Александр Невзоров - Краткая история цинизма

Впрочем, и это, что называется, наживное, учитывая потрясающий прогресс человечества как в персональной, так и в коллективной глупости.

Вот русская философия, набожная, как нос майора Ковалева, всегда, к примеру, отказывала артисткам в разуме. И напрасно.

Американская актриса Кэрри Сноу недавно сообщила миру: «Бог — точно мужчина. Если бы он был женщиной, то сотворил бы сперму не такой противной на вкус». Это стало одновременно и образцом логики, и прекрасной формулой благочестия для одной из протестантских церквей.

Более того, именно это откровение как никакое другое помогает понять удивительное умение человека — на основании отсутствия всяких доводов — возводить самые идиотские доктрины и делать самые невероятные выводы.

Так что даже у безопасной демократии есть будущее. И не только в стенах Кремля.

Будет очень поучительно для нашей темы отпрепарировать такой благодатный материал, как национальные символы.

Как правило, всякий национально-исторический символ — это и есть наивысшая точка национального свинства, крещендо маразма и дикости.

В качестве простейшего примера вспомним рожденную на эшафотах «Марсельезу», ее пикантное происхождение и ее первых исполнителей — санкюлотов, ухитрявшихся «за время ее исполнения вспороть животы и срезать до костей ножами лица» очередному аристократическому семейству.

Россия — в известном смысле — исключение, так как такового символа просто не имеет. По двум причинам.

Во-первых, история нашей матушки такова, что что-нибудь особо дикое и свинское в ней выделить очень трудно.

Во-вторых, Суркову вечно некогда изобрести сортовой национально-патриотический символ и — через благодарный съезд «Единой России» — сделать его незыблемым историческим, духовным и нравственным фактом на ближайшие пару лет.

Так или иначе, но символа нет ныне, как не было его, кстати, и в XIX столетии, когда за покушение на светлый образ российской истории бедного Петра Чаадаева насмерть забили лорнетками последовательницы славянофилов.

Есть и иная версия этой трагедии: принял увечья и смерть Петр Яковлевич не от лорнеток, а исключительно от первых чулочных резинок, которыми свирепые дамы-патриотки, сорвавши их с себя, защелкали бедолагу философа, используя волшебные свойства каучука. Так это было, или все-таки использовались лорнетки — осталось неясным, но понятно, что прикончили Чаадаева зря, так как исцарапать национально-исторический символ лысый модернист не мог в силу отсутствия символа как такового.

Короче, в общем, даже и хорошо, что у России его нету, так как всяким писакам не над чем глумиться. Некоторым державам повезло меньше — они имеют эти символы. Давайте же их внимательно рассмотрим. К примеру, национальным символом нашей милой подружки — Северной Америки — давно и прочно являются т. н. «ковбойцы», героизированные кинематографом и канонизированные как сигаретчиками, так и глобальной идеологией Соединенных Штатов.

Ныне ковбойцы напоминают о себе дизайном шляп и сапожек и патологической забавой под названием «родео», когда с помощью электрошокера и болевой перетяжки паха специальной веревочкой лошадь болью доводится до неистовства, чтобы продемонстрировать публике удаль наездника, способного удержаться на ней аж 5 секунд.

Время зарождения ковбойства было временем веселым и антисанитарным.

«Отец нации» Дж. Вашингтон, к примеру, вступая в должность президента США, имел во рту всего один зуб. Правда, расположен этот incisivus (резец) был очень эффектно — по самому центру верхней челюсти. Эта подробность неплохо характеризует время, но не дает все же полного представления о нравах криминальных полчищ скобарей американского Запада, что промышляли угоном скота, а когда угонять было некого (в межсезонье) — нанимались на очистку выгребных ям, на заказные избиения, убийства, изнасилования и кражи. Недурной статьей дохода в такое межсезонье считалось обслуживание массовых захоронений индейцев, сотнями умиравших в резервациях от голода и тифа.

Конец ковбойству положили колючая проволока, железная дорога и сифилис.

