеченной цели, удивляясь на ходу, что всё, хоть и в последний момент, но получается, и третий “Золотой Витязь” собирается, поднимается на глазах: программа отобрана — 130 фильмов на 51 час просмотрового времени; призы в отливке; дипломы печатаются; каталог готовится, да ещё какой — цветной, на лучшей бумаге; вагоны заказаны... В Тирасполь приедут гости из 16 стран мира — и какие гости!..
Ночью первого сентября приднестровцы с оркестром встречали наш звёздный поезд. Невыспавшиеся, но радостные актёры давали свои первые интервью прямо на платформе: Г. С. Жжёнов, А. В. Петренко, В. В. Гостюхин, А. Е. Ливанов, Н. С. Бондарчук, Р. С. Макагонова... Все говорили о душевном подъёме, о надежде на светлые дни фестиваля...
А потом прибыло подкрепление — Никита Михалков.
В день открытия фестиваля кинематографисты шли “по главной улице с оркестром”. Тысячи людей встречали их со слезами на глазах, кричали слова благодарности любимым артистам: “Спасибо, что вы нас не забыли!”, бросали под ноги цветы, на ходу целовали, пожимали руки... Кинематографический десант “Золотого Витязя” встречали, словно армию освободителей...
Открытие прошло красиво, празднично и торжественно. Фестиваль напутствовал президент ПМР И. Н. Смирнов. Каждого участника зал встречал щедрыми аплодисментами, а когда объявили, что на фестиваль в Тирасполь прибыл Никита Михалков, взорвался долгой овацией.
Мы вручили две премии “За выдающийся вклад в славянский кинематограф” — Никите Михалкову и Юрию Ильенко. Я осознанно свёл их на одной сцене после восьми лет взаимного отчуждения, начавшегося в 1986 году, на 5-м съезде кинематографистов в Кремле. Предварительно я подготовил каждого из них к предстоящему событию, сказав добрые слова в адрес другого...
Йован Маркович исполнил обещание, прорвавшись в Приднестровье с “блокадной” сербской делегацией. Вот только на открытие они не успели: микроавтобус сломался в молдавской деревушке под Тирасполем, и до нас они добрались только к ночи.
Конечно же, не все желающие смогли попасть на торжественное открытие. Мы предвидели это и установили на площади большой экран, благодаря которому сотни людей наблюдали за происходящим в зале, пели, танцевали и веселились прямо под открытым небом. А по окончании церемонии открытия небо Тирасполя заполыхало красочным салютом. Приднестровцы праздновали двухлетие со дня окончания войны. Открытие “Золотого Витязя” совпало с Днём Победы. Я не припомню такого яркого праздника даже в лучшие советские времена.
Встречи со зрителями Тирасполя, Бендер, Дубоссар, просмотры, пресс-конференции, интервью, приёмы, щедрые застолья, собрания оргкомитета, ночные бдения — спать удавалось 2—3 часа в день.
Было очевидно, что “Золотой Витязь” стал самым ярким и запоминающимся событием в жизни республики, его положительно оценили все местные СМИ, и только газета 14-й армии генерала А. И. Лебедя высказала негативное отношение к проведению в Тирасполе III МКФ “Золотой Витязь”. Посвященная событию статья была напечатана под заголовком “Пир во время чумы”. Несмотря на наше приглашение, не приехал на открытие и А. И. Лебедь. Ну что ж, если гора не идёт к Магомету... Первыми наведались в 14-ю армию Г. С. Жжёнов с В. В. Гостюхиным — и были приняты самым радушным образом. Вслед за ними с неменьшим успехом у Лебедя побывали Н. С. Михалков и А. В. Петренко.
Накануне закрытия фестиваля командующего 14-й армией навестил и я вместе с духовником фестиваля архимандритом Иннокентием. Александр Иванович принял нас в своей маленькой комнатке отдыха по соседству с его кабинетом. Предложил чаю с конфетами и сразу — “быка за рога”. Темпераментно, не стесняясь в выражениях, громогласно стал обвинять руководство ПМР во всех смертных грехах: “пьяницы... воры... я их... как г... по стенке размажу...” и т. д.
В ответ я сказал, что не раз уже общался с руководителями ПМР и ни разу не видел их нетрезвыми. Сказал о том, что, на мой взгляд, руководители ПМР решили в Приднестровье самое главное — национальный вопрос: русские, украинцы и молдаване равны и каждый может свободно говорить на своем языке...
Лебедь взвился, резко оборвал меня:
— Достаточно! Всё понятно! Нам не о чем больше говорить!..
Встреча грозила завершиться скандалом, но положение спас отец Иннокентий.
— Александр Иванович, дорогой, — начал он нежным, успокаивающим тоном. — Вы такой открытый, прямой человек... Вот и Коленька... Он тоже такой открытый, прямой... Ну что же вы будете ссориться...
Не помню, какие ещё слова нашёл отец Иннокентий, только буквально через минуту после этого в ответ на моё настойчивое приглашение на завтрашнее закрытие фестиваля и слова о важности именно его, Лебедя, присутствия, Александр Иванович сказал:
— Ладно... Я буду.
