Кроме того, мне нравятся наркотики. Единственное неудобство, которое они мне доставили, – это толпы людей, которые мешают спокойно их употреблять. Res Ipsa Loquitur. Дело говорит само за себя. В прошлом году, в конце концов, именно мне вручили приз «Льва Литературы».
В газетах обо мне писали всякое. Ну и что с того? Работая журналистом, я нарушил все существующие правила и все-таки добился успеха. Современным наемным писакам это понять нелегко – нету в них куража. Однако самые умные меня сразу поняли. Есть люди в журналистике, с которыми у меня никогда не возникало ни малейших трений. Я сам журналист и никогда не встречал другого племени, к которому мне хотелось бы прибиться или, во всяком случае, веселиться с ним от души. Что, конечно, вовсе не означает, что среди моих коллег не встречаются законченные уроды, подхалимы и лизоблюды.
Мне не больно-то помогла репутация безумца из книги комиксов, которой пользуюсь последние лет пятнадцать, слава сумасшедшего торчка, которого давно уже пора кастрировать. Хорошо еще, умные люди в прессе всегда знали, что все эти слухи и домыслы – не более чем странное преувеличение. А безмозглые болваны-журналисты приняли всю бредятину за чистую монету и заклинали своих читателей и детей не приближаться ко мне на пушечный выстрел. Есть и самые умные: они догадались, что мои заметки – приглаженная детсадовская версия происходящего в действительности.
Сейчас мы вступаем в 90-е годы, и, кажется, во власть приходит настоящее поколение свиней, полицейские без чувства юмора. Десятилетие мертвых героев, без надежд на будущее, которое войдет в историю как Серое Время. К концу 90-х у людей не останется уверенности ни в чем, зато все будут знать, что надо выполнять законы, что секс убивает, полицейские всегда только лгут, дождь – это яд, а миром правят проститутки. Ужасно осознавать, что это так, как бы богат ты ни был.
Такой образ мысли не просто вошел в моду, он стал доминирующим в прессе, бизнесе и политике: «Я сдам тебя копам, сынок, не только потому, что это пойдет тебе на пользу, но и потому, что ты – тот самый ублюдок, который сдал меня в прошлом году».
То, что разные нацисты из прессы пытаются очернить меня, не может ни радовать, ни ободрять. Я совсем одинок тут, на баррикадах, посреди опускающейся тьмы. Демонизация также превратила мое творчество в своего рода подпольные, подрывные записки, а меня самого сделала неожиданно богатым. Всю свою жизнь я воюю с мстительными ретро-фашистами из истеблишмента, которые постоянно преследовали меня. Эта война сделала меня мудрым, проницательным и вконец сумасшедшим. Меня поймет только тот, кто сам познал такую борьбу.
У.М.: Некоторые библиотеки классифицируют «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» как приключенческую историю о путешествиях, кто-то – как нехудожественную литературу, другие – просто как роман. Насколько эта книга документальна? Как бы вы сами охарактеризовали ее? Однажды вы назвали ее «неудачным экспериментом в гонзо-журналистике», хотя многие критики признают ее шедевром. Как бы вы ее сейчас оценили?
Х.С.Т.: «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» – шедевр. Но настоящая гонзо-журналистика, как я ее понимаю, не терпит редактуры – все должно быть записано один раз, сразу, на месте.
Я классифицировал бы эту книгу, воспользовавшись словами Трумена Капоте: «Это документальный роман, почти все события которого действительно имели место».
Я выдумал пару деталей, в остальном же роман правдив. «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» – скорее невероятно ловкий трюк для поддержания равновесия, нежели литература, потому-то я и назвал его «Страх и Отвращение». Это довольно чистый реальный опыт, немедленно конвертированный в литературу. Он не уступает «Великому Гетсби» и лучше Хемингуэевского «И восходит Солнце».
У.М.: Уже который год ваши читатели слышат о книге «Ромовый дневник». Вы все еще работаете над ней или уже приступили к другим проектам? Собираетесь ли вы и дальше заниматься художественной литературой? Вы состоялись как газетный колумнист, есть ли у вас другие интересы в журналистике?
Х.С.Т.: Я всегда хотел писать художественную литературу и хочу по-прежнему. В сущности, я никогда не собирался становиться журналистом, но события, судьба и мое чувство веселья заставляют меня работать в этой сфере. Это не упоминая денег, политических причин, а также того факта, что я – воин. Я до сих пор не нашел наркотика, который позволял мне достичь той степени блаженства, когда я сижу за столом и сочиняю истории, какими бы странными они ни выходили. Нет ничего прекрасней, чем постигать бесконечную странность этого мира и время от времени ненадолго заруливать на Шоссе Гордости.
