Вас спросили о беспризорниках. Вы сказали:
– У нас существует программа решения этого вопроса, будут выделяться соответствующие средства и ресурсы, в том числе на укрепление приемных семей, хотя здесь у меня очень много вопросов и по укреплению института по усыновлению, укреплению детских домов. Все это планируется, и мы, конечно, это будем делать.
Что «это» вы будете делать? «Укрепление детских домов» – очень выгодно для чиновников. На каждого сироту государство выделяет много денег. Чем больше сирот – тем больше можно украсть. Поэтому воры изо всех сил препятствуют усыновлению.
Укрепление детских домов исключает «укрепление приемных семей».
Вся страна гудела из-за гибели в Америке двух усыновленных детей из России. Усыновление иностранцами российских детей практически остановлено. Там погибли двое из ста тысяч. У нас гибнет чуть ли не каждый десятый сирота. Тысячекратная разница вас не смущает?
Вы не сказали, где Басаев. Вы не сказали, почему не уволены те, кто уже десять лет (считая с Буденновска) не может поймать Басаева. Неужели из миллиона задавших вопрос никто об этом не спросил?
Неужели вас не спросили: считаете ли вы, что в России нет людей умнее и честнее, чем нынешние министры? А если такие есть – почему они не министры?
Вы сидите в Кремле. Люди стоят на площади. Толпы людей с непокрытыми головами (спасибо, что не в декабре, как в прошлые разы). Зачем они стоят часами? Зачем стоят десятки людей, хотя известно, что вопрос разрешат задать кому-то одному?
Для вас люди – как минное поле. Или вам показывают его в стереотрубу (Первый и «Россия»), а ее легко направить в приятную сторону. Или – впереди саперы с металлоискателями – всех прозванивают, просвечивают, ощупывают и обнюхивают (собаками).
Иногда ваша замученная охраной жизнь даже вызывает сочувствие. Бесконечная езда по заграницам, встречи с канцлерами и президентами – такая скука, а тут еще народ. Но…
У короля много забот, но самая тяжкая из них – это обязанность всех выслушивать и всем отвечать. Это, Владимир Владимирович, говорил Дон Кихот Санчо Пансе (чтобы тот не очень стремился к высоким должностям).
Дон Кихот, который мечтал только о справедливости, только о том, чтобы защитить всех несчастных, говорил о «тяжкой обязанности». Ему в голову не приходило, что всю эту заботу можно изображать в эфире.
29 сентября 2005
№ 46 Не дай себе засохнуть
Совершенно секретно
Владимир Владимирович, никому не показывайте это письмо. Если идея вам понравится, лучше пусть все считают, что вы это сами придумали. Скажите это как бы от себя; можно – на заседании правительства, можно – на встрече с какой-нибудь нашей молодежью.
Вынос Ленина из Мавзолея – дело нужное. Но сложное. Говорят, он «живее всех живых» – значит, бог. Но – языческий. Он совершил столько преступлений, что никак не может быть причислен к лику святых. Поведение его – предательство, ложь, беспощадность (обычно сожалел, что мало расстреляли) – типично для языческого бога.
Он лежит в Мавзолее желтый, злой, как сатана (последний раз я видел Ленина в 1988-м, вряд ли с тех пор он подобрел). Злоба эта прет сквозь бронированные стекла. Они, по расчетам, должны атомную бомбу выдержать, а вот злобу мумии не выдерживают. Поневоле поверишь, что ничего у нас не получается из-за этого ужаса.
Убрать придется. Но сделать это надо с великими почестями, с траурной музыкой, делегациями, с дипкорпусом… Хорошо бы процессия во главе с вами, неся ящик с мумией на руках, медленно двинулась к Ленинградскому вокзалу; и туда его – в Ленинград. Будет очень красиво. А главное – торжественно. То есть никого не оскорбляя. Не превращая ленинцев во врагов, а мумию – в посмертную мученицу.
А Мавзолей? Это – и могила, и памятник истории, и памятник архитектуры. Если вынести тело – останется пустой склеп. Ломать? Ни в коем случае!
Вот решение всех проблем. Мумию убираем и хороним, а на ее место кладем замечательную восковую персону – точную копию теперешнего Ильича.
Для верующих восковой будет даже лучше – не портится, не надо каждый год закрывать Мавзолей на ремонт мумии; прекратятся разговоры, что там, мол, уже живого места нет – все штопано-перештопано.
Это будет очень духовно. Ведь и в церкви молятся иконам и статуям – изображениям.
Для полного счастья можно туда посадить (лежа не уместятся) всех генсеков. И под этим соусом поместить в Мавзолей не только Сталина (воскового), но и Андропова (из самого лучшего воска). От туристов не будет отбоя.
Эта идея – совершенно в вашем стиле. В стиле старого гимна с новыми словами. Старого знамени – без серпа и молота. В стиле орлов, звезд и крестов на башнях Кремля. Короче, и нашим и вашим, щит и меч – атака и оборона в одном флаконе.
