12
За основу устройства фокусирующего пояса сферического заряда был взят почти правильный 32-гранник, вписываемый в сферу (сейчас по такой схеме делают лучшие футбольные мячи). Автором разработки являлся Владимир Федорович Гречишников.
Фокусирующий элемент преобразует расходящийся фронт детонации, инициируемой КД в одной точке, в сходящийся фронт, одновременно приходящий на всю внутреннюю поверхность элемента, плотно прилегающую к сферическому заряду.
Конструкция сферического заряда ВВ вместе с поясом фокусирующих элементов выбиралась на основе результатов экспериментальных исследований формы детонационного фронта, так чтобы обеспечить почти идеальную его сферичность.
Первоначально размеры элементов центральной части заряда — обжимаемых деталей из плутония — выбирались не путем поиска оптимальных значений, а скорее с помощью интуитивных решений. И только впоследствии размеры были уточнены.
Разработка принципиального устройства фокусирующих элементов и выбор ВВ для них, экспериментальная проверка работы конкретного элемента явились предметами деятельности соответствующих научно-исследовательских, конструкторских и технологических коллективов на протяжении двух с небольшим лет.
Весна 1945 года закончилась ликованием по случаю окончательного разгрома фашисткой Германии. 24 июня 1945 года по Красной площади прошел Парад Победы. Началось возвращение воинов к мирному труду. Но война еще не закончилась. Согласно взятым на себя обязательствам, нашей стране предстояло принять самое активное участие в разгроме японского милитаризма. Эшелоны войск с могучей боевой техникой беспрерывным потоком двигались на восток. 9 августа была объявлена война Японии. Наши войска, закаленные в сражениях с гитлеровскими полчищами, мощным потоком повели наступление на укрепления Квантунской армии, захватившей Манчжурию. Радио и газеты сообщали об их победных наступлениях.
Но еще раньше пришло сенсационное сообщение. 6 августа американцы взорвали над японским городом Хиросима атомную бомбу колоссальной разрушительной силы, как сообщалось, эквивалентной 20 тыс. тонн ТНТ (тротила). Через несколько дней все повторилось над Нагасаки.
В это время я заканчивал учебу на факультете боеприпасов Высшего технического училища им. Баумана. Оставалась последняя производственно-технологическая практика, которую мы проходили на заводе им. Ильича в Москве, последний семестр теоретического курса и далее дипломное проектирование. В МВТУ из нас готовили конструкторов и руководителей производств, причем обучение велось довольно строго.
Мне, как специалисту, к этому времени были известны не только абсолютно все виды современных боеприпасов, их характеристики, назначение, носители, но и методики их проектирования и расчетов, технология производства и эксплуатации. Самая тяжелая авиабомба, которую поднимали тогда наши самолеты, имела мощность 5 т ТНТ.
Несравнимо более высокая мощность взрывов над Хиросимой и Нагасаки поразила воображение студентов и преподавателей факультета боеприпасов. Хотя все знали, что в новой авиабомбе используется энергия не химического превращения вещества, а расщепления ядер тяжелых элементов, объявленная прессой величина мощности 20 тыс. т ТНТ плохо укладывалось в сознании.
Поскольку из нас физиков не готовили, то достаточно ясно представить себе принципы работы атомной бомбы нам было весьма трудно. Среди студентов и преподавателей института поначалу возникли бурные споры о том, придется ли кому-либо из нас заниматься атомной проблемой. Вскоре пришли к одному мнению: нет, эта новая отрасль науки и техники не для нас, простых боеприпасников.
Мой последний семестр учебы в институте пришелся на конец 1945 года. В течение всего 1946 года проходила моя преддипломная практика и работа над дипломным проектом в НИИ-1 Министерства вооружения. Темой моего дипломного проекта была разработка неуправляемой зенитной ракеты с потолком досягаемости до 20 км и головной частью с большим объемом осколочного поражения самолетов. Никакого отношения к атомной бомбе тема не имела.
И все же судьба распорядилась так, что мне в составе небольшого коллектива пришлось непосредственно заняться с самого начала разработкой элементов взрывного механизма первой атомной бомбы, а затем ее испытанием на полигоне.
А началось все это так.
