- Убежден, что разрушение Советского Союза было, есть и надолго останется самой большой трагедией 20 века, прежде всего для народов бывшего СССР. От этого выиграла небольшая кучка партократов-плутократов и национальные элиты, возглавившие созданные на основе союзных республик новые государства. Подавляющее большинство населения оказалось обмануто и сегодня влачит жалкое существование, еле сводя концы с концами.
Единственное исключение - моя родная Беларусь. Там нет проблем на национальной почве, между русскоязычным населением и так называемой титульной нацией, как, например, в Прибалтийских республиках. В многонациональной белорусской семье все живут в мире и согласии. Беларусь - хороший пример для всех бывших союзных республик.
Я туда часто езжу. Там живет мой народ, я люблю эту республику. Иногда еду на своей машине, сам за рулем, из Питера в Витебск, я там родился, по Киевскому шоссе через Псковскую область. Еду и наблюдаю. Середина августа. Под Псковом поля заросли сорняком и бурьяном, ни одного человека не видно. Пересекаю границу, въезжаю на Витебщину. Перед глазами совсем другая картина: народ ударно трудится, сельскохозяйственная техника бороздит поля, колхозники убирают урожай.
Это самое большое достижение на всем постсоветском пространстве: люди живут, не боясь, что их сыновей убивают в горячих точках, понимая, что могут решать проблемы с помощью собственного труда, и зная, что республика его ценит. Беларусь, думаю, как ни одно другое государство на постсоветском пространстве сохранила социальные достижения советской эпохи, а самое главное, следует принципу «от каждого по способности, каждому по труду»...
Слов «титульная нация» в Беларуси я никогда не слышал. Там два государственных языка. В книге лекций Александра Григорьевича в Белорусском университете, которую он мне прислал, я прочитал, что один из студентов спросил его, почему в Беларуси, суверенном государстве, два государственных языка. Президент ответил так: «Мы очень долго жили вместе, за эти долгие годы мы, белорусы, внесли очень много в русский язык. Это наше общее богатство, и терять его нам ни в коем случае нельзя». Отвечая на вопрос о языке, Александр Лукашенко, думаю, ответил на самый главный для бывших народов СССР вопрос: мы долгое время жили вместе, были дружной семьей и многое нажили. Терять наше общее богатство никоим образом нельзя.
- Последнее время Россию сотрясает череда реформ: в области здравоохранения, образования, науки. Каких результатов нам от них ждать?
- Думаю, белорусы от своих реформ получат больше пользы, чем россияне от своих. Ведь, затевая преобразования, правительство прежде всего должно думать об улучшении в той или иной сфере. А у нас реформы зачастую проводят только для того, чтобы заявить об этом во всеуслышание. Если же копнуть глубже, то окажется, что в результате очень маленькая группка лиц стала еще богаче, а экономике лучше не стало. Боюсь, что в области образования и науки мы тоже потеряем больше, чем приобретем.
Что касается Беларуси, то многие зарубежные и наши проплаченные СМИ внедряют в сознание общественности мысль о том, что белорусский президент якобы против рыночной экономики. Я в корне с этим не согласен. Однажды я беседовал с Александром Григорьевичем о платном и бесплатном образовании. И вот что он мне сказал. Республика обеспечивает бесплатное образование для нужного ей количества специалистов. Но если сегодня в силу тех или иных малопонятных причин есть много желающих получить образование в области юриспруденции, специфических областей менеджмента, а страна в таком количестве таких специалистов не нуждается, они будут учиться за деньги.
Вполне разумный подход. Думаю, такой же разумный подход у белорусского президента и к частным предприятиям: он никогда не противится их появлению, если они куплены по нормальной цене и с нормальной перспективой работы, а не за бесценок и для дальнейшей продажи, что, к сожалению, мы имеем в постреформенной России и бывших союзных республиках.
2001 г.
Реформы "сверху" - это контрреволюция
Интервью «Российской научной газете»
— Есть ли у вас сейчас возможность влиять на политику государства в области науки?
— Очень незначительно. В частных вопросах: поддержать программу, добиваться несколько большего финансирования каких-то направлений... Сегодня любыми средствами надо добиваться, чтобы основой экономики становились наукоемкие отрасли промышленности. Потому что даже если нам увеличат зарплату, добавят денег на проведение тех или иных исследований, а наши результаты не будут востребованы у себя в стране, - с течением времени фундаментальная наука, даже не связанная напрямую с промышленностью, погибнет.
