Не помешает чётко разместить в оном кадре, «распинать» и «расшатать» на участие в видеомостах именно поэтов. Не отдадим пальму первенства в быстроте широкого общения бардам! Догнать и перегнать! Впрочем, между этими творческими направлениями всегда существовали как конкуренция, так и тесная дружба и взаимоподдержка. А потому давайте работать вместе, вынося свои имена, стихи, песни, клубы, библиотеки и другие организации на широкую арену живого общения без границ!
Последний бойВыпуск 5
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Рассказ
Теги: современная проза
Александр Грановский,
лауреат конкурса «Русское слово Украины»
Отставной полковник Чугунов Иван Петрович, костеря всех и вся – от новоявленного президента Цина (видимо, из китайцев) до спившегося лифтёра Мокшина, который сейчас беспробудно спит в своей подсобке, – обречённо вступил в подъезд.
И президент спит. И вся страна спит. А в итоге лифт уже не работает. И ему, полковнику, придётся на своём поскрипывающем протезе подниматься на седьмой этаж. А завтра этот лифтёр Гриша, с одутловатой рожей и слезящимися глазами, словно чувствуя свою вину, будет подобострастно отдавать ему честь и докладывать «обстановку на фронтах», где убивали и будут убивать в этой необъявленной и, судя по всему, нескончаемой войне за металл. И сегодня ночью успешно «замочили» ещё одного «нового русского», который слишком много знал.
Немного отдышавшись, Иван Петрович открыл дверь своей однокомнатной «инвалидки» с видом на Останкинскую телебашню, с которой вот уже третий месяц кто-то упорно подавал ему сигналы, а он с мучительной безуспешностью пытался их разгадать.
Тяжело ступая и не раздеваясь, прошёл на кухню, достал из оттопыренного кармана самое лучшее своё «лекарство» – белоголовую бутылку водки «Русской» с загадочными золотыми медалями, на которых при желании можно было даже разглядеть какие-то масонские знаки, трясущимися руками плеснул в замусоленный стакан.
Со стены напротив, где висели остановившиеся ходики с кукушкой, которая своё уже давно откуковала, за Иваном Петровичем с какой-то доброй укоризной наблюдал подозрительно похожий на китайца Ульянов-Ленин.
Заинтересованный этим оптическим эффектом, Иван Петрович провёл что-то вроде экспертизы и до истины всё-таки докопался. Виной всему оказались мухи, которых вождь мирового пролетариата, видимо, притягивал энергетически, и они из года в год делали своё гадкое дело прямо на его, что называется, лицо.
Это направление в живописи ещё называется пуантилизмом, то есть когда кто-то рисует точками (так, во всяком случае, было написано в отрывном календаре), но мухи об этом не догадывались и производили всё новых и новых китайцев.
На Ленине была знакомая кепка, из которой апокалиптически торчал гвоздь. Раньше на нём висело радио – питомник тараканов, из которого эти кукарачи вели за ним, Иваном Петровичем, наблюдение, как из межпланетной обсерватории, время от времени сбрасывая десант за десантом своих коричневых разведчиков.
Теперь и радио не было (кажется, он выбросил его с седьмого этажа, чтобы не слышать голос этого мудака Г., с которого всё и началось), но разведчики все равно остались и даже пытались вступить c ним, полковником Чугуновым, в телепатический контакт, но он их решительно послал подальше... чтобы не посылали больше голоса. В последнее время он и так чувствовал себя... Словно его, Ивана Петровича, как какого-то придурка из одной широко малоизвестной газетёнки, похитили на летающую тарелку и вернули обратно, но уже в другую страну, язык которой он как-то незаметно разучился понимать. Все эти памперсы, тампаксы, сникерсы, консенсусы, префекты и, видимо, совсем нехорошее слово – дефолт.
И хотя медали на водке выглядели золотыми, сама водка показалась ему безвкусной, как вода, но что-то наконец стронулось, словно постепенно начинали ослабевать стягивающие изнутри путы. Это значило, что процесс пошёл, и сейчас самое главное – поддерживать его на уровне, пока в нём, Иване Петровиче, не откроется что-то вроде второго дыхания, когда удивительная лёгкость охватит всё его изнурённое от жизни тело и он снова станет тем молодым тридцатилетним красавцем капитаном, с весело поблёскивающими глазами победителя, который, как известно, получает всё... А получив всё, хочет, как правило, ещё больше, а в итоге остаётся ни с чём. А главное, ни с кем... И тогда всё, что было, есть и будет, просто теряет смысл. Словно где-то далеко в прошлом произошла непоправимая ошибка, сделан в судьбе не тот поворот, не тот выбор... И всё думаешь, думаешь, думаешь... Только время от времени цокает о стекло стакан, да с каждой затяжкой «Беломора» все дальше и дальше забираешься в невообразимые бездны прошлого, которое и непонятно уже, было – не было или всё это лишь прощальный сон.
