Разнообразные электронные воздействия на вычислительную и телекоммуникационную технику не только военного, но и гражданского назначения позволяют аппаратно или программно разрушать не только отдельные средства вооружения, но и в целом ИНФОРМАЦИОННО-УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ МАКРОСТРУКТУРЫ и Вооруженных Сил, и экономики и государственного руководства в целом.
Успех любых военных группировок с самым мощным вооружением становится в зависимость не только от обученности, слаженности, обеспечения, боеготовности и морального духа войск, но и от успеха информационной борьбы. Ей предрекают доминирующую роль в разрешении будущих военно-политических конфликтов с возможностью «разрешения геополитических кризисов не производя ни одного выстрела», ведением только информационной «нелетальной» борьбы в войнах с «нелетальными» исходами, которые «не будут сопровождаться катастрофическими разрушениями физических объектов и человеческими жертвами». Успех информационной борьбы «становится непременным условием достижения победы».
Особая коварность информационного оружия и способов борьбы заключается в практической нераспознаваемости их применения до проявления его последствий, в возможности официальных отрицаний и в недоказуемости взаимных обвинений в его применении, а также в возможностях провокационного и террористического применения его кем угодно.
Наше же руководство продолжает ориентироваться прежде всего на первоочередные завоевание господства в воздухе и авиационную поддержку непонятно каких, когда и против кого действий наших сухопутных войск, даже забывая первоочередную и важнейшую задачу всей вооруженной борьбы — ОТРАЖЕНИЕ НАЧИНАЮЩЕГО СОВРЕМЕННЫЕ АГРЕССИИ ВНЕЗАПНОГО ВОЗДУШНОГО (ВОЗДУШНО-КОСМИЧЕСКОГО) НАПАДЕНИЯ. А на этом мы катастрофически обожглись в первые дни Великой Отечественной войны!
Напомню: к началу войны мы имели зенитные средства ПВО и истребительную авиацию ВВС, которые подчинили военным округам, но не имели СИСТЕМЫ противовоздушной обороны страны. В то же время главные сухопутные силы и ВВС сосредоточили в приграничной полосе в намерении «бить врага на его территории» «малой кровью, могучим ударом». Внезапно напавший враг с опережением наземного вторжения воздушным в первые полдня уничтожил 1200 (400 в воздухе и 800 на земле), а за 8 дней первой воздушной наступательной операции против наших ВВС 3143 советских самолёта, в основном новых типов. «Завоёвывать господство в воздухе» и «поддерживать войска» стало нечем. После этого на 6-й день войны враг захватил г. Минск и развил стремительное наступление по всему советско-германскому фронту, достигшее Ленинграда, Москвы, Воронежа, Сталинграда, Кавказа.
Это было уже в той войне!
Сейчас нам надо грамотно и чётко определиться, чем же и где будем воевать впредь — техникой или живой силой, в воздухе (и космосе) или на земле? На какую войну ориентировать развитие ВС МО России — на войну цивилизаций или на войну динозавров? И что же охватит война — только приграничные зоны военных действий (фронтовую полосу), куда норовят притягивать и Войска ПВО страны в дополнение к фронтовой авиации и войсковой ПВО, или вся территория страны, для обороны которой и создавались Войска ПВО? Воевать потребуется по-разному и это тоже надо понять!
Гигантские военные программы именно в принципиально новых и глобальных направлениях не только не свертываются, а наращиваются и расширяются, причём явно не против папуасов, гаитян или даже кубинцев. Надо понять, что будущие войны с индустриально развитыми государствами будут войнами цивилизаций, а не динозавров!
Изменение характера военных угроз, вызываемые развитием оружия, влияют на характер военных конфликтов и на их содержание.
Наше же руководство, подчеркну ещё раз, сохраняет сухопутное мышление прошлых войн и на воздушно-космическое мышление не перестраивается. Даже в только что одобренном коллегией Министерства обороны проекте «Военной доктрины» оно не видит принципиального отличия будущих военных конфликтов от прошлых и возможных противников от прежних. Будущие войны оно рисует по образцу и подобию прошлых, но с новыми образцами тех же видов оружия, а современных агрессоров — аналогичными агрессорам времён 2-й мировой войны с теми же формами ожесточённых и кровопролитных полевых сражений массовых армий, яростных штурмов самоотверженно защищаемых нами городов-героев и массового партизанского движения населения в поддержку армии на захватываемых агрессорами территориях. Подробный анализ проекта военной доктрины мною опубликован в газете «Независимое военной обозрение» № 43 от 5 ноября 1999 г. («Трудный путь военной доктрины»).
