за мной, и я была гораздо более уязвима перед его напором.
Все тщательные попытки, которые предпринимали мама с папой, чтобы убедить нас (и некоторых соседей, которые порой интересовались) в том, что Хезер ушла из дома, были направлены на то, чтобы скрыть один-единственный факт: папа изнасиловал и жестоко убил ее, а мама знала об этом и, как выяснилось позже, могла даже принимать участие в убийстве.
Это была такая чудовищная ложь – обманом заставить нас поверить в то, что она все еще жива, хотя на самом деле ее тело похоронено в том самом саду, где мы играли. Но то, что мама с папой творили с нами, не могло идти ни в какое сравнение с тем, какие страдания выпали на долю Хезер. Я с трудом могу заставить себя поместить здесь следующий текст, но это единственный способ хоть как-то передать ужас случившегося и двуличную природу наших родителей. Когда папа наконец сознался в убийстве на допросе в полицейском участке Глостера, его слова записывались на пленку. Эта запись была заслушана на суде среди других допросов. Позже расшифровки этих записей были опубликованы. Вот что он говорил:
Так вот что случилось, Хезер хотела уйти из дома, понимаете. Она торопилась уехать с этой девчонкой в красном мини. Ну, в смысле, я про красную мини-юбку, а не про машину «мини». Мы были уверены, что она лесбиянка или типа того. И мы – я и Роуз – сказали: «Погоди-ка немного, ты лучше обдумай это все, девочка. Поспи хотя бы ночь, а утром решишь». В общем, мы говорили обо всем этом всю ночь почти, а потом она пошла в кровать к Мэй. Ну, она спала в комнате с Мэй. И на следующее утро она просыпается и выглядит