Март 1990
Джону Уолшу/ESPN
21 июня 2002 года
ДЖОН.
Дела тут творятся дикие, но я частенько вспоминаю тебя и хотел бы выразить тебе благодарность за ту элегантную оценку, которую ты дал Джен и тому отвратительному миру, в котором мы живем.
Не убоюсь я зла, ибо Господь близко. И хотя я иду в тени смерти, не убоюсь я зла, ибо Господь близко.
Спорить же можно. Он – наш туз в рукаве… А может, и нет. Кто знает, может, Джон Эшкрофт круче, чем Господь. Кто знает. Эшкрофт – новый перспективный кадр в Корпорации Бушей, но он же глуп, как валенок. Его действия напоминают какие-то атавистичные потуги под спидом, это стандартное тупое уебище, вся разница в том, что ему поручили должность генерального прокурора США, этому мстительному ослу с ай-кью в 66 пунктов.
Доколе, Господи, доколе? Эти Свиньи все лезут и лезут. Они выплескиваются на нас, как тухлое мясо, что медленно сползает с прилавка в магазине… И они становятся все подлее и все глупее.
Да-да. Поверь мне, дружочек, уж я-то в этом разбираюсь. Я знавал Эда Миза в самом зените его карьеры, и я не раз проклинал его, называя свиньей и убийцей, низшей формой жизни, что прилепилась к шее нашего народа, как ядовитый нарост. Он был последним отребьем, настоящим Монстром.
Но что он по сравнению с Джоном Митчеллом? Ничто! Этот анально фиксированный пьяница служил генеральным прокурором в администрации Никсона в ужасную пору Уотергейтского скандала. Он выставил себя на посмешище перед всей страной.
Джона Митчелла прежде знали как преуспевающего корпоративного юриста, работающего преимущественно с крупными клиентами. Женат был на неизлечимой алкоголичке из Арканзаса. По чистой случайности она стукнула на него и таким образом уничтожила федеральное правительство… Это было просто волшебно. Эти звери устремлялись в туннель, один за другим, и там их уничтожали, как требуху и мразь.
Такова сущность политики, когда ею занимаются профессионально. Многие пытают счастья в политике, но не всем удается пережить час расплаты. И кажется, именно к этому моменту сейчас уверенно движется наш Бедный Дурачок, президент-сынуля… Но ведь так всегда происходит, не так ли? Миром вечно правит отъявленное ворье. Такова наша доля. Мы – словно свиньи в пустыне.
Хантер.
Мое неприятие войны не основано на принципах пацифизма или непротивления насилию. Вполне вероятно, что нынешнее состояние цивилизации таково, что определенные международные вопросы нельзя разрешить в ходе дискуссии, для этого, возможно, потребуется сражение. Нам не следует забывать, что войны – это искусственно созданное зло, и зло это создается при помощи особых технологий. Войны пиарят точно так же, как развертывают любую другую кампанию. Сначала манипулируют людьми. При помощи хитрых подтасовок у людей вызывают недоверие и подозрительность к стране, с которой планируют воевать. Нужно возбудить подозрения, нужно, чтобы другую страну в чем-то подозревали. Для этого потребуется всего-то навсего несколько пронырливых и бессовестных агентов, ну и пресса, чьи интересы совпадают с интересами устроителей войны. Нужной провокации долго ждать не придется. Чтобы заполучить ее, никаких усилий не потребуется, если два народа дошли до надлежащего градуса ненависти друг к другу.
Генри Форд
Чтоб вам жить в интересное время
Существует древнее китайское проклятие: «Чтоб вам жить в интересное время», которое я услышал от одного старого торчка дождливой ночью в Гонконге незадолго до окончания войны во Вьетнаме. Со стороны он казался обычным хлипким старикашкой на последнем издыхании, но я знал, и он знал, что я знал: он, как легендарный Колдун, – повелитель раскинувшегося по всей Юго-Восточной Азии Королевства Опиума, которого боялись и уважали по всему континенту. Я зашел в его магазин в Коулуне[7], чтобы получить консультацию по одному вопросу и запастись куском черного лекарства для моих друзей, застрявших в Сайгоне и вокруг которых неотвратимо смыкались окружавшие их силы Северного Вьетнама. Они не хотели бежать из Сайгона, но чтобы выжить в этом обреченном и осажденном городе, им требовалось две вещи: наличные и высококачественный опиум.