— К вопросу о влиянии и возможностях. Говорят, что Путин предлагал вам баллотироваться на пост президента Академии наук.
— Нет. Не предлагал. Это ошибка.
— А коллеги?
— Коллеги - да.
— Почему вы отказались?
— По очень многим причинам. Я уже пожилой человек. Работа президента очень тяжелая. Это огромная ответственность. Плюс ко всему мне пришлось бы бросить все, ранее начатое: мой институт, мой лицей, мою кафедру, мой факультет, Санкт-петербургский научный центр...
— Сколько у вас должностей?
— Много. Зарплатных - две. Я получаю зарплату в Госдуме и как вице-президент Академии наук. Все остальные должности - на общественных началах .
— Помощников в Думе много? Сколько из них на зарплате?
— Как и полагается, пять. Я состою во фракции КПРФ, и один помощник мною отдан фракции, я его не касаюсь. Остальные четыре -один целиком в Думе, помощница в академии, в Физико-техническом институте, и мой советник в академии. В немалой степени все они заняты и моими депутатскими делами в Думе.
— Чем закончилась история с вашим заявлением о снятии полномочий председателя подкомитета по науке?
— Как чем? Я снял с себя эти полномочия. Считал и до сих пор считаю те события в Думе вопиющим безобразием. Я вообще не впутывался ни в какие политические дискуссии. Ни когда я был в "Нашем доме — Россия", ни в КПРФ. Всегда держался в стороне от этих дел. Считал, что моя забота - наука и образование. И в КПРФ я ушел потому, что все предложения по науке и образованию КПРФ поддерживала, а "Наш дом — Россия" голосовала против. Ну зачем мне состоять во фракции, которая голосует против?
Но когда началась эта возня вокруг председателей комитетов, я разозлился. Они заявили, что была чисто политическая акция. Такой политический шаг, чтобы утопить всех коммунистов. При этом никто не хотел рассматривать вопрос по делу: кто нормальный председатель, работает, а кто нет. И поэтому я вышел на трибуну сказать: ежели вы считаете, что был сговор "Единства" и КПРФ, так выгоняйте и тех, и других. По логике, если вы за справедливость, то выгоняйте и председателей "Единства", и КПРФ. Вы так не делаете.
Давайте посмотрим: Маслюкова меняете на Шакума - это Комитет промышленности, строительства и энергетики. Маслюков прекрасно всем владеет, он высококвалифицированный профессионал в этой области. А кто такой Шакум, мы не знаем. Меняете Глазьева - одного из лучших экономистов страны, безусловно, самого молодого члена академии - на бизнесмена Томчина. Что он будет делать в этой части? Меняете Мельникова, который профессионал в образовании, на Шишлова, который абсолютно в этой области неизвестен...
Вот что я им сказал. А они стали орать, топать. Каким-то крайне небольшим большинством голосов мне дали слово.
- Не напомнила ли эта атмосфера первый съезд народных депутатов?
- Да нет. Первый съезд народных депутатов был, с одной стороны, идиотский. Но, с другой стороны, как говорится, у всех накипело. Хотя он абсолютно не готовился. Я помню, что приехал с первого съезда крайне разочарованным. Для "Науки и жизни" дал тогда короткое интервью. Сказал, что любой семинар, любая конференция готовится нами гораздо лучше, чем этот съезд.
- Может быть, просто карты смешали его организаторам?
- Может быть, но это другой вопрос.
- Вы говорите: мой Петербург, моя школа, мой лицей, мой научный центр, мой институт. У вас нет других аргументов, почему вы не хотите быть президентом Академии наук, кроме этих ваших предпочтений?
- Повторяю: я все-таки для этого дела уже стар. Пример, который приводили мне мои коллеги с Анатолием Петровичем Александровым, это не тот пример. Тогда были совсем другие времена. И потом, Анатолий Петрович уже давно уехал из Питера в Москву. И он уже давно работал здесь. Ему по этой части ничего не нужно было менять. А мне предлагали поменять все в моей жизни, и с неизвестным, как говорится, результатом. Если бы я был уверен, что, сделав это, я смогу сделать много хорошего для академии, я бы еще взвешивал... Но я не был в этом уверен.