В начале февраля 1947 года после защиты дипломных проектов состоялось распределение молодых специалистов, в состав которых я входил. Этим занималась весьма авторитетная комиссия, состоящая не только из руководства училища, но и из представителей самого высокого уровня Министерств вооружения, боеприпасов и других закрытых ведомств. С каждым выпускником училища комиссия вела обстоятельный разговор о характере будущих работ, о месте работы, вплоть до вопросов жилья и заработной платы.
Из всего списка выпускников четыре фамилии были выделены особо представителем не названного нам ведомства в звании капитана госбезопасности (его фамилия тоже осталась неизвестной).
Мой разговор с капитаном состоялся на ходу в приемной дирекции училища и был примерно такого содержания:
— Вы Жучихии Виктор Иванович?
— Я!
— Вас рекомендовали на работу в первое Главное управление при Совмине СССР.
— А что это такое и кто рекомендовал?
— Кто рекомендовал — не имеет значения, а что это такое, узнаете, когда будете работать.
— Где, если не секрет?
— В областном центре, недалеко от Москвы.
— Будет ли предоставлено жилье?
— Да, непременно будет. Зарплата будет установлена на месте.
— Работа по специальности или придется переучиваться?
— Да, по специальности, а учиться придется всю жизнь.
О том, что 1 Главное управление является ведомством, созданным для разработки атомной бомбы, до нас слухи доходили, но почему оно интересуется специалистами по боеприпасам, оставалось загадкой. Однако делать нечего. Раз кто-то рекомендовал, значит нужен там и я со своими знаниями. Очень завораживающе действовала атмосфера таинственности при оформлении в это загадочное ведомство, и я ответил:
— Согласен, коли не очень далеко от Москвы.
В таком же духе произошел коридорный разговор с Борисом Николаевичем Леденевым, Игорем Владимировичем Богословским и еще с одним выпускником, который затем по каким-то причинам принят в это ведомство не был.
На комиссию по распределению молодых специалистов нас всех четверых вызвали одновременно, ни о чем не спрашивали, ничего не посоветовали, только сказали:
— Вас берет на работу товарищ капитан, есть ли у кого-нибудь вопросы или возражения?
Вопросов и возражений ни у кого не возникло. На этом процедура нашего распределения закончилась.
Спустя неделю через первый отдел училища нам были вручены извещения: явиться на Ново-Рязанскую улицу, дом № такой-то, к 23.00.
С первого посещения этого заведения нас поразил четкий порядок приема: без каких-либо ожиданий в очередях, без наведения дополнительных справок и расспросов. Обратились в окошечко, указанное в извещении, и тут же получили пропуска.
В кабинете, указанном в выданных пропусках, нас как-будто уже ждали, немедленно усадили за столы и дали большущие бланки анкет — заполняйте. Часам к 3 ночи были заполнены анкеты, написаны автобиографии, все это внимательно прочитал принимавший нас военный, и нас отпустили с предупреждением: "Ждите вызова".
Еще одно обстоятельство поразило нас тогда: три часа ночи, но служащие этого учреждения и не собираются его покидать, всюду по коридорам с деловым видом снуют с папками люди в военной и гражданской одежде, все окна солидного здания ярко освещены. Создалось впечатление: то ли здесь работают по ночам, то ли круглосуточно. В последующие посещения мы уже перестали этому удивляться.
Примерно через месяц после заполнения анкет мне, первому из четверых, вновь пришло извещение: явиться к 23.00, но уже в другой кабинет.
Моментально получив пропуск, в котором было указано "к тов. Турбинеру", я быстро нашел его кабинет. Постучав в дверь и получив разрешение войти, я предстал перед тремя неизвестными мне товарищами, один из которых назвался Турбинером. Он не сказал, какой имеет ранг, а интересоваться этим, как нас предупреждали при оформлении анкет, не следовало. Надо будет — наши собеседники сами представятся.
Разговор пошел с ходу о конструкторских делах: все трое расспрашивали о дисциплинах, которые нам преподавали в училище, о курсовых проектах и дипломной работе, о том, что я в них сделал самостоятельно.
Когда речь зашла о дипломном проекте, разговор наш застопорился. Уж очень большое любопытство разобрало всех моих собеседников, а подробности рассказывать я не имел права: тема была совершенно секретная, а нас приучили свято хранить государственную тайну с третьего курса, когда начали преподавать спецдисциплины.
