Похлопавъ, французскій министръ, такъ же на ходу, любезно здоровается съ другими делегатами, — повидимому, говоритъ каждому что-то очень пріятное: о погодѣ? о державѣ делегата? объ его вчерашней блестящей рѣчи? У послѣдняго стола — между двумя дипломатическими ложами — Литвиновъ снисходительно протягиваетъ руку. На лицѣ Андре Тардье появляется его автоматическая привѣтливая улыбка. Онъ пожимаетъ руку народному комиссару и, не сказавъ ни слова, торопливо проходитъ дальше.
____________________
По моимъ наблюденіямъ (быть можетъ, кое-въ чемъ и ошибочнымъ, хотя я проводилъ въ залѣ долгіе часы), члены Конференціи могутъ быть раздѣлены на три разряда: одни съ большевиками не здороваются (небольшое меньшинство, во главѣ съ американцами), другіе сдержанно-учтивы, третьи разсыпаются въ любезностяхъ. Не приходится судить по этому признаку о государственномъ строѣ страны или о политическихъ убѣжденіяхъ делегата. Такъ, напримѣръ, весьма холодны венгры, — вѣроятно, пріятное воспоминаніе, оставленное у графа Аппоньи Бэлой Куномъ, сильнѣе всякихъ политическихъ соображеній. Зато чрезвычайно, прямо на диво, любезны итальянцы. Съ итальянскими фашистами въ проявленіяхъ симпатій къ большевикамъ могутъ поспорить только германскіе антифашисты. Изъ англичанъ Гендерсонъ ведетъ себя до- вольно сдержанно — вродѣ Тардье. А столпъ Націонаго правительства сэръ Джонъ Саймонъ, говорятъ (я при этомъ не былъ), послѣ рѣчи Литвинова подошелъ къ народному комиссару и демонстративно пожалъ ему руку, — вѣроятно, эта умная демонстрація относилась къ идеѣ разоруженія...
_________________
Рѣчь португальскаго делегата была первая, которую я слышалъ въ Женевѣ. Нѣкоторые другіе ораторы говорили потомъ много лучше. Но большинство говорило точно такъ же. О формѣ и упоминать незачѣмъ. Хорошій тонъ здѣсь требуетъ цвѣтистости. Очень приняты латинскія цитаты. Одинъ знаетъ: cedant arma togae, другой: vae victis, третій: non multa sed multum, четвертый: homo sum et nihil humani...
Оффиціальный оптимизмъ, пышная словесность, — все это, конечно, безобидно. Но своей словесностью эти люди сами себя загипнотизировали. Они хотѣли вызвать въ мірѣ симпатію къ своему учрежденію — и сами влюбились въ себя безъ памяти. Теперь ихъ любовнымъ изліяніямъ аккомпанируютъ шанхайскія пушки. Это ничего не измѣнило. Они все-таки «на высотѣ величія проблемы».
Новый ораторъ радостно излагаетъ исторію вопроса. Первая конференція по занимающему насъ вопросу состоялась въ Гаагѣ въ 1899 году. Вторая конференція по занимающему насъ вопросу состоялась въ Гаагѣ въ 1907 году. Третья конференція по занимающему насъ вопросу должна была состояться въ 1915 году, но не состоялась...
Дѣйствительно, въ 1915 году было неудобно созывать конференцію по сокращенію и ограниченію вооруженій.
Хоть бы онъ поперхнулся на этомъ мѣстѣ рѣчи! Нѣтъ, его лицо сіяетъ.
Незачѣмъ вспоминать прошлое. «До войны» — это теперь значитъ приблизительно то же, что «до потопа». Нѣкоторое уныніе могъ бы вызвать и балансъ самой Лиги. Такіе балансы на собраніяхъ акціонеровъ секретарь обычно оглашаетъ скороговоркой, со смущеннымъ видомъ и безъ латинскихъ цитатъ.
Что до сихъ поръ удалось Лигѣ Націй? Да собственно ничего не удалось. Либо она склонялась передъ силой, даже довольно относительной (какъ въ польско-литовскомъ спорѣ о Вильнѣ). Либо она, по разнымъ соображеніямъ, выносила явно-нелѣпое и опасное рѣшеніе (какъ въ Мемельскомъ вопросѣ). Либо она вообще не могла принять спора на разсмотрѣніе (какъ въ дѣлѣ о Кареліи). Либо отъ нея споръ уходилъ въ другую инстанцію (какъ при столкновеніи Боливіи съ Парагваемъ). Либо ея услуги любезно отклонялись одной изъ сторонъ (какъ при столкновеніи Италіи съ Греціей). Либо, наконецъ, она въ болѣе или менѣе пристойной формѣ, по возможности незамѣтно, хоронила дѣло (какъ объ этомъ могли бы разсказать разныя «меньшинства»). Удавались Лигѣ Націй дѣла совершенно невинныя (напримѣръ, «оптантскіе» споры, да и то не всѣ), или же такія дѣла, которыя въ прежнія времена были бы тотчасъ прекращены, а, можетъ быть, и предотвращены, великими державами (какъ греко-болгарское столкновеніе 1925 года).
