"А народ был хорош. Он дал миру великих людей и творил великие дела. Его составляли сильные, трудолюбивые, способные люди. Но их культура была молода. Оказалось нетрудно злоупотребить их поверхностным, безотчетным идеализмом, развить атавистические инстинкты, пещерные страсти - и тонкая оболочка культуры прорвалась. А отсюда то, что случилось".
Признаюсь, как-то странно теперь читать про зверства нацистов в тридцать третьем: евреев бьют резиновыми дубинками, стальными хлыстами. Убивают не насилуя, о снятых скальпах, отрезанных ушах ничего не слышно. В общем, порядочному человеку не так уж трудно уверить себя, что лично у него есть проблемы поважней.
А тут - открываешь буквально первую попавшуюся газету, верней последнюю, а там про двоих арестованных (наверное, правильней - задержанных) юношей, оба не боевики, это точно, - а хоть бы и боевики:
"У Рамзана Ресханова перерезано горло, переломаны конечности, синие следы на коже за ушами, видно, что его пытали током... Глаза у Рустама, старшего, выколоты, нос отрезан, руки перевязаны проволокой, на сжатом кулаке выжжено W (дабл ю). Эта английская буква - символ шамановской бригады. Ноги у обоих братьев связаны веревками. Сухожилия под коленями перерезаны ножом..."
Что поделаешь - культура у нас такая молодая.
4 апреля 2001
Всем угодить - себя уморить
Вот работаю-работаю, и все время такое чувство, будто весь мир претендует на продукты моего труда. Не на исписанную бумагу, конечно же, а на деньги, вырученные от продажи рукописей.
Претендуют организации и частные лица. Телефон работает все хуже, но в марте он подорожал на семь, что ли, рублей с копейками, а в апреле - еще на сколько-то. Ей-богу, на эти семь рублей я не стану жить лучше, они, извините за прямоту, не пробьют заметной бреши в моем бюджете, но должен же быть хоть какой-то смысл в наших земных делах - даже и в том, что платим на семь рублей больше. Однако смысла - пусть не высшего, но хотя бы здравого кажется, нет. И если придет тысяча экономистов и приведет тысячу обоснований необходимости подорожания, я все равно не могу уразуметь, отчего так: чем качество услуги ниже - тем она дороже. Не может быть никакой науки, в том числе экономической, чтобы она противоречила здравому смыслу. Допустим, я стану доказывать, что чем статьи мои хуже, тем больший мне следует платить гонорар, - ну что это такое получится?
Армия научила меня основополагающим принципам мироустройства: 1) Зачем что-то делать, когда можно не делать? 2) Почему ему будет хорошо, а мне ничего? Этими двумя вопросами диавол с успехом искушает подавляющее большинство окопавшихся на разных фронтах Отчизны. Известен и ладан на данного черта, он совсем нехитрый - добросовестность. Всего и делов: добрая совесть потребна, чтобы взять да и сделать, что должно (а там уж будь что будет). Добрая - в смысле здоровая.
Ну, тут я, положим, зарвался. У меня самого такой нет. Моя болеет.
А я всю ночь веду переговоры
С неукротимой совестью своей.
Я говорю: "Твое несу я бремя...
- и т. д. "Неукротимая" - конечно, у Ахматовой, остальное могу отнести и к себе. Потому что это чувство (или орган?) в течение многих уже лет ежедневно подвергается испытанию. Откуда бы и куда бы ты ни пошел, а тем более поехал, уже не только организации потребуют денег за свои услуги (отвратительного качества) по перевозке тебя, но и многочисленные частные лица - основываясь на предположении, что у тебя эти самые деньги есть, и знании, что у них - нет. Или - на знании, что их у тебя больше. Или - на уверенности, что как бы все ни обстояло на самом деле, ты думаешь (ситуация тебе диктует), что у тебя их больше, то есть ты благополучнее и должен поделиться.
Эти люди - нищие.
Испытание - именно совести, чувства иррационального. Тут здравый смысл тушуется. Благодаря всевозможным СМИ за последние десять лет мы в подробностях узнали про то, как: тяжело хворают, получают три рубля в месяц за трудодни в колхозе, становятся жертвами злодеев-риэлтеров, теряют руки-ноги на беспрерывных мелких войнах или просто на производстве - и весь остальной мартиролог советско-российской жизни. А также: про лжесирот, инвалидов, спившихся и попавших в рабство к бандитам, ушлых старушек, на самом деле прячущих в чулане мильёны, зрячих слепых, вороватых цыган, которые "люди-беженцы", и прочих, кто делает бизнес на сострадательности, мягкосердечии и всемирной отзывчивости нашего народа.
