Не в силах смотреть, как гибнут в своих мелких окопчиках солдаты, не имея возможности ни отбиться, ни спасти свою жизнь, майор Кроха невольно прикрыл рукой глаза.
А танки, расправившись с передовым батальоном, развернулись в сторону штаба. Все, мы были обречены!
Но тут «панцеры» напоролись на дружный огонь противотанковых ружей Карчевского, а также оправившихся от неожиданности наших артиллеристов.
Конечно же, «напоролись» — это слишком громко сказано. Ведь расчеты ПТР, выброшенные вперед навстречу бронированной лавине, не защищены окопами и потому просто обречены на верную гибель.
Ведь противотанковое ружье-это оружие ближнего боя, и прицельно стрелять по уязвимым местам танка возможно только с очень малого расстояния! Немец из башни отлично видит стрелка и расстреливает его уже с дальней дистанции.
Тем не менее, факт остается фактом. Ребята Карчевского каким-то чудом сумели отразить первую, самую страшную, атаку танков. Но многие, конечно же, навечно остались лежась в этой липкой холодной грязи…
— Илюшкин, — повернувшись ко мне, приказал командир полка, — подымай роту, прикрой огнем Карчевского! Любой ценой не подпускайте к нему автоматчиков!
Я высунулся из траншеи и одну за другой отстрелил в сторону передовой три красных ракеты.
Оглянулся назад и увидел, как выскочили наши автоматчики. «В третий взвод!», — прокричал мне Арсланов.
Я понял, что он не был уверен в новом, молодом командире взвода.
Подождав, пока цепь третьего взвода поравняется со штабной траншеей, я присоединился к солдатам.
В этот момент командир взвода, тот самый молоденький лейтенант, что будил меня по тревоге, на миг приостановился, картинно выбросил вверх руку с пистолетом, и срывающимся юношеским фальцетом закричал: «За Родину! За Сталина! Вперед!»
Через минуту он словно споткнулся и упал впереди меня. Перевернув его вверх лицом, я увидел широко раскрытые глаза, вмиг остекленевшие. Тут же подбежавшая медсестра расстегнула ворот, пощупала пульс, и молча кивнула — мол, готов.
…Далее все было как в тумане. Помню лишь, как бежал в цепи своей роты. Как потом лежал в черной — на фоне выпавшего ночью снежка — воронке и стрелял по наступающей за танками пехоте, и как остро пахло горелой взрывчаткой.
…Впереди меня, шагах в пятидесяти, укрывшись за небольшой кочкой, вел огонь противотанковый расчет из двух солдат. «Бах-бах-бах!» — слышался бой их ружья. А прямо на них стремительно накатывал, расстреливая из пулемета, немецкий танк.
Ребята лихорадочно стреляли и тут же быстро перезаряжали оружие. Но танк, не снижая скорости, неумолимо надвигался на расчет.
«Сейчас он раздавит их! А потом — моя очередь!» — мелькнула страшная мысль, приводящая в дикий ужас. Этот ужас так и заставлял вскочить и бежать куда-то прочь. Только бы увернуться, спастись , выскочить из когтей неотвратимо накатывающей смерти!
Но бежать абсолютно бессмысленно. Тем более, что солдаты — пэтээрщики уже не стреляли, уткнувшись лицом в мокрый грязный песок. Это — и моя смерть!
Но что это?! Один из солдат приподнялся почти из-под гусениц чудовища и взмахнул рукой…Сильный взрыв, огонь, дым… А танк прет и прет, раздавив наших ребят…
«Ну, все! Вот она, моя последняя секунда на этом жестоком свете. Прощай, моя родная сторонушка, прощай моя семья!» — мелькнула мысль, когда я всем своим существом вжимался в дно совсем неглубокой воронки.
Земля вокруг дрожит. Страшный рев все ближе, ближе…
И вдруг он умолк. Позволив сквозь грохот боя четко услышать лающее немецкое «Шнель, шнель!»…
Осторожно приподняв голову, увидел в десятке метров развернутый бортом немецкий танк. Из башни, высунувшись по пояс, головой вниз висел вражеский танкист. Еще один валялся внизу, у гусениц. А двое выживших попытались бежать, да были скошены нашими автоматчиками.
Присмотревшись к камуфлированной боковине башни, я четко различил крест. А чуть пониже-буро-коричневую фигурку медведя. Вот кто чуть не разодрал меня в своих смертоносных когтях!
— Петро! Хорошего зверя завалили ребята?! — это ко мне в воронку запрыгнул разгоряченный боем Арсланов. — Че молчишь? Небось, душа в пятки ушла? Не боись! Смотри, они уже как крысы назад покатили! Это пэтээрщики молодцы, четыре танка подбили. А с пехтурой мы как-нибудь управимся!
…Получив такой неожиданный отпор, немцы откатились к балке и замешкались, дав нам спасительную передышку.