А на какие МАСШТАБЫ ВОЙНЫ рассчитывать: на посильные для нас или для наших противников?
На римской сессии НАТО было признано: «всеобщая война в Европе маловероятна, но её нельзя полностью исключать». В этой связи Пентагону поручено выдать научно-исследовательской корпорации «РЭНД» заказ на разработку «центрально-европейского варианта сценария большой войны с Россией на случай её нападения на Польшу или на прибалтийские государства».
Новой формой боевых действий в «КРУПНОМАСШТАБНОЙ ВОЙНЕ С СИЛЬНЫМ ПРОТИВНИКОМ» объявлена УДАРНАЯ (ОГНЕВАЯ) ОПЕРАЦИЯ. У неё четыре цели:
1. первоочередная дезорганизация управления страной и вооруженными силами;
2. решительное поражение группировок СЯС и ПВО в европейской части России, а также ВВС и ВМФ;
3. уничтожение основных экономических центров, коммуникаций, запасов материальных средств;
4. деморализация населения и войск.
Первым должен быть опережающий общие военные действия или начинающий их «ПЕРВЫЙ МАССИРОВАННЫЙ РАКЕТНО-АВИАЦИОННЫЙ УДАР МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНЫМ КОЛИЧЕСТВОМ ВЫСОКОТОЧНЫХ СРЕДСТВ ПОРАЖЕНИЯ». Считается, что в результате нескольких таких операций продолжительностью по 3-5 суток каждая «цели войны» могут быть достигнуты «БЕЗ ВТОРЖЕНИЯ НАЗЕМНЫХ СИЛ».
Военное же руководство России во главе с Министром обороны ориентируется на ЛОКАЛЬНУЮ НАЗЕМНУЮ ВОЙНУ и даже проводит конференцию по ней в ВА им. М. В. Фрунзе со странной аргументацией: на большую войну мы не способны. А какой противник с этим посчитается? Война ведь не спортивное состязание, на которое соперники договариваются и подбираются по весовым, квалификационным и иным категориям, а состязаются строго по установленным правилам да ещё и под контролем арбитров. Нападающий затевает её для того, чтобы обязательно одолеть противника. Поэтому локальной война может быть только, если мы будем уступать. Если же будем сопротивляться, её масштабы будут возрастать. Для чего же нападающий на нас противник, готовый и к большой войне, будет дозировать нанесение нам поражения «адекватными» нашей немощи масштабами? Где здесь действительное, а где лишь желаемое и как не ошибиться в подготовке ВС России?
Военная угроза США и НАТО — наиболее опасная, но не единственная. В этой связи возникает вопрос: как подходить к прогнозированию возможных противников и их военных угроз? На мой взгляд в условиях перехода от конфронтации к партнёрству нет нужды усложнять отношения подозрительностью к конкретным государствам. Достаточно и даже важнее не адресное угадывание, а харАктерное прогнозирование, прогнозирование характера непредотвращаемых военных конфликтов и борьбы в них с не исключаемыми в будущем противниками. Гораздо важнее, не КТО противники, а КАКИЕ они по характеру. К ним следует относить всех, кто имеет или способен создать опасные для нас вооруженные силы.
При этом надо помнить предостережение пятивековой давности Макиавелли, которого Фридрих Энгельс назвал первым достойным упоминания военным писателем. Он предупреждал, что ни у какого государства не может быть ни вечных друзей, ни вечных врагов, а вечны у него только собственные интересы, во имя которых оно в каждых конкретных условиях определяет себе и союзников и противников.
С таким подходом СОВРЕМЕННЫХ ПРОТИВНИКОВ И СОВРЕМЕННЫЕ ВОЕННЫЕ УГРОЗЫ России можно подразделить на три типа (схема №2 за текстом):
1) угрозы индустриально развитых государств и их военных блоков преимущественно новейшими видами оружия, прежде всего воздушно-космического, при ограниченном применении живой силы не во всех конфликтах и лишь после создания техникой благоприятных предпосылок для успеха её действий с предпочтением роли не бойцов, а миротворцев;
2) угрозы агрессивных государств «третьего мира» («исламских фундаменталистов» и им подобных националистических, религиозных и иных сил) преимущественно фанатически настроенной и хорошо вооруженной живой силой с ведением борьбы прежде всего в наземной сфере;
3) угрозы сепаратистских сил, бандитских и террористических группировок внутри России, организованных, оснащённых современным, в том числе российским вооружением, и поддерживаемых международным терроризмом.