Поскрипывая протезом, Иван Петрович перебрался в комнату, где из мебели остался лишь разбитый диван («ровесник революции») да уже несколько лет как поломанный телевизор «Рекорд» с подарком-сувениром однополчан – отполированной снарядной гильзой с выгравированной надписью: «Дорогому боевому товарищу... в День Победы... 1995 г.». На стенке висело несколько полок с полным боевым комплектом Ленина в 45 томах в синем коленкоре с золотым тиснением.
Эти тома выбросили из красного уголка соседнего клуба строителей, а он, Иван Петрович, подобрал и даже сделал для них полки, надеясь рано или поздно познакомиться с Лениным вплотную, но натолкнувшись на слова: «Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно и должно делать из торфа. Надо это производство спирта из торфа развить (11 сентября 1921 г.). Ленин», – к Ленину как-то незаметно утратил интерес.
Возле дивана стоял самодельный журнальный столик, на который Иван Петрович поставил бутылку с остатками своей масонской водки, и, потягивая «беломорину», подошёл к окну.
Было как-то по-особенному светло, хотя он даже не включал свет. Прямо перед ним, подмигивая красными фонарями, уходила в небо Останкинская телебашня. Вокруг, словно новогодние игрушки, сверкали и покачивались звёзды.
Иван Петрович докурил папиросу и щелчком выбросил её в форточку, Затем, прямо не раздеваясь, как и был в своём драповом, шинельного покроя пальто, неуклюже повалился на диван. Привычно скрестил на животе руки, чтобы замкнуть контур, по которому должна будет циркулировать энергия во время сна, чтобы бесполезно не улетучиваться в космос. А значит, и не уносить последние его силы, которые ещё могут ему, полковнику Чугунову, пригодиться, пока, правда, неизвестно для чего. (Об этом в одной газете писал Серафим Смоленский – «сильнейший в России колдун, седьмое поколение известной магической династии...»)
Но то ли у него уже энергии совсем не осталось, то ли кто-то и в самом деле наложил на него сглаз – привычной невесомости всё никак не наступало, а вся его энергия или что там от неё осталось словно нарочно собралась в голове, чтобы не оставлять его в покое. Пришлось разомкнуть контур и потянуться за бутылкой с остатками «лекарства», которое он, зажмурившись, и употребил прямо, что называется, из горла.
Наверное, он всё-таки уснул и даже успел увидеть сон... Как будто он в ночном небе над Ангермюнде на реактивном «Мессере-109Г» и звать его Эрих Хартман... Он немецкий лётчик-ас и сбил 358 русских самолётов (включая и самолёт лейтенанта Чугунова, который тогда попал в «вертушку» и чудом просто вышел из штопора), за что немецкое командование и наградило его Большим крестом и многими другими наградами. Но сейчас у него, Эриха Хартмана, задание особой важности – сразиться с другим, но только уже русским асом, который дерзко посмел вызвать его на поединок.
И вот их самолёты, израсходовав весь боезапас, уже летят лоб в лоб на смертельный таран, но в самый последний миг русский ас делает спасительный вираж в сторону и он, Эрих Хартман, с расстояния каких-то метров успевает рассмотреть его лицо!.. И, о боже, в нём даже опустело перехватывает дух: это был сам Иосиф Виссарионович Сталин в парадном костюме генералиссимуса с «Золотой Звездой»... И такими же золотыми эполетами. Иван Петрович Чугунов проснулся весь в поту и с трудом разлепил глаза. Какое-то время лежал в темноте, смутно припоминая, где он и что с ним. Во рту было гадко, голова раскалывалась, и первым желанием было зажечь свет, чтобы найти где-то заначенную таблетку аспирина «Упса», которую ему на днях подарил боевой товарищ и друг, а точнее, подруга – старший лейтенант запаса Надежда Фёдоровна Авдонина из, что называется, внутренних резервов. Но от щелчка выключателя почему-то включился давным-давно перегоревший телевизор «Рекорд», по экрану которого побежала рябь, а потом постепенно начало проступать лицо. И было в этом лице что-то настолько ему, Ивану Петровичу, знакомое, что всё его заскорузлое после ночных полётов тело враз обмякло, и он по стенке сполз на холодный пол. Но в ту же секунду откуда-то из никуда услышал голос:
