Свое дело лучники знали крепко. Стрелу за стрелой выпускали они в приближающиеся вражеские порядки. Мощный залп обрушился на рыцарей Христа. И дальше русские продолжали стрельбу, не снижая темпа. Они пускали стрелы так быстро, как только успевали доставать из колчанов. Стрелы все летели и летели, и не было никакой возможности у немцев пустить в ход копья. Лучники стреляли не только по людям, но и по коням. У крестоносцев уже появились первые потери, а до русских рядов они еще и не добрались. К тому же, хорошего разбега не получилось. Теперь приходилось рассчитывать не на мощь первого таранного удара железного клина, а на силу и умение бойцов, находящихся в его голове. Кони рыцарей хоть и бежали споро, но на то, чтобы разметать и опрокинуть с ходу пешие ряды новгородцев, рассчитывать было уже нельзя. Только продавливать, только прорубаться, только давить.
«Видно было, как отряд братьев-рыцарей одолел стрелков». Это Генрих вновь поет песню славы и доблести крестоносцам. Скорее всего, одолевать никого не пришлось. Конные стрелки, выполнив свою задачу, совершили необходимый маневр, заблаговременно отойдя с пути теряющей свою скорость «свиньи». Теперь они были нужны в другом месте. Начало битвы Александр выиграл, обойдясь почти без потерь. При этом нужно учитывать, что немецкие арбалетчики тоже не сидели сложа руки. Они уже должны были отрабатывать свой хлеб. Но… Главная цель новгородского князя была достигнута. Слаженного и мощного удара у немецкой конницы не вышло. Оговоримся, такого удара, какого крестоносцы хотели, на какой рассчитывали. Места, чтобы разогнаться вновь, у них уже не имелось, и перед ними замаячили шеренги пехотинцев, ощетинившихся лесом копий. Рыцари пришпорили коней и погнали их прямо на врага. Атака, пусть и не так лихо, как хотелось, но все же катилась вперед.
А что у русской пехоты? Для нее наступал самый важный момент! Момент первого столкновения с врагом. Момент, от которого для бойцов передового полка зависит очень и очень многое. Практически жизнь и смерть от этого зависят. Тут главное не дрогнуть, не побежать, а выстоять. Мысли, они в голове бегают разные, часто нехорошие, когда на тебя, именно на тебя, размеренным галопом надвигаются закованные в железо бойцы. Когда здоровенные рыцарские кони, в страшно размалеванных балахонах, из-под которых видны только глаза да зубы, разбрызгивая хлопья пены изо рта, надвигаются на тебя горой. Не разбирая дороги, готовые затоптать. Тут волосы дыбом и штаны мокрые! Тут сразу вспоминается, что ты у себя один. Пересыхает в глотке, а рука немеет от тяжести щита.
Что остается пехотинцу, ратнику, стоящему в первом ряду, когда на него разметом скачет закованная в броню тевтонская конница? А ведь крестоносцы скакали прямо на них, прямо в лоб, опустив копья и выцеливая свою жертву. И каждому стоящему в этом ряду кажется, что этой целью, этой мишенью станет именно он. Что это вражеское копье уже направлено в его грудь, и приближается оно стремительно и неотвратимо. Что остается пехотинцу? Только крепче держать щит и молиться, покрываясь испариной. Некоторых даже трясет от страха, но они хорошо понимают: если строй будет прорван, спастись им не удастся. Между тем немцы приближались. Ветер развевал орденские знамена и штандарты, ревели боевые рога тевтонцев, а от сотен черных крестов рябило в глазах.
Первые ряды русских взяли копья наперевес. Воины приготовились к страшному удару, собрались, перенесли вес тела на переднюю ногу. Уперлись покрепче, подняли повыше щиты. Перехватили поудобнее копья. Ратники прекрасно понимали, что после столкновения с орденской кавалерией многие из них так и останутся лежать на залитом кровью снегу. Но от этого уже не уйти. Житие гласит, что «у князя Александра было много храбрых воинов, сильных и стойких», и они не побежали. Не дрогнули. Пересилили страх. Стояли плечом к плечу, чувствуя общее единение. Отвага поднялась со дна людских сердец и заполнила их. Новгородцы бесстрашно приняли удар на себя. Да, они его не выдержали, да, отступили, но не поддались панике, не побежали. «…и прошиблись свиньей сквозь полк, и была тут сеча велика немцам и чуди… и не было видно льда, покрылось все кровью», так пишет Новгородская I летопись. Они дрались. Дрались стойко, как умеет драться русская дружина. Клин врубился в боевые порядки пехоты, разнося все к чертям, но потеря темпа атаки сказалась. Он застрял! Битва началась совсем не так, как было в планах братьев-рыцарей.