И как отличить первых от вторых? Визуально? Интуитивно? Как совесть подскажет?
"Первый несчастный воздыхатель возбуждает чувствительность женщины, прочие или едва замечены, или служат лишь... Так в начале сражения первый раненый производит болезненное впечатление и истощает сострадание наше". (Пушкин. Выделено мною.)
Есть, конечно, халявщики, взыскующие сострадания лениво, без огонька, им, как правило, никто не подает. Есть настоящие виртуозы своего дела. (Особенно хорош русский мальчик с гармошкой, чье задорное хождение по вагонам выгодно отличается от заунывного нудежа "Находимся на вашей территории несколько семей...") Но - кто я такой, чтобы отделять игру от подлинных людских страданий и давать меру последним?
Я так рассудил: поскольку утолить всех - столько не получаю, а решать, кто достоин, а кто нет, не считаю себя вправе, - не подавать никому. Моих заработков на самом деле хватит, чтобы помочь нескольким людям, не больше. Вот есть у меня близкие, им что-то такое нужно, но денег недостает, - так я им это подарю. Скажем, на день рождения. Или просто так. По крайней мере, известно, кому.
Трезвейший Брехт, мысливший самым здравым образом, ехидно написал: "Есть вещи, которые могут потрясти человека, их немного, очень немного, но вся беда в том, что, если их часто применять, они перестают действовать. Ибо человек обладает ужасной способностью становиться бесчувственным, когда ему вздумается. Вот и получается, что, впервые увидев на улице нищего с культей вместо руки, испуганный прохожий готов пожертвовать десять пенни, во второй раз он ограничится пятью, а в третий, пожалуй, преспокойно позовет полицейского". В домедийную эпоху человек мог переживать насчет событий на своем дворе, на соседнем и по поводу вещей совершенно абстрактных (например, тремя перстами креститься или двумя). А сейчас ежедневно на голову обрушиваются кубометры и декалитры информации, которая впрямую тебя не касается, однако ж и никак не абстрактна: то албанцы сербов разят, то тутси хуту тузят - кровь людская льется, не водица; то водицу отравили, целый Байкал, то японцы съели наших крабов, отчего произойдет глобальная невыплата пенсий по всей стране.
Я сочувствую Байкалу, мне сперва даже как-то за него в душе обидно, думаю: вот, мол, сволочи, а как же там флора с фауной... Но у меня не такое большое сердце, я не могу все время думать про Байкал. Тем более что и помочь ему не могу. И никогда там не был. И, скорее всего, не буду. И поскольку моя совесть - вовсе не совесть нации, она в конце концов уступает перед пошлым, обывательским, совершенно бессовестным соображением: "На мой век хватит". Потому что с этим девизом еще можно прожить, в противном случае - как изопьешь из информационных потоков, так хоть ложись и помирай.
В прошлом письме Вы, Самуил Аронович, пословицу привели: и не рад гусь в свадьбу, да за крылья тащат. Вот Вам в ответ парочка (поизвестнее) рецептурного, так сказать, свойства:
Будешь горек - расплюют, будешь сладок - расклюют.
На каждый чих не наздравствуешься.
И - см. заголовок.
11 апреля 2001
В стиле country
Влачится на огромных костылях парализованный Фонвизин; обильно плюет на порог университета, восклицая:
- Смотрите, смотрите на меня, молодые люди: вот до чего доводит русская литература!
Такую статую, хотя бы восковую (но как вылепить плевок? а фразу?), поставил бы я у дверей филологического факультета.
По коридору же факультета журналистики должен от звонка до звонка расхаживать Некрасов и сипло декламировать:
И погромче нас были витии,
Да не сделали пользы пером.
Дураков не убавим в России,
А на умных тоску наведем.
Этот шепот - естественно, и робкое дыханье - пусть напоминают любому клоуну, что он не укротитель.
А то ведь и до сих пор в ходу иллюзия, что умные, как только получат необходимую информацию (в просторечии - правду), все сделают как надо. (На так называемых дураков, конечно, никто всерьез не надеется, - но ведь их всего-то, говорят, процентов 38, от силы.)
Я и сам большую часть жизни в это верил. И пресловутую эту правду контрабандный товар, дефицитный, - необыкновенно высоко ценил.
Теперь она в свободной продаже. И хотя некоторые требуют: еще! еще! без правды что за жизнь! - это просто баловство, да и притворство. Всем все известно, не осталось никаких тайн: и кому на Руси жить хорошо, и где лучше - в Чернокозово или в Гааге, и даже - что будет с НТВ.
