— Да, Лерусик, вот уж воистину проницательный прогноз! Высшая, можно сказать, математика. — Теперь настало мое время ненатурально посмеяться. — Ты совершенно права: если такими являются восемь женщин из десяти, то с вероятностью восемьдесят процентов я проживу всю жизнь холостяком.
— Кирилл, ты, конечно, смейся дальше… Но мне кажется, что нельзя так спонтанно приглашать.
— Вас надлежит известить о своих намерениях по почте? Прислать подготовительную повестку? Тем не менее, если бы я как следует поуговаривал, то спонтанность моего приглашения была бы прощена, да? Ты бы сейчас уже собралась и была в пути, так?
— Да, я ведь, в конце концов, взрослая женщина. К спонтанности в таком случае отнеслась бы с пониманием. Но ты ведь хочешь всего сразу и не стараешься ради этого.
— Так что же мешает взрослой женщине избавиться от этих грубых заусенцев на коре головного мозга? Кого ты поставила в дурацкое положение своим «поуговаривать»? Меня?
Где-то здесь она решает сманеврировать в другую сторону, хотя подходящий поворот давно пролетела. Обновленная версия отказа не звучит, что я ей разъясняю буквально на пальцах.
— Видишь ли, до тебя так долго ехать…
— «Долго»… Ну что ж, настало время объяснить, что для тебя «долго» в количественном выражении.
— Ну я пока оденусь, пока дойду до метро, пока доеду…
— Стоп! Дай мне, пожалуйста, количественное выражение понятия «долго».
— Допустим, ты в пункте «А», а я в пункте «Б». Чтобы добраться из «Б» в «А», требуется время… Допустим, расстояние между… ой, а ты не знаешь, сколько между нами километров? Километров пятьдесят, да? Ладно, допустим скорость поезда… м-м-м, а какая у них скорость?
— Э, нет, это мы так до трех ночи будем задачки решать. От «Новослободской» до «Бунинской Аллеи» ехать минут сорок пять— пятьдесят. От твоего дома до метро идти минут десять. От метро до моего дома — еще пять минут. Итого час — час и пять минут.
— Ну вот!
— Раз количественным выражением для твоего «долго» является один час, то не составит труда вычислить, что для тебя «быстро».
— Да как ты не поймешь! «Быстро» — это когда… ну это когда быстрее.
— Нельзя определять понятие через самое себя, Лера, это логически неряшливо.
— А тебе опять нужна логика, да?
— Мне нужно понять, что ты имеешь в виду. Сколько времени для тебя соответствует понятию «быстро»?
— Ну-у-у…
— К примеру, если бы я жил на «Полянке», до меня было бы десять минут пути на метро, так?
— Да, в районе того.
— Это быстро?
— Да, вот это — быстро!
— Прекрасно. Раз мы теперь знаем численное выражение понятий «быстро» и «долго», мы можем найти ту точку, где одно переходит в другое.
— Чего-чего?
— Рубеж, на котором кончается «быстро»…
— Не поняла.
— Условная граница, за которой начинается «долго»…
— Ты меня запутал!
— Сколько должно натикать на твоем секундомере, чтобы ты сказала: «Это пока еще "быстро", это пока еще допустимо… А вот дальше — вот отсюда вот! — уже перебор»?
— Скажем так, минут тридцать.
— О! Видишь, как все, оказывается, просто! Тридцать минут — это и есть тот искомый рубеж, за которым у приглашающей стороны нет шансов на твое согласие. Иначе говоря, жил бы я в тридцати двух минутах от тебя, жил бы я в тридцати минутах и одном дюйме от тебя, мне бы ничего не светило.
— Почему? Опять же, смотря, как бы ты меня уговаривал.
— Нет, ну вы слышали это? Оказывается, количество уговоров напрямую зависит от расстояния, от каждого лишнего километра! Введи покилометровую тарификацию, Лера. Разбей Москву на зоны, как в электричках. По одному дополнительному уговору за каждый сверхлимитный километр.
— Ты просто взял и перевернул мои слова. Показатели какие-то приплел…
— С каких пор «уточнить» у нас одно и то же, что «перевернуть»? Почему, если мне интересно, что стоит за твоими словами, я сразу превращаюсь в этакий испорченный телефон? Не потому ли, Лера, что ты иногда говоришь вещи, за которыми ничего нет? И которые, при ближайшем рассмотрении, кроме как бредом, назвать нельзя?
— Мне все ясно. Ты патологически не умеешь обращаться с женщинами.
