Неудивительно, что Торо рисует, при случае, город как опасный для посетителя грязный притон, в лучшем случае как нелепое порождение современной цивилизации. "Неподалеку от моего дома, на приречных лугах, жила колония мускусных крыс, - пишет он, - а в противоположной стороне, среди вязов и платанов, жили чем-то всегда занятые люди, и они интересовали меня не меньше, чем если бы то были луговые собаки, сидящие каждая у своей норы или бегающие поболтать к соседям. Я часто ходил туда наблюдать их повадки".
Он описывает такой визит, сатирически "остраняя" его, приняв на себя роль обитателя леса, какой-нибудь смышленой мускусной крысы, попадающей в колонию луговых собак.
"Проходя по поселку, я всякий раз видел этих достойных особ; они либо сидели на лесенке, греясь на солнце, подавшись всем телом вперед и по временам с блаженным выражением оглядывая улицу; либо стояли, заложив руки в карманы, прислонясь к своим амбарам и подпирая их, точно кариатиды. Они постоянно на улице и ловят все носящиеся в воздухе слухи... Я заметил, что главные жизненные органы поселка - это бакалейная лавка, пивная, почта и банк... Дома расположены так, чтобы лучше всего видеть приезжих... чтобы всякий путник прошел сквозь строй, а каждый мужчина, женщина и ребенок мог его ударить. Разумеется, дороже всего стоили места в начале ряда, где лучше всего видно и где сами они были видны и могли нанести первый удар... Большей частью мне отлично удавалось избегнуть этих опасностей... потому что в подобных случаях я обычно не церемонился и пользовался любым лазом в изгороди. Или же я врывался в один из домов, где меня хорошо принимали, и, выслушав все новости последнего помола - узнав, каковы виды на войну и мир и долго ли еще продержится свет, - пробирался задами и скрывался в лесу".
Эта неумеренная идеализация отшельничества на лоне природы и столь же пристрастная критика всех форм общежития людей, хотя в целом они и отражают индивидуалистическую тенденцию Торо, не должны все же рассматриваться как "программное" заявление. Было бы неосторожно полностью отождествлять героя книги с личностью автора. Хотя Торо и выступает в книге от своего лица, "Уолден" как литературное произведение имеет два плана: это не только дневник автора, озабоченного социальными проблемами современной американской жизни, но также и романтическая утопия, в центре которой стоит протестующий герой-индивидуалист, склонный к самым крайним полемическим обобщениям.
4
Полемический характер носят, как правило, и крайности Торо, когда он выражает протест против некоторых материальных и духовных сторон современной цивилизации. Об этом свидетельствует и то, что он облекает свои наиболее резкие нападки в форму прямых парадоксов. Характеризовать Торо как последовательного опрощенца, противника прогресса и культуры было бы несправедливо.
В антиурбанизме Торо выразилось характерно-романтическое недовольство теми изменениями в человеческой личности, которые сопровождают индустриальный прогресс. Карлейль и консервативное крыло европейских романтиков, отрицая капитализм, обращают свой взор к ушедшему феодальному прошлому, которое они идеализируют как "природный" порядок, якобы обеспечивающий нормальные условия развития человеческой личности. Торо черпает свое вдохновение из иного источника. Он идеализирует примитивный уклад жизни и натуральное хозяйство американского фермера-пионера в период, предшествовавший установлению буржуазно-промышленного порядка. Он обращает свой взор также к "естественному человеку" просветителей XVIII в., к американскому индейцу и внимательно изучает те пережитки родового строя в его обиходе и в жизни индейской общины, которые считает не утратившими интерес и значение.
Уолденская утопия Торо - фермерская антикапиталистическая утопия, "очищенная" от собственнических и косно-патриархальных элементов. Она имеет резко индивидуалистическую окраску, и это ограничивает ее социальный масштаб. Тем не менее утопия Торо выражает протест против приносимого капитализмом антагонистического отделения деревни от города, физического труда от умственного; она направлена против нездоровых черт промышленного прогресса при капитализме и сопровождающей его физической и духовитой деградации личности.
