Многочисленные таблички с угрозами штрафов у нас на каждом шагу. Запрещается курить, сорить, распивать и т.д. Однако безнаказанно и курят, и сорят, и распивают. Но в описываемом случае речь не о выкуренной сигарете, речь – о жизни человека. От которой нельзя отгораживаться «необходимыми», но недостаточными мерами.
Та же ситуация с сосульками, о которых так трубили в начале зимы. Но пройдитесь по своим населённым пунктам: тропинки проходят под крышами, с которых свисают даже не сосульки – льдины. Я сам раньше ходил, сокращая путь, вдоль восточной стены школы № 8. Теперь не хожу. Тут крышу украшают такие ледяные копья, что, упади хоть одно из них на голову, – мало не покажется. А ведь это школа, дети. Как бы не пришлось, опять постфактум, после драки кулаками размахивать.
Дамир КАДЫРОВ, г. Туймазы, Башкортостан
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Человек
У подъезда
ОТЦЫ И ДЕТИ
Ребята по-птичьи уселись на скамью у подъезда, пачкая сиденье грязной обувью, – мои чистоплотные соседки опять лишатся вечерних посиделок. Я часто гоняю молодых пришельцев, не скупясь на слова и жесты, и они послушно расходятся, недружественно оглядываясь на меня. Но сегодня, по неведомой мне самому причине, я изменил тактику и говорю:
– Я тоже присяду. Только по-вашему не смогу, надо тренироваться…
Ребята переглянулись и засуетились, стали искать, чем бы очистить скамью, один даже достал носовой платок. У кого-то оказался пластиковый пакет. Я уселся, а они встали рядом и начали рассматривать меня – ненормального.
– Откуда вы, такие (не стал я уточнять)… к нам залетели? Как грачи по весне.
Оказалось, что они сделали здесь остановку по дороге на стадион «Локомотив». Все – студенты престижного московского института, есть москвичи и приезжие из других городов, довольны вузом. Пока всё клёво…
– А как с армией, пойдёте служить?
Наступила тишина. Переглянулись. Первым высказался москвич: нет, в армию не пойдут, надеются на отсрочку. Остальные поддакнули. И тут я, прошедший всю азбуку военной подготовки – в школе, военном училище и на фронте, – задал мучивший нас, стариков, вопрос:
– А если война? Кто же будет защищать страну?
– А кому мы нужны, чтобы воевать с нами? – вопросом ответил один из них.
– Мы, может, и не нужны (видите, как сокращается население страны даже без войны), а вот наша земля с нефтью, газом, лесами и полями многим покоя не даёт. Одни прямо высказывают свои территориальные притязания; другие пока помалкивают, но уже перекрашивают в свои цвета карту с нашей Сибирью, ждут своего часа…
– Страна большая, народа много. Может, без нас управятся? – прервал мои рассуждения красивый юноша. – Есть же любители послужить.
– Ты считаешь, что твой дом, твою семью должен защищать кто-то другой? Москву надо отдать?
– Нет, Москву надо защищать, – сказал иногородний студент. – Но как бы это сделать, минуя службу в армии?
Вот оно что – ребята ищут альтернативу, чураясь ходить «в строю». Это чувство посещало и меня. Я ведь кадровым военным не стремился стать – в армию позвала всеобщая обязанность и подхлестнула война. И меня, в душе штатского гуманитария, коробили «нелепые» команды, обращённые к сотне людей… в единственном числе: «Выходи строиться!», «Равняйсь!» – и т.п. Но это чувство проходило, когда я осознавал себя частью одного целого: взвода, роты, полка.
И неужели их, мужчин, не влечёт естественное желание владеть оружием? В школе мы регулярно ходили в тир, тренируясь в меткости стрельбы из тульской малокалиберной винтовки ТОЗ-8. В училище познакомились со всеми видами стрелкового оружия. А на фронте помимо отечественного было и трофейное оружие, и мы менялись друг с другом: вальтер на парабеллум и наоборот.
Я рассказал, с чем пришлось столкнуться мне, представителю «царицы полей». В танке не воевал, а на танке, в моторизованной пехоте, пришлось. Даже от летящего мимо снаряда сдувает воздушной волной как пушинку. Уж лучше в танке или на земле, как и свойственно пехоте. Летал на самолёте У-2, тоже не понравилось – болтает в воздухе, кружится голова. С парашютом прыгал, но только с учебной вышки, ощущение свободного падения испытал.
Ребята оживились, посыпались вопросы. Почему преобладала проводная, а не радиосвязь (сегодня молодые уже не мыслят себя без сотовой связи)? Почему так зверствовали фашисты – они такие по природе или им давали наркотик перед боем? А что давали нашим солдатам – водку? Пил ли и курил ли я (непременно «Беломор»)? А если шёл бой, то обеда не было? Кормили вкусно? А давали ли на фронте отпуск домой или только после того, как подобьёшь танк (значит, посмотрели кинофильм «Баллада о солдате»)?
Я едва успевал отвечать на этот поток вопросов, и мой внеурочный «урок» продолжался бы и дальше, если бы не перемена погоды: стемнело, небо заволокли тучи. Я достал из кармана ключи и начал выходить из плотного «окружения», а примолкшие ребята стали наперебой протягивать мне руку: «Спасибо! До свидания!» Пошёл дождь, и вся группа с гиканьем, будто по команде во время авианалёта: «В укрытие!» – скрылась из глаз. Я посмотрел туда, где только что гнездилась «стая»: дождевые капли падали на скамейку, смывая пыль и прочий мусор. Сиденье становилось чистым и поблёскивало прошлогодней краской. Словно ничего особенного тут и не случилось.
Или случилось? И мы, представители двух таких разных поколений, смогли настроиться на одну волну? Жаль, что в этом случайном разговоре не участвовали представители Министерства обороны; они бы наверняка осознали, что надо меняться не только призывникам, но и армии.
Евгений ЕЛЬШОВ, ветеран Великой Отечественной войны
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Не спеши, даже если опаздываешь…
Портфель "ЛГ"
Не спеши, даже если опаздываешь…
ИНТЕРТЕКСТ
В те дни, когда тридцатитрёхлетний Андрей Яхонтов руководил знаменитым «Клубом 12 стульев», расположившимся на 16-й странице «ЛГ», маститых юбиляров-сатириков было принято поздравлять шутливо переиначенной строкой популярной песни «В жизни раз бывает восемнадцать лет». Виновников торжества привечали соответственно: «В жизни раз бывает шестьдесят» или «В жизни раз бывает семьдесят». Если вдуматься, наблюдение верное: всё в жизни случается единожды. Дни рождения не исключение – и двадцать пять, и тридцать восемь не повторятся никогда…
Нынче сам Андрей Яхонтов – прозаик, драматург, лауреат многих (в том числе международных) наград не только в областях юмористического жанра – разменивает седьмой десяток.
– Андрей Николаевич, в предисловии к вашей первой тоненькой книжечке, вышедшей в «Библиотеке «Крокодила», о вас писали: «высокий, красивый, как киногерой»… Уже нет ни журнала «Крокодил», ни его библиотечки…
– А я остаюсь высоким и, хочется себя тешить, киногероистым, только амплуа чуть более печальное: не длинноресничного героя – покорителя сердец, а подуставшего ковбоя с благородной сединой, рекламирующего на уличных плакатах сигареты «Мальборо».
– Чем ознаменован для вас юбилейный год?
– В издательстве «МИК», оно выпускает мои книги вот уже 10 лет, вышел двухтомник «Избранного» – рассказы, повести и роман «Учебник Жизни для Дураков», который значительно обновлён. С каждым следующим изданием дописываю в него новые главы – вешаю этакие дополнительные игрушки на украшенную ёлку.
– «Учебник для Дураков», похоже, самая популярная ваша книга?
– Судя по читательскому спросу – да. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что тиражи допечатываются. Значит, книга не потеряла связи с действительностью и нужна. Плохо – потому что, в общем-то, не самый глубокий роман затеняет более серьёзные мои работы: романы «Закройщик времени», «Бывшее сердце», «Роман с мёртвой девушкой», «Ночная клубника»…
– В аннотации к «Клубнике» сказано, что она написана в жанре изобретённого вами «завирального реализма». Каковы приметы этого малоизученного жанра?
– Это жанр, в котором мы все давно пребываем. О невероятном сообщаем как о само собой разумеющемся и давно примелькавшемся и даже наскучившем. Врём о несуществующем. Предпочитаем фальшивку, а подлинное отринули. И в искусстве. И среди суррогатной выпивки. В «Ночной клубнике» есть рассуждение о том, что успех или неуспех судьбы человека зависит от того, правильно ли он определил жанр своей жизни. Ему пристало быть трагиком, а он ломает комедию. Или наоборот – необоснованно меняет амплуа весельчака на скорбную мину…
