напрямую доставляют его на завод. Такая система в совокупности — последнее слово науки и техники, самый передовой опыт в мире. Но подобных примеров весьма мало и у нас. В большинстве городов, в том числе и на Урале, с мусором расправляются традиционным методом — на свалку.
Мое знакомство со свалкой Челябинска вначале было совершенно случайным. Я и не предполагал, что практически в его черте находится огромное, двадцать пять гектаров, голое поле. Ни одного сквера такой площади в городе нет. Над свалкой тучей вьются чайки. Сиротливая конторка да несколько тракторов и автомашин — вот и весь пейзаж, если не, говорить о его специфической серости и унылости да не упоминать не менее специфического запаха. Но одно обстоятельство очень удивило: сосредоточенно роющиеся в свежепривезенном мусоре люди. Несколько позже узнал, что это, так сказать, постоянный контингент добровольцев, занесенных сюда различными интересами.
Потом я уже специально несколько раз посещал свалку, разговаривал с людьми, работающими там официально и добровольно. Мнение у всех одно — тут пропадают миллионы!
— Был бы я тут хозяином, — рассуждает один из рабочих спецавтобазы городского управления благоустройства, — право слово, через пару-тройку лет разбогател. Раньше тут бывали заготовители из «Вторсырья». Каждый месяц сдавали на базу только железа 300 тонн да тряпья по 50—60 тонн, столько же бумаги. Сейчас мы их не видим.
Как-то группа молодежи собралась в путешествие по рекам до моря. Строили сложные катамараны. Не хватало то дефицитного металла, то какой-нибудь дорогостоящей и редкой детали. Все необходимое ребята нашли здесь, на свалке. Но здесь же, в этом царстве мусора, находится и шустрый мужичок. Он целыми днями караулит прибывающие мусоровозы, выбирает то, от чего люди брезгливо отворачиваются. Его одни хвалят за рачительность, другие ругают на все корки и стыдят. А суть не в стыде. Давайте совершим экскурсию по свалке.
По-своему, тут горячий цех: несколько бульдозеров едва успевают утрамбовывать все новые и новые кучи мусора, непрерывно доставляемые сюда контейнеровозами спецавтобазы. Вот подошла новая машина, шофер и грузчик вывалили содержимое контейнеров. И сейчас же к этим новым кучам поспешили люди. Быстро-быстро работают проворные руки, вооруженные специальными «трезубцами» с короткими ручками, идет энергичная сортировка: матерчатые обрезки — в одну кучу, металлы — в другую, кожа — в третью, хлеб — особо, сразу в мешки. Некоторые собирают его для своих кур и кроликов, коров и свиней. Но большинство — на продажу хозяевам близлежащих подворий. Два рубля мешок. Три часа — пять мешков. Не сеют, не жнут — даром берут. А тут не только хлеб. Бывали случаи, когда удивлялись видавшие виды завсегдатаи: машинами горплодоовощеторг вываливал апельсины. А кондитерская фабрика — ящики некондиционных вафель. Ежедневно на свалку вывозятся до сорока тонн пищевых отходов. Часть из них забирают и вновь увозят в город предприимчивые мужички.
Постойте, постойте! Да ведь уж немало лет прошло, как санитарные врачи запретили обратный поток грузов со свалки. И правильно сделали — неровен час, можно в город и заразу затащить. Милиции поручено следить за этим. Однако ни одного милиционера ни разу тут не видел.
— Бывают, — уточняет работник управления благоустройства, — иногда уже невмоготу становится от «синявок». Подрабатывают они тут, ладно, закрываем глаза. Но ведь и хулиганят, на ночь остаются. А у нас техника — гаража нет. На сторожа, бывало, нападали.
«Синявки» — неологизм, не зафиксированный ни в одном словаре. Это до синевы упившиеся профессиональные тунеядцы. Свалка для них — дом родной, который кормит и поит. Как писала однажды областная газета, они тут устроили себе фирменный ресторан «Полынь»! Пьют у подножия свалки в густой траве и кустарниках, соорудив для «комфорту» шалашик. Ну, а на что пьют? Расскажу историю, на первый взгляд, маловероятную.
Итак, несколько лет назад запрета вывозить со свалки различный утиль не было. А потому вокруг нее ставили свои палатки или автофургоны заготовители треста «Южуралвторсырье». Принимали, как уже говорилось, немало всякого добра, за счет которого, в основном, и выполнялся план городским производственно-заготовительным предприятием «Вторсырье». Но вступил в силу запрет, и палатки ликвидировали.
Однако некая заготовительница удержала свои позиции: собственный домик с хорошо оборудованным приемным пунктом. Да вот беда — одной не управиться, к тому же без мужчины небезопасно обретаться тут. Был у этой дамы муж, да угодил в тюрьму. Поехала заготовительница на вокзал и среди ошивающихся там бездельников подобрала себе… мужа, молодого, сильного. И вовсе не для того, чтобы он возился на свалке. Его работа — организовать бригады «синявок». И вот он их организует: утром — ящик «бормотухи», хлеб, маргарин, вечером — па-а-вторить! А днем работают молодцы, стараются, таскают со свалки на подворье много чего.
— Вскоре после того, как я стал здесь работать, — рассказывает директор производственно-заготовительного предприятия Ю. Калашников, — мне пришлось подписывать ведомость на зарплату. Смотрю, одному нашему сборщику за месяц причитается более полутора тысяч рублей. А бухгалтер добавляет, что это только основная зарплата, к которой придется еще и премию добавлять — более шестисот рублей. Передовик, все выполнил и перевыполнил — отдай сорок процентов премиальных, все по закону. Хотя все знают — утиль брал со свалки да и не своими руками, по дворам не ездил. Ну, захотелось мне посмотреть на передовика. Вызываю — подъезжает на белой «Волге». И руки такой же белизны. Н-да…
— У него было объявился конкурент на свалке, — добавляет начальник участка Р. Тухватулина. — Поставил свою палатку. Так она «случайно» сгорела.
— Что же вы решили? Продолжать сверхакадемические выплаты ловкачу? Или прикрыть лавочку?
— Думаю, надо пересмотреть расценки для него, — отвечал Юрий Кондратьевич.
И только-то?!
Время от времени раздаются предложения вновь разрешить предприятиям «Вторсырья» заготавливать утиль на городских свалках. Все равно, мол, сбор идет, Но делают это случайные люди, которых никто не контролирует. Вряд ли это разумно. Свалка есть свалка. Контроль тут действительно нужен постоянный и строгий. И в целях гигиены, и в целях нравственных, направленных против того заразного прилипчивого микроба, который разъедает души некоторых людей, превращает их в стяжателей, тунеядцев и пьяниц. Да и вообще оскорбительно для человеческого достоинства возиться в кучах «благоухающего» мусора. Говорю об этом одному вполне приличному на вид человеку, еще молодому, одетому в рабочую спецовку. Чувствуется, что ему как-то не по себе на свалке. Однако на мои слова он возражает, резко и убедительно:
— Неудобно и стыдно воровать. А я брошенное подбираю. Пусть будет стыдно тому, кто вот это сюда привез.
И он показывает ящик шурупов, болтов и гаек — новеньких, еще в заводской смазке. И добавляет, что ему попадались вороха бумаги и фабричного тряпья, сухая штукатурка и деревянная тара, вполне годная к употреблению. В разговор вмешивается пожилая женщина:
— Душа здесь болит — хлеб