И пора подумать, куда будем класть Президентов России. Рано или поздно, но придется. Лучше, Владимир Владимирович, решите сами и сейчас. Потому что потомки не всегда уважают. Вон фараоны – при жизни строили себе усыпальницы и были правы.
Неужели Хеопсу отгрохали бы такую пирамиду после смерти? Нет, нашлись бы более важные дела (плотины, таун-хаусы…). А если б и начали – сколько бы мумия ждала? Нет, Хеопс прав, что внимательно и любовно относился к своей будущей памяти (в смысле к памяти о себе). И мы его помним.
Не хочу вас огорчать, но и пирамида – не гарантия. Новые фараоны выкидывают старых, соскребают надписи (в этом смысле с Мавзолеем было как в Древнем Египте). Воры потрошат не только могилы, но даже церкви.
От потомков спасения нет, могут и бассейн выкопать. Поэтому место подыскивайте скромное, чтобы никто не позарился.
7 октября 2005[54]
№ 47 Молчание – знак?[55]
Владимир Владимирович, на этой неделе забили перуанского студента в Воронеже, рубили топором издателя «МК в Белгороде» и сожгли тираж, убили адвоката в Москве, вдобавок – война в Нальчике…
Зная, что у вас можно найти ответы на все вопросы, перечитал полную стенограмму вашего сентябрьского виртуального общения с отборным народом. За три часа – ни слова о безопасности. Вы ответили на 60 вопросов и поясняли не раз, что выбрали такие, которые чаще всего повторяются, больше всего волнуют народ.
Безопасность в эти шестьдесят – не вошла. Не интересно? Не волнует?
Возьмите любой социологический опрос – безопасность в первой тройке. Выходит, социологи опрашивают один народ, а вам звонит другой?
Владимир Владимирович, случаи, упомянутые в начале письма, – не бытовуха, не хулиганка. Это – политика.
Любого из этих фактов достаточно, чтобы к нации обратился гарант Конституции (там в самом начале сказано о высших ценностях, о человеческой жизни).
Вы молчите.
Некоторые считают, будто вы ничего не знаете, будто до вас не может дозвониться генеральный прокурор.
Другие думают, что вам нечего сказать. А мне кажется, что эти события вам просто не интересны. Мы вам не интересны, правда, Владимир Владимирович?
Впрочем, и вы нам интересны, только пока вы – президент, то есть решаете, как жить людям, сколько рублей им прибавить, сколько отнять. А раньше (до того, как вас назначили) мы вас не знали, никаких достижений, никаких открытий за вами не числилось. Но надо хотя бы честно работать. Не закрывать глаза на реальность. Даже если это страшная реальность.
Вам здорово повезло – вы успели пообщаться с народом до этих событий. Опоздай ваши политтехнологи с этим спектаклем на две недели – что вы сегодня бы говорили? Опять проценты-стабильность-забота-уверенность-в-завтрашнем-дне?
Ваш главный политсантехник сказал, что «осень без терактов – политическая победа Путина». Если отсутствие терактов – ваша личная победа, то война в Нальчике – ваше личное поражение.
Общаясь «в прямом эфире» с народом в декабре 2004-го, вы ни слова не сказали о Беслане – о событии, перевернувшем страну и политическую систему. Общаясь с народом в сентябре 2005-го (практически в годовщину Беслана), вы опять ни слова об этом не сказали.
Вы никогда не признаете поражений. Но мы их видим. И слышим ваше молчание.
14 октября 2005
Владимир Владимирович, воруем? Или правильнее сказать – «воруют»?
Помните, великого историка Карамзина двести лет назад попросили одним словом описать происходящее в России. Он не задумался: «Воруют».
Про кого же он так грубо сказал? Про карманников? домушников? Вряд ли. Во-первых, карманники и домушники орудуют во всех странах, тут Россия ничем не отличается.
Во-вторых, карманники не делают историю. Карамзина же спросили про нашу историю и политику. И значит, его «воруют» относилось к кому-то повыше. Что касается формы глагола, то Карамзин себя и свой круг четко отделил. Есть они, которые воруют, и есть мы, которые не воруем. Вот эта граница, похоже, стерлась.
На днях взяточников арестовали, по телевизору показали. Это кончик вашей вертикали нечаянно высунулся – маленький, но очень возбужденный. Ему в ресторан принесли миллион, и не успел он его пересчитать, как навалились другие кончики и отняли. Он хотел стать миллионером, а к Галкину не пошел играть, потому что там – рублями и надо угадать, где Пушкин с Державиным встречался. Он пошел в ресторан, и ему без вопросов принесли… – это я пытаюсь вас развлечь остроумием, м-да… ну да ладно, не стану отбивать хлеб и сырки у профессионалов.
