Яков Вохменцев
СТИХИ
Прошли тяжёлым сумраком века…
Пускай расскажет вдумчивый историк
О том, как била первая кирка
В глухие недра сказочных предгорий;
Как наши предки проклинали свет
И лезли в шахты в кандалах тяжёлых,
Чтоб где-то рдело золото карет,
И жемчуг был на царственных камзолах.
Где ж было предкам славу обрести!
Мы им пришлись потомками по крови,
Но нам с тобой не титулы блюсти,
Сдувая пыль с забытых родословий.
Нам было с самой юности дано,
Как погорельцам, всё начать сначала,
И на плечах поднять перед страной
Ключи от недр могучего Урала.
Воспрянул он, суровый великан,
Рабочий, мастер и гвардеец-воин,
Друзьям на радость и на страх врагам,
Венка вселенной первого достоин.
Представь себе, веками отделясь
От нас, промасленных, повитых дымом,
Потомки будут пить из хрусталя
Янтарный сок своих плодов любимых…
Представь себе, что через сотни лет
Наш бурный век не порастёт забвеньем,
И самый чуткий тех времён поэт
О наших днях напишет с увлеченьем,
Напишет так, как будто подсмотрел
Людей в труде упорных и счастливых,
Напишет так, чтоб каждый стих горел
В своих стогранных, ярких переливах.
…Я всей душой люблю родной Урал
Не за его демидовские дали,
Но лишь за то, что он сегодня дал,
За то, что завтра будет на Урале.
Примелькались
В дорожном гаме
Лица спутников,
Их слова.
Разлинеена проводами
Заоконная синева.
Беспощадно,
От самой Арыси
Солнце катится
Поезду вслед.
В бирюзовой
Проветренной выси
Ни дыминки,
Ни облачка нет.
Я покинул
Горячий, как Поти,
Виноградный,
Хмельной Гористан.
Там в плаще из зелёной плоти
У перрона дежурил банан.
И над сладким журчаньем
Арыков
Тополя поднялись на носки.
Здесь же всё нелюдимо,
И дико —
Саксаул, камыши
И пески.
Из степей,
Как из бездны столетий,
На верблюде маячит казах.
И свистит
Над барханами ветер,
И пустыней скрипит на зубах;
Застилает
Кошмою тяжёлой
По степям караванов следы
Но напрасно
Осипшие долы
Словно раненый шепчут:
Воды!
Разметалась,
Как Гоби устала.
Потемнела от жажды страна.
Но изрежь её
Сетью каналов
И в пустыню
Прийдёт Фергана.
Ползёт по травам тишина,
Деревья замерли в прохладе;
Замаскирована луна
В своей заоблачной засаде.
Но очень зорко на посту
Солдаты смотрят в темноту.
Один травой стирает грязь
С запасных дисков автомата,
Другой, в ячейку углубись,
Копает нишу под гранаты.
Но очень зорко на посту
Солдаты смотрят в темноту.
А третий в дзоте, заслоня
Своей ладонью полпечурки,
Разводит горсточку огня
И для тепла и для прикурки.
Но всё же зорко на посту
Солдаты смотрят в темноту.
Как будто слышен слабый хруст.
Как будто вздрогнул тёмный куст.
Нестройный залп. Короткий стон.
Лазутчик вражеский сражён.
Недаром зорко на посту
Солдаты смотрят в темноту!
Едет витязь. В плечах его сила
И во взорах решимость видна.
По-сыновьи бойца снарядила,
Посылая на битву, страна.
В дни разлук и народной печали
Озабоченный, строгий Урал
Из своей нержавеющей стали
Для героя оружье ковал.
Чабанами давно знаменитый,
На зелёных отрогах Кавказ
В молодых табунах для джигита
Скакуна кабардинского пас.
Конь косится на пажити мрачно,
Весь в предчувствии битвы дрожит.
От ушей, что тонки и прозрачны,
До точёных арабских копыт.
И сверкает, для сечи кровавой
Наостренный, как бритва, давно,
Тонкозвучный, с дамасскою славой,
Златоустовской марки клинок.
Молодой, но отважный рубака,
Ты, нахмурясь, влетаешь в огонь.
Не затупится сабля в атаках,
Не устанет пришпоренный конь!
Она началась удивительно просто:
С ветвей, словно белка, сорвался комочек,
Робкая капля пошла по берёсте,
Да там и осталась горошинкой.
К ночи
Зима застонала, завыла в сугробах,
Наотмашь ударила в дебри бураном.
И всё же, к рассвету метельная злоба
Лежала, белея бинтами по ранам.
А капля блеснула, ожив на припёке,
И тихо по дереву вниз покатилась.
Была в этой капле могучая сила…
Пахло пеплом и веником, как в остывающей бане,
Над воронками плавал тяжёлый дымящийся зной;
Каждый лист был пробит,
Каждый куст был изранен,
Каждый лес был наполнен гремучей войной.
Дым не таял. Он был словно ранняя проседь
На зелёных висках опалённой земли.
Льнули к телу рубахи, как в зной на покосе,
Люди льнули к земле, но назад не пошли.
Хоть земля без конца
И дорог не измерить на свете,
Где-то в сердце возился
Холодный пронзительный страх…
Но куда отступать,
Коль за нами старухи и дети
Рожь серпом убирали,
Варили грибы на кострах?
Мы ночами в болотах копали открытые штольни.
Каской черпали воду,
Плескали её под кусты.
А ракеты врагов,
Как обломки медлительных молний,
Беспощадно светили с полётной своей высоты.
И снарядами выли ночные тревожные дали,
И, шумя, осыпались взлетавшие комья земли.
Мы огнём и отвагой дорогу врагам преграждали
И враги —
Не прошли!
Станислав Яловецкий
ИЗ СТИХОВ ВОЕННЫХ ЛЕТ
Ты — у окна…
Весна в цветы одета.
Но ты глядишь в неведомую синь.
Там — мысль твоя.
Там, за горами где-то
В бою погиб
Тобой любимый сын.
Ни жалобы, ни слёз.
И твой спокоен голос.
Ты, как всегда,
Не можешь быть иной,
Но тяжкая печаль твой волос
Уже посеребрила тонкой сединой.
Я к товарищам рвался в бой,
Но к земле был припаян свинцом.
Я уже простился с собой,
Плюнув смерти в лицо,
И лежал в окровавленной ржи,
На себя и судьбу в обиде.
Но услышал я слово: «Жив!»
И живые глаза увидел.
Надо мною нависла мгла,
Смерть смотрела в глаза порой.
Ты у смерти меня взяла,
Сберегла и вернула в строй.
Если встречу тебя опять
Санитарка моя, не скрою:
Я хотел бы тебя обнять
И родною назвать сестрою.
Полночь.
Ударом ленивым
Бьют стенные часы;
Сквозь сон улыбаясь счастливо,
Лежит в колыбели сын.
А за стеною — стужа,
Свирепая воет метель.
Жена приготовила ужин,
Мягкую стелет постель.
Но отдых ещё не скоро,
Пусть тяжела голова, —
Годы бегут. Неизвестного — горы,
А на полке лежит словарь.
И час за часом проходит мигом.
В мёрзлых стёклах играет рассвет.
Инженер сидит, наклонясь над книгой:
Нашёл.
И снова ищет ответ.
Уже в окно золотою массой
Заглядывает восток.
Жена беспокоится: «Ты бы, Вася,
Прилёг вздремнуть на часок».
Инженер словарь отодвинул, —
Одолевает сон.
Взглянул в колыбельку сына
И тихо ответил: «Выспится — он».