Постепенно, шаг за шагом, пусть медленнее, чем нам хотелось бы, но евразийские шаги новым российским руководством делаются. (…) В такой ситуации мы, неоевразийцы, осознаем необходимость окончательного и полного перехода на позиции политического центризма, потому что курс нынешней власти, Центра в основных своих параметрах соответствует выстраданной и выношенной нами системе взглядов. Принципиальные установки эволюции российской власти совпали с установками неоевразийства по основным параметрам.
(…)
Есть несколько направлений, которые способна освоить исключительно евразийская философия. В первую очередь это межнациональные, межконфессиональные конфликты. Их разрешение обычно видят в тихом и мирном сосуществовании людей, прохладных к собственной вере и поэтому безразлично относящихся к вероисповеданию других. Это конъюнктурные пацифисты межконфессионального толка. Они присутствуют на различных круглых столах по утихомириванию межрелигиозных конфликтов. Само по себе это, может быть, и неплохо, но, увы, большого толку от этого, как правило, не бывает. Другая крайность — так называемые фанатики или радикалы, призывающие к жестокому межконфессиональному или межэтническому противостоянию. Это, безусловно, ещё хуже, поскольку наносит сокрушительный удар нашему народу, стравливает между собой силы, которые должны были бы вместе во имя благочестия и веры (у каждого своей) ополчиться на современные, безнравственные, псевдоэтические культурные клише, диктуемые Западом.
Евразийство для решения межконфессиональных проблем предлагает третий путь — диалог активных, глубоко и фундаментально верующих людей (если угодно, фундаменталистов в своих религиозных традициях), стратегический союз созидательных фундаменталистов, как в России, так и шире — в странах СНГ и в мире. Такой подход должен стать новой моделью межконфессионального диалога, основанного на понимании глубин своей собственной традиции и понимании глубин традиций другого народа. Мы как бы объединяем полюса, призываем людей, глубоко и живо переживающих уникальность своей веры, не к слиянию, но к глубинному взаимопониманию и стратегическому альянсу традиций.
(…)
Точно так же на евразийской платформе решаются межэтнические конфликты. Уникальность евразийского подхода заключается в том, что в нем не противопоставляются национализм и интернационализм. Еще отец-основатель классического евразийства князь Трубецкой говорил об общеевразийском национализме, когда самоутверждение каждого народа и каждой нации в составе России поддерживается Центром. Только такой позитивный, созидательный, гармоничный, симфонический (если использовать церковную терминологию) евразийский принцип позволяет решить все возникающие в России межнациональные конфликты».
Как видите, из статьи невозможно понять: в чём состоит смысл социологических идей евразийства? в чём смысл социологический идей атлантизма? и почему идеи атлантизма для населения России и на уровне разсмотрения жизни индивида, и на уровне разсмотрения жизни народов — плохи и почему идеи евразийства хороши? — хотя А.Г.Дугин продемонстрировал в цитированной статье свою широкую, но поверхностную образованность и повадки рекламного агента.
Могут последовать возражения в том смысле, что: “Изучать такую сложную политико-философскую систему как евразийство по статьям в “Независимой газете” — это не дело: надо обращаться к классикам евразийства и читать их работы. Тогда и будет понятно, в чём суть идей евразийства, и почему евразийство для России лучше атлантизма”.
Такой совет, конечно, дельный. И хотя большинство читателей “Независимой газеты” наверняка ограничились прочтением статьи А.Г.Дугина, в отличие от них мы обратимся к работе “Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока” Н.С.Трубецкого, признаваемого и А.Г.Дугиным одним из основоположников евразийства. Но если мы соотнесём содержание работы Н.С.Трубецкого с тем, что пишут и излагают нынешние неоевразийцы России, то увидим, в чём неоевразийство (в том числе и в интерпретации А.Г.Дугина) уклонилось от главного, что было свойственно изначальному евразийству — т.е. во времена его становления как ветви глобальной политики [9] задолго до того, как идеологи евразийства в 1920-е гг. ХХ века выявили эту ветвь глобальной политики и описали её.
1.2. Будем вдумчиво читать классика «евразийства»
и соотноситься с жизнью
Сначала выскажем кратко основной смысл раздела 1.2 настоящей записки:
То явление, которое получило в первой половине ХХ века название «евразийство», существует издревле как ветвь глобальной политики со времён ранее Чингиз-хана, который действительно был первым «евразийцем»-практиком [10], однако не оставившим после себя детально разработанной социологической доктрины, на основе которой в её развитии в дальнейшем могло бы развиваться как единое целое созданное им многонациональное государство. И как будет показано далее, само название «евразийство» — ошибочно по отношению к этому политическому явлению, поскольку, если начинать не от Чингиз-хана и его деятельности, а разсматривать различные концепции глобальной политики в их проявлениях, начиная с более глубокой древности, то Чингиз-хан — только один из многих в череде людей, которые, будучи детьми каждый своей эпохи и региона, в меру своего ощущения Правды Жизни, миропонимания и развития культуры их народов, противостояли библейскому — глобальному — проекту порабощения всех, начало которому положила иерархия посвящённых древнего Египта примерно 3000 лет тому назад.
Т.е. в самом названии «евразийство» выразился евразийский провинциализм, подчинённый БИБЛЕЙСКОМУ ГЛОБАЛИЗМУ.
Это обусловлено тем, что основоположники евразийства как социологической теории были рождены и возпитаны в библейски-православной культуре Российской империи, по какой причине в каких-то аспектах своего мировоззрения и миропонимания они сами были порабощены библейским проектом, смотрели на жизнь через его «призму», вследствие чего не могли о некоторых явлениях судить адекватно.
Тем не менее появление изначального евразийства как социологической теории было шагом вперёд на пути к становлению Русской концептуальной власти глобальной значимости как явления общенародного, а не личностного — малочисленного (по отношению к численности населения). А вот что касается неоевразийства наших дней — интерпретаций наследия основоположников евразийстваА.Г.Дугиным и К, то реально это — движение под власть так называемого «атлантизма», осуществляемое однако под лозунгами «евразийской самобытности».
Чтобы сказанное в четырёх предъидущих абзацах не возпринималось голословно, обратимся к взглядам Н.С.Трубецкого. О Киевской Руси и её политических перспективах как самобытного явления Н.С.Трубецкой пишет следующее [11]:
«То государство, или та группа мелких, более или менее самостоятельных княжеств, которых объединяют под именем Киевской Руси, совершенно не совпадает с тем русским государством, которое мы в настоящее время считаем своим отечеством. Киевская Русь была группой княжеств, управляемых князьями варяжской династии и расположенных в бассейне трёх рек, которые почти непрерывной линией соединяют Балтийское море с Чёрным, и начальная летопись совершенно точно определяет географическую сущность этого государства как “путь из Варяг в Греки”. Площадь этой Киевской Руси не составляла и двадцатой доли общей площади той России, в которой родились все мы. Киевская Русь не только не была по территории своей тождественна хотя бы с так называемой Европейской Россией, но даже не являлась на территории этой Европейской России самой значительной единицей в политическом или хозяйственном отношении. Государства Хозарское (в низовьях Волги и на Дону) и Болгарское (в среднем течении Волги и по Каме), существовавшие одновременно с Киевскою Русью, были хозяйственно и политически едва ли не значительнее её. Государство (политическое или хозяйственное) на территории Европейской России „в целом“ [12] в те времена было невозможно ни для одного из этих осёдлых, привязанных к тому или иному речному бассейну государств, ибо на пути к Чёрному и Каспийскому морям лежала широкая полоса степи, а по ней кочевали воинственные кочевники, которых никто вполне подчинить себе не мог и которые делали невозможным всякое стремление осёдлых государств к господству и расширению. Потому-то из Киевской Руси и не могло развиться никакого мощного государства, и представление о том, будто бы позднейшее русское государство есть продолжение Киевской Руси, в корне неправильно. Киевская Русь не могла ни расширять своей территории, ни увеличивать свою внутреннюю государственную мощь, ибо будучи естественно прикреплена к известной речной системе, она в то же время не могла вполне овладеть всей этой системой до конца; нижняя, самая важная часть этой системы, пролегающая по степи, оставалась всегда под ударами степных кочевников, печенегов, половцев и проч. Киевской Руси оставалось только разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с другом воюющие и лишённые всякого более высокого представления о государственности. Это было неизбежно. Всякое государство жизнеспособно лишь тогда, когда может осуществлять те задачи, которые ставит ему географическая природа его территории. Географически заданием Киевской Руси было осуществление товарообмена между Балтийским и Чёрным морями; задание это в силу указанных выше причин было невыполнимо, и потому Киевская Русь была нежизнеспособна, а всякий нежизнеспособный организм разлагается» (Раздел I).