Событія на Дальнемъ Востокѣ поставили надъ этимъ «і» ярко-кровавую точку. Если-бъ Японія нарочно поставила себѣ цѣлью насмѣяться надъ «Ковенантомъ», она не могла бы дѣйствовать иначе, чѣмъ дѣйствовала. Японскія войска вторглись въ Манчжурію въ то самое время, когда въ Женевѣ засѣдали и общее собраніе, и Совѣтъ Лиги Націй. Общее собраніе благополучно разошлось, Совѣтъ съ грознымъ видомъ отсрочилъ свою сессію: надо дать время одуматься нарушителямъ Ковенанта. Потомъ Совѣтъ собрался снова и еще грознѣе назначилъ Японіи срокъ для эвакуаціи занятыхъ ею частей Манчжуріи. Японія заняла всю остальную Манчжурію какъ разъ къ этому сроку. Совѣтъ собрался въ третій разъ, и, сдѣлавъ видъ, что никакого срока не назначалъ, постановилъ, для выясненія характера событій, послать въ Манчжурію особую комиссію. Комиссія еще не успѣла завѣрить Совѣтъ въ томъ, что Манчжурія дѣйствительно занята японцами (что собственно она могла бы сообщить еще?), какъ японцы высадились и въ Шанхаѣ. Совѣтъ собрался въ четвертый разъ и рѣшилъ, для выясненія характера событій, подождать изъ Шанхая доклада другой комиссіи, образованной на мѣстахъ. На послѣднемъ — истинно-трагическомъ — засѣданіи Совѣта Лиги Націй, на которомъ я присутствовалъ, рѣчь уже шла только о томъ, какъ бы добиться продленія ультиматума, предъявленнаго Японіей не Китаю — Боже избави! — а командованію 19-ой китайской арміи. Но ультиматумъ не былъ отсроченъ даже на четверть часа.
«Просятъ не апплодировать».
Смѣяться грѣхъ, но отчего же не сказать правду? Очень многіе изъ насъ вѣрили въ идею президента Вильсона. Идея остается прекрасной, — ради нея, ради принципа, ради будущаго и теперь имѣетъ смыслъ поддерживать фикцію, съ большой затратой труда, времени, денегъ. Клубъ, расположенный на берегу Лемана, самый дорогой клубъ въ мірѣ, — одни членскіе взносы составляютъ 125 милліоновъ франковъ въ годъ. Не надо съ благоговѣйнымъ видомъ смотрѣть на матчъ политическаго пингъ-понга. Клубъ слѣдуетъ называть клубомъ, а школу лицемѣрія школой лицемѣрія. Женевскій король голъ, — этого не скроешь даже затрачивая ежегодно сотни милліоновъ на разные фиговые листочки. Лига Націй не вода на чью-то мельницу. хорошую или плохую. Это вода безъ всякой мельницы. Слушая торжественные женевскіе дебаты, я испытывалъ чувство, которое всѣхъ насъ, вѣроятно, тяготитъ на разныхъ эмигрантскихъ собраніяхъ: за этимъ ничего нѣтъ. Есть, конечно, и существенная разница. На эмигрантскихъ собраніяхъ, по общему правилу, каждый говоритъ то, что думаетъ. А изъ Женевскаго «Bâtiment Electoral» я выходилъ съ тягостнымъ сознаніемъ, что въ теченіе трехъ часовъ слушалъ рѣчи, въ которыхъ не было ни одного слова правды.
_________________
Лига Націй — то, чѣмъ ее сдѣлали державы, входящія въ ея составъ. Правительства этихъ державъ никакъ не вправѣ на нее жаловаться: «націи» имѣютъ ту Лигу, которой заслуживаютъ. И если «духъ мѣста» здѣсь хуже, чѣмъ въ министерствахъ и посольствахъ многихъ современныхъ государствъ, то это объясняется просто: въ министерствахъ не говорятъ о добродѣтели или, во всякомъ случаѣ, говорятъ о ней гораздо меньше. Къ нимъ и требованья другія.
Знамена арміи, находящейся подъ командой сэра Эрика Дреммонда, намъ извѣстны. Извѣстна и ея словесность. Но духъ? Боюсь «мелкаго, вульгарнаго подхода», и все-же какъ могу я не чувствовать, что надъ этимъ учрежденіемъ носится легкій запахъ казеннаго пирога? По словесности Лиги, цинизмъ, навѣрное, разсматривается какъ злѣйшій внутренній врагъ, — лишь бы этотъ внутренній врагъ не погубилъ Лигу Націй! Всякія могутъ быть соображенія о психологіи тѣхъ ея дѣятелей, которые пять, шесть, десять лѣтъ получаютъ огромныя деньги за свои женевскіе труды, за этотъ торжественный культъ пустословія.
Если-бъ Лига Націй не существовала, сэръ Эрикъ Дреммондъ былъ бы теперь, вѣроятно, англійскимъ посланникомъ гдѣ-нибудь въ Гватемалѣ, и его рѣшительно никто не знал бы на свѣтѣ. Теперь онъ міровая знаменитость. Женевская арена создаетъ международную извѣстность. У каждаго министра иностранныхъ дѣлъ есть сейчасъ два поприща и двѣ карьеры: у себя дома и въ Женевѣ. Женевское производство быстрѣе мѣстнаго, но и оно требуетъ выслуги лѣтъ.
Добавлю, что нигдѣ не платятъ такихъ жалованій, какъ въ многочисленныхъ учрежденіяхъ Лиги Націй. Появилась новая порода международныхъ карьеристовъ мира, бросившихся послѣ войны въ Женеву и въ Гаагу, какъ прежде предпріимчивые люди бросались въ Трансвааль или Клондайкъ. Самое выгодное это бытъ финансовымъ экспертомъ Лиги по тѣмъ займамъ, которые она устраиваетъ бѣднымъ государствамъ, вродѣ Австріи. О жалованьяхъ и доходахъ этихъ комиссіонеровъ пацифизма въ «кулуарахъ» Лиги Націй ходятъ удивительные разсказы. Займы, устроенные Лигой, (т. е. съ ея благословенія размѣщенные тѣми же банкирами, которые устраиваютъ и всякіе другіе займы), очень дорого обошлись странамъ, не имѣющимъ возможности безъ нихъ обходиться.