«И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылось оно кровью». Ей вторит Ливонская хроника: «Там был слышен звон мечей, и видно было, как рассекались шлемы. С обеих сторон убитые падали на траву». План крестоносцев разбился о тактический талант Александра и мужество русских полков. Они завязли в русских построениях. Блицкрига в очередной раз не получилось. Вляпались рыцари, как мухи в мед. Завязли по самые крылья. Пилигримы и люди епископа тоже теснили русскую пехоту, помогая орденским братьям, но это уже было не то. Инициатива была потеряна. Началась простая рукопашная.
В такой схватке, в той каше, которая заварилась, удача была на стороне русских бойцов. Да, большой полк дрогнул, попятился и, теряя людей, начал медленно отступать, но не бежать. Лихие в отчаянной драке новгородцы ударами тяжелых боевых топоров остановили закованных в доспехи всадников и совершенно расстроили их ряды. Самые ловкие и безрассудные подныривали прямо под немецких лошадей и засапожными ножами вспарывали им брюхо. Кони с железным лязгом валились на лед, брыкаясь и увлекая вместе с собой сидевших на них всадников. Русские ратники, мгновенно оказывающиеся рядом, тут же добивали поверженных рыцарей, не давая им подняться на ноги. Однако упорные тевтоны, спаянные железной дисциплиной и хорошо организованные, могли и умели сражаться в строю. Они упрямо продвигали свой, теперь уже несколько сплющенный клин вперед. Казалось, вот-вот дрогнут новгородцы, и разгром становился лишь вопросом времени.
Но крестоносцы слишком увлеклись битвой и совершенно забыли о своих флангах – и, как оказалось, зря. Русские полки правой и левой руки тоже не стояли без дела, а зажали оставшихся рыцарей и кнехтов с двух сторон, зашли им в тыл. Ливонская хроника нагнетает панику: «Те, которые находились в войске братьев-рыцарей, были окружены. Русские имели такую рать, что каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек».
У страха глаза велики!
Александр со своей дружиной и его брат Андрей со своей зажали Христово воинство в тиски. Окружили! Начищенные до блеска шлемы и панцири русских воинов сверкали на солнце, богато расшитые знамена князей Ярославичей гордо реяли на ветру. Может, от этого небесного света у немцев рябило в глазах. Рыцари епископа Дерптского и пилигримы не удержали строя, не удержали фланги. Вот к чему привела тактика братьев-рыцарей! Теперь уже им нужно было выбираться из этого, практически ими же самими созданного котла. Тут уже им небо могло показаться с овчинку, а все прибывающие и прибывающие русские рати неисчислимыми. Поскольку именно теперь в бой вступили лучшие русские силы. Именно в дружинах Александра и Андрея были наиболее обученные и проверенные бойцы. Русские давили, немцы отбивались, как могли, да и деваться им, собственно, было уже некуда.
Согласно «Рифмованной хронике» дальнейшие события развивались следующим образом: «Те, кто был в войске братьев, оказались в окружении… братья упорно сражались, все же их одолели». Дальше, закономерный итог: «…и немцы тут пали, а чудь дала плечи (бежала)». Но бежала не только чудь. Некоторым повезло больше. Все та же «Рифмованная хроника» рисует дальнейшую хронологию боя в таком виде. «Часть дерптцев вышла из боя, это было их спасением, они вынужденно отступили» (Ливонская хроника). Как это понять – вышли? Если по приказу, то это тактическое отступление, если без оного, то это трусливое бегство. На наш взгляд, из текста следует, что, скорее всего, люди епископа и светские рыцари просто удрали, чтобы не попасть в кольцо. Недаром Генрих отметил, что сделали они это вынужденно. Русские летописи трактуют эту же ситуацию несколько иначе. «Александр же рубил их, гоня, как по воздуху, и некуда было им скрыться» (Житие) «… и гоня били их на семи верстах по льду до Суболичьского берега, и пало чуди без числа, а немец четыреста, а иных пятьдесят руками взяли и привели в Новгород» (Новгородская I летопись).
Семирадский Г. Александр Невский принимает папских легатов
Победа была сокрушительной. Единственное, что позволяет себе ливонский хронист, так это приписать больше потерь «королю Александру»: «Князь Александр был рад, что он одержал победу. Он возвратился в свои земли. Однако эта победа ему стоила многих храбрых мужей, которым больше никогда не ходить в поход». Однако это лишь мнение Ливонского рифмоплета.