И тут же все, кто остался жив и мог шевелить руками, не ожидая команды, начали окапываться. Поняли ведь, что именно от глубины окопа зависит сама жизнь.
Между тем немцы тоже времени даром не теряли. Уже вскоре они, разделившись на две группы, с обеих сторон одновременно атаковали левый и правый фланговые батальоны.
На этот раз «блицкрига» не получилось — окопы там оказались поглубже. И танки, прокатившись по ним, не смогли задавить ни одного бойца. «Ожив», те продолжали вести огонь.
Поняв, что бой затягивается, немцы решили обойти полк с флангов и нанести удар по штабу с тыла, где в обороне оставался лишь комендантский взвод и группа разведчиков. К этому времени у наших орудий не осталось ни одного снаряда, а рота ПТР была наполовину выбита. Других же противотанковых средств в полку не было.
— Как подойдут вплотную — последний патрон мой, — так думал я, зная, что кому-кому, а политруку пощады от фашистов ждать не придется.
Но именно в этот критический момент случилось чудо: в воздухе появились наши штурмовики. Их было мало — всего-то три или четыре. К тому же, пролетая на бреющем полете, они давали по врагу лишь редкие пулеметные очереди. Можно сказать, они лишь имитировали атаки. Очевидно, «ильюшины» возвращались с боевого задания и им приказали сменить курс, хоть как-то поддержав попавшую в беду пехоту.
И случилось чудо! Танки развернулись, а пехота поспешно начала подбирать своих убитых и раненых.
…Они исчезли так же внезапно, как появились, оставив после боя всего лишь пару подбитых танков и несколько вполне исправных мотоциклов. Некоторые свои поврежденные танки немцы утащили на буксире.
Мы с Арслановым поднялись из воронки и, шатаясь от усталости, пошли на позиции третьего батальона. Конечно же, там мы увидели страшную картину :в своих мелких окопчиках лежали, в самых разных смертных позах ,останки раздавленных бойцов. Не уцелел никто! Более шестисот здоровых, полных сил молодых ребят, горевших желанием до конца сражаться за свою родную землю, погибли под гусеницами немецких танков, успев сделать всего лишь несколько выстрелов из своих трехлинейных винтовок. Понесла большие потери и рота противотанковых ружей, которая приняла на себя главный удар врага.
Среди гильз расстрелянных противотанковых патронов лежал Карчевский. Склонившись над ним, тихо плакала писарь полка Оленька. Говорили, что у них начиналась любовь…»[348]
В Журнале боевых действий 28-й армии эти события описываются так[349]: в 13.10 над Сянциком сделал круг FW-189, в 13.30 с отметки 2.9, то есть с юго-восточного направления, левый фланг учбата был атакован 25 танками при поддержке двух батальонов мотопехоты. В 15.30 немцы перерезали элистинскую дорогу и через полчаса ушли. Потери составили, по записи в Журнале боевых действий армии: 88 человек убитыми, 103 раненными, 146 пропавшими без вести. Было выведено из строя 44 лошади, потеряно четыре 45-мм орудия, один 120-мм миномет, восемь пулеметов, семь ПТР, 5 станковых пулеметов, 133 винтовки и 16 ППШ.[350]
Вопреки распространенному среди ветеранов мнению, основной удар был нанесен не по учбату, а по 3-му батальону, который был практически полностью уничтожен. Вот таблица потерь по данным командования полка:[351]
3-й бат, офицеры 3-й батальон, мл. комсостав 3-й батальон, рядовые Учбат, рядовые
Убито 8 6 63 2
Ранено 6 23 67 4
Без вести 7 53 86
ИТОГО 21 82 216 6
Различие в потерях между полковыми и армейскими данными следует отнести к тому, что приведенная таблица впоследствии была уточнена. К 15 декабря были обнаружены тела еще девяти бойцов, а также пять погибших немцев.
Скорее всего, запись про учбат, положившая начала последующим заблуждениям, была внесена либо по ошибке, либо специально, так как за необученное пополнение и спрос меньше. Отсутствие потерь в 1-м и 2-м батальонах свидетельствует о том, что майор Кроха их просто не ввел в бой. На протяжении двух часов они стояли и смотрели, как танки утюжат их товарищей. Видимо, Кроха считал, что следует ожидать нападения немцев с запада и юга. Немцы на самом деле располагали в степи небольшим резервом, но у него была другая задача — в районе Утты стояло боевое охранение немцев в составе семи танков, шести автомашин с пехотой и трех мотоциклов. Оно было должно блокировать возможную советскую подмогу. Подмоги, впрочем, не было. Зато появилась советская колонна с продовольствием. Южнее Хулхуты среди бела дня, в 12.30 немцы захватили машину с хлебом, пополнив свои запасы продовольствия. Еще три хлебовозки вовремя повернули назад, вернувшись в Басы. В любом случае, несколько советских подразделений вечером легли спать голодными и злыми.