Навсегда останется в моей памяти тот момент закрытия третьего “Золотого Витязя”, когда Алексей Петренко пел сербскую песню “Тамо далэко...”. Я был ведущим, находился за кулисами и не видел того, что происходит в зале. Внезапно раздался странный шум... Перед началом мне говорили о том, что возможна диверсия, могут минировать зал, была долгая проверка здания. Я выглянул в зал и увидел, что под воздействием патриотической сербской песни и необыкновенного её исполнения Алексеем Петренко весь зал поднялся в едином порыве.
Вот в четвёртом ряду, справа — президент И. Н. Смирнов, в этом же ряду, но слева — А. И. Лебедь... Непримиримые враги... И у того и у другого, как у большинства зрителей, в глазах — слезы.
Третий “Золотой Витязь” закончился триумфально.
А в Москве меня ожидал удар — предательство “соратника”. Своего молодого помощника Колю Мельникова я пестовал три года, выводил на орбиту активной творческой жизни, абсолютно доверял ему и сделал поэтому директором не только фестиваля, но и кинотеатра “Повторного фильма” — чудесным образом обретенной крыши над головой “Витязя”. Осознав свою юридическую власть над кинотеатром и возможность “стричь” с него “живые” деньги, Коля украл его у “Золотого Витязя”, указав мне на дверь.
Долго я не мог оправиться от этого удара. В голове не укладывалось, что вот так просто, из корысти, можно спокойно запятнать своё имя позором, превратившись из “патриота и поэта” в мелкого воришку. Ребята из “Альфы” предлагали мне силовое решение вопроса, но я отказался. Пусть остаётся наедине со своею совестью.
Однако надо жить и работать дальше.
1995 год
Езжу по миру, собираю единомышленников. Побывал в Греции у своего старого коллеги по “Мосфильму”, а ныне одного из руководителей греческого кинематографа Маноса Захариоса. Он помог мне устроить отбор фильмов в Греческом национальном киноцентре. На грядущем фестивале в нашем конкурсе будет фильм выдающегося греческого режиссёра Тео Ангелопулоса “Замедленный шаг аиста” (“У черты”) с Марчелло Мастрояни в главной роли. Сам Манос Захариос обещал приехать в Москву в качестве члена жюри.
А Йован в Белграде познакомил меня со многими своими замечательными друзьями, выдающимися личностями сербской культуры. Со Стево Жигоном, великим театральным режиссёром и актёром, и его дочерью актрисой Иваной Жигон, которой отец привил свою всепоглощающую любовь к России. “Без России я бы был никто”, — утверждает он. В конце 40-х годов Стево был студентом Ленинградского ГИТМИКа, ставил спектакли у Товстоногова в БДТ и у Царёва в Малом театре, поставил на сербской сцене почти всех крупнейших русских драматургов и классиков литературы.
Статный, аристократичный, высокорослый красавец и подлинный витязь Драган Кресоя — один из трёх лучших кинорежиссёров сербского кино, даже в условиях блокады ставящий по фильму в год. И каждый его фильм (“Оригинал фальсификата”, “Тёмная ночь”) — это мощная эпическая фреска о прошлом и настоящем Югославии. Я счастлив, что в нашем фестивале принимает участие столько ярчайших, талантливейших людей. Как жаль, что их совершенно не знает Россия — что ж, мне предстоит устроить знакомство.
Давно не бывал я в Польше. Остановился в доме моей дорогой партнёрши по фильму “Легенда”, тогда, в 70-м году — выпускницы польской гимназии, ныне — известной польской актрисы и режиссёра Малгожаты Потоцкой. Она смиренно и с радостью приняла на себя обязанности оргсекретаря “Золотого Витязя” в Польше.
Малгожата показала мне свой светлый документальный фильм “Магические голоса Болгарии”. Она — полька, католичка, сняла такой сердечный фильм о духовном православном песнопении Болгарии, что я вновь открыл и еще сильней полюбил столь знакомую мне страну. Малгожата организовала встречи с моими старыми знакомыми: Анджеем Вайдой, Кшиштофом Занусси, Беатой Тышкевич, Даниэлем Ольбрыхским. В доме Даниэля мы вспоминали 1972 год, когда познакомились с ним в кавалерийском полку под Киевом, где тренировались в езде на лошадях, готовясь каждый к своей картине: он — к “Потопу”, я — к “Как закалялась сталь”, где должен был играть Павла Корчагина. Даниэль водил меня по своему дому, с азартом показывал сабли, сёдла, награды... А потом, когда я рассказал ему о “Золотом Витязе”, с жаром сказал: “Я обязательно приеду в жюри. Я буду в русском православном храме креститься справа налево... Мы должны быть вместе — ты, я, Никита...”. Правда, поддавшись ходившим по Польше сплетням о “Золотом Витязе”, он всё же не приехал в Москву, сказав мне спустя несколько недель по телефону: “Ты поддерживаешь сербов, а они агрессоры...”. И сколько я ни убеждал его в важности того, чтобы мы, представители различных государств, по-разному относящиеся к этой проблеме, он — католик, я — православный, объединились на глазах у мира, уговорить Даниэля мне всё же не удалось.