Колючая проволока обтянула огромные пространства, навсегда разделив и оградив стада, а дешевизна железной дороги обеспечила возможность доставки коров в отдаленные регионы в специальных вагонах.

Причиной же косившего ковбойцев поголовного сифилиса был крайне специфический контингент проституток, состоявший из очень опустившихся, больных и испитых «скво» — пожилых индианок, потерявших семью и прицепившихся к ковбойским поселениям. Только они готовы были за миску еды или 5 центов терпеть бесконечные пьяные групповые изнасилования, пока — в силу специфики болезни — не распадались на отдельные фрагменты. Фрагменты «скво» в течение некоторого времени (до полного истлевания), конечно, еще употреблялись рачительными скотоводами, но рынок половых услуг, конечно, кардинально оздоровить не могли. Белые и относительно гигиенизированные проститутки, которые хотя бы лечились в случае возникновения венерических болезней, предпочитали никогда в ковбойских поселениях не оказываться. Бедняжек били и грабили.

Шло время.

Америка услышала о существовании «респектабельности» и возжаждала ее. И ковбойство, задушенное этой жаждой, техническим прогрессом и сифилисом, послушно скончалось.

Его свалили в одну братскую могилу с сотнями тысяч уморенных голодом и тифом индейцев, с миллионами гнилых бизоньих черепов, с мормонским многоженством, ржавыми винчестерами и недоеденными бобами с беконом. Словом, со всем тем, что являлось подлинным национальным колоритом США.

Свалили, закопали и поставили кривой простреленный крест с надписью «Дикий Запад».

Этот забытый крест благополучно обтягивался мхом, зарастал репейником и очитой.

На него иногда мочились койоты и классики молодой американской литературы. Мочились, надо сказать, без всякой задней мысли, просто чтобы несколько освежить. А потом… Америке срочно понадобился национальный образ.

Братская могила была быстренько вскрыта аккуратными очкариками из Вашингтона, ковбойство было эксгумировано и легко победило в конкурсе на место национального образа.

В этом нет ничего удивительного, так как конкуренцию в конкурсе ему составили только бизоньи гнилушки, многоженцы-мормоны, много мертвых индейцев и бобы. Более никаких компонентов национальная история США, как известно, не содержала.

Стоит припомнить, как еще совсем недавно жирноватая российская элита, возжаждав «утончить формы своя», пожирала обычных гельминтов. Сказать, что гельминты были каких-то редких пород или отличались особой красотой и аппетитностью, было нельзя, преимущественно это были обыкновенные аскариды и трихинеллы. Встречались, конечно, описторхисы и другие виды трематод, но и эти виды глистов тоже не отличаются никакой особой экзотичностью или редким вкусом.

Правда, конечно, глисты были подсушены, поломаны и расфасованы по желтым склянкам, имели строго импортное происхождение, а над их производством трудились сотни и тысячи смуглых тайских задниц, бесперебойная работа которых и должна была принести на Русь долгожданное похудение.

Как вы, вероятно, помните, импортные глисты, именуемые «тайскими таблетками для похудения», поедались публично и со страстью. Эстрадная шушера нервно трясла похудательными баночками в эфирах, а публика посолиднее делилась глистоедскими впечатлениями в серьезной прессе.

Эта милая мода, быть может, продержалась бы и подольше, но обессилевшие глистопроизводители один за другим погибали под пальмами Таиланда. Погибали от простого истощения, вызванного страшными дозами слабительного, так как жесток и неумолим был личный производственный план каждого из них, и трехлитровое ведерко небрежно обмытых нематод ежедневно к вечеру должно было стоять у смуглых ног руководителя проекта.

Продукт, конечно, коварно имитировался, делались контрафактные аналоги. В том числе и в России, но по-настоящему товарных масс русские глистоделы дать рынку не смогли. Вероятно, сказались последствия еще советской тоталитарной гигиены и массовых компаний по дегельминтизации «народа-богоносца»,[13] а может быть и личное недовольство нематод и триматод качеством и количеством ежедневно омывающей их водки.