— Да все я умею, Лерка. Десятки раз я был в подобных ситуациях, поверь мне. Звонил — приглашал — мне отказывали — я уговаривал, обольщал, заводил серенады. Всячески подлизывался и подобострастно лепетал «конечно-конечно!», когда дамы по нескольку раз перестраховывались: «Это ведь не ты такой желанный, это я такая самоотверженная, правда? Ты ведь не будешь питать иллюзий?» Я куртуазно лебезил, убалтывал и в итоге добивался. Садились на предпоследний поезд метро, ловили мотор и триумфально ехали ко мне в гости. А я триумфально ждал, потирая дома руки, и подмигивал своему отражению: мол, ничего, чувак, мы за ценой не постоим… Но я не хочу так больше. Я не могу больше разыгрывать этот цирк уродов. Я все это умел, Лера, но это не то, чему стоило учиться. Мое теперешнее «неумение обращаться с женщинами» — патология, если хочешь, приобретенная.
— Так принято, Кирилл, неужели тебе это дико? Женщины так устроены, что им нужны жертвы и проявления интереса. Мы же любим ушами. Ты, например, способен мне сказать что-либо приятное прямо сейчас?
— Лера, ты женственна. Ты обращаешь на себя внимание. В тебе есть искра. И у тебя просто потрясный голос.
— Что же в нем потрясного? — Вопрос звучит с недвусмысленными мурлыкающими обертонами, чтобы я уловил подсказку.
— Он очень сексуален, Лерка, твой голос.
— А-га. — Она удовлетворенно замолкает на секунду. — А теперь скажи мне такую вещь. Ты сейчас искренне говорил?
— Сейчас я говорил максимально искренне. Меня смущаеттоль-ко один момент.
— Какой?
— Если бы я решил тебя подобающим образом уговаривать, ты бы стала задавать такие уточняющие вопросы про искренность? Или просто бы поехала?
— Да, просто поехала.
— Иными словами, мы бы быстренько обменялись формальными реверансами: ты «как положено» капризничаешь, я «как заведено» убеждаю тебя, и проверки искренности желаний в этом сценарии не предусмотрено. А чего так?
— Ты снова загоняешь меня в угол, — стонет она. — У тебя талант какой-то!
— Да не я тебя в этот угол загнал, пойми ты! — ору я. — Ты сама туда пришла и уперлась лбом! Ты даже никуда оттуда не выходила, Лера! Ты жила и беспрекословно следовала вдолбленным в тебя правилам. Я тоже был таким, но я выбрался и теперь хочу докричаться до тебя, что есть другая жизнь! Что можно жить в согласии с разумом и поступать, как подсказывает сердце, а не посылать небезразличного тебе человека на три буквы фразой «так принято». Зачем ты сказала «нет», когда хотела сказать «да»? Зачем ты сказала, что тебя надо уговаривать, если тебе и так хорошо со мной?
Я сорвался, как психованный мальчишка. Я даже стал махать свободной рукой, будто и вправду держал мачете. Я вдруг обнаружил, что больше не сижу в кресле, а шагаю по комнате. Лучше бы я продолжал сидеть, так как в ответ прозвучала вещь, несовместимая с возможностью устоять на ногах.
— А я теперь и сама не знаю, зачем я это сказала.
Простенькой фразой в игривой интонации человека можно контузить до сотрясения мозга, до паралича. Знал бы, какая авиабомба летит добить меня под конец диалога, открыл бы рот, как бывалый фронтовик, чтобы взрывной волной не вышибло перепонки. На месте вечера, который мог сложиться так чертовски здорово, так созвучно, зияла огромная воронка, наполняясь мутной грунтовой водой…
В изложенном диалоге нет ни слова неправды. Все было именно так, беспощадно так.
Вы никогда не были в пункте «Б»? Если будете, передавайте Лере Рябовой мой привет. Вполне вероятно, она там и по сию пору.
Степени проявления у нижеупомянутой привычки разные, но суть одна на всех: почти каждый любит себя иной раз пожалеть. Попричитать, беззвучно или вслух, какой я невезучий, незадачливый и как нелегка судьбина моя горькая. Демонстративно нацепить на себя бейджик прожженного лузера, чтобы сфабриковать оправдание собственному разгильдяйству или, в расчете на будущие чудеса, чтобы сглазить себя наоборот, от противного.
Я решил это дело бросить. Я поразмыслил на досуге, сопоставил факты и пришел к приободряющему выводу, что мне везет, словно я продал душу дьяволу. Вспоминая то, что я частенько слышал от девушек в ответ на приглашение домой, я расцветаю благодарностью своему лихому жиганскому фарту. Удача сама падала мне в ладони, и на поверку оказывалось, что у меня в союзниках состоят очень мощные жизненные обстоятельства. Посудите сами! Ко мне шли в гости, потому что я живу не на экваторе, а в краях, где зима бывает очень суровой, а одежда — недостаточно теплоизолирующей.
— Ладно, пойдем, так и быть. Просто я уже совсем окоченела.