Подобно Уитмену и в отличие от европейских романтических критиков капитализма, Торо не имеет серьезных моральных или эстетических возражений против машины. Он допускает резкие выпады против промышленного прогресса главным образом потому, что считает, что этот прогресс слишком дорого обходится человечеству. Однако он готов поэтизировать мощь и дерзание человеческой мысли, выразившиеся в машине. "Когда мне встречается паровоз с вагонами... - пишет он, - когда облако пара вьется над ним золотыми и серебряными кольцами... точно этот стремительный полубог, этот тучегонитель готов увлечь за собой все закатное небо... когда ... железный конь громовым фырканьем будит эхо в холмах, сотрясает своей поступью землю и пышет из ноздрей огнем и дымом (хотел бы я знать, какой крылатый конь или огненный дракон попадет в нашу новую мифологию), - мне кажется, что явилось наконец племя, достойное населять землю". Однако он прибавляет: "Если бы облако, висящее над паровозом, было дыханием героических подвигов... тогда стихии и вся Природа радостно сопутствовали бы человеку во всех его делах".
Таким образом, речь у Торо идет преимущественно об освобождении промышленного пpoгpecca от "корыстных" целей, о том, чтобы обратить его на благо людей, и здесь ход его мысли соприкасается с ходом мысли идеологов утопического социализма. Эпиграмматическое замечание Торо: "Человеку вовсе не обязательно добывать свой хлеб в поте лица - разве только он потеет легче, чем я" - имеет не только одно лишь значение призыва довольствоваться малым. Он ратует за создание таких условий, при которых человек не был бы обременен непосильным трудом, в ущерб развитию своего духовного мира. Двойственность в отношении Торо к современной цивилизации характерным образом выражена в противоречии между его похвалой торговле в "Уолдене" ("торговле присуща... уверенность... бодрость, предприимчивость и неутомимость") и дневниковой записью, где говорится: "Торговля налагает проклятие на все, к чему прикасается: хотя бы вы торговали посланиями с неба". В первом случае торговля выступает у Торо как всемирный обмен продуктов, великое достижение общественного разделения труда, во втором как средство присвоения частновладельческой прибыли, характерное явление эксплуататорской цивилизации. В своем моральном аспекте утопия Торо обращена против предрассудков, условностей и лицемерия буржуазно-бюрократического общества, против всесилия его канонов в умах людей. Она сохраняет и здесь характерные индивидуалистические черты, однако - в этих пределах - требует от индивидуума решительного разрыва с ложной системой духовных ценностей. "... Пусть приходят к нам люди и уходят,говорит Торо в "Уолдене", - пусть звонит колокол и плачут дети, - мы проведем этот день по-своему. Зачем покоряться и плыть по течению?.. Отвернитесь и велите привязать себя к мачте, как Одиссей. Если засвистит паровоз, пусть себе свистит, пока не охрипнет... Если зазвонит колокол, зачем спешить на его зов? Прислушаемся сперва, что это за музыка, да и музыка ли вообще... Покрепче утвердимся на ногах. Под грязным слоем мнений, предрассудков и традиций, заблуждений и иллюзий, под всеми наносами, покрывающими землю в Париже и Лондоне, Нью-Йорке, Бостоне и Конкорде, под церковью и государством, под поэзией, философией и религией постараемся нащупать твердый грунт... Будь то жизнь или смерть - мы жаждем истины. Если мы умираем, пусть нам будет слышен наш предсмертный хрип, пусть мы ощутим смертный холод, а если живем, давайте займемся делом".
Уже говорилось, что было бы неверно сводить идейный мир Торо к полемическим парадоксам "Уолдена". Внимательный анализ его практической деятельности показывает, что и его взгляды на жизнь не укладываются в рамки индивидуалистической утопии, которую он построил в "Уолдене", имеют более широкую базу и более крупное общественное значение.
Торо неоднократно подчеркивал, что, критикуя господствующий порядок, он не имеет в виду защиту какой-либо общественной реформы, но только отстаивает личное самосовершенствование индивидуума. Известно и то, что, подобно Эмерсону, он относился критически к коллективным социально-преобразовательным опытам в духе Брук-Фарм. Правда, он мотивировал свою точку зрения главным образом соображениями практической целесообразности. "То, что истинно для одного, несомненно, остается еще более истинным для тысячи... - говорит Торо в "Уолдене". - Но... тот, кто едет один, может выехать хоть сегодня, а кто берет с собой спутника, должен ждать пока тот будет готов, и они еще очень нескоро пустятся в путь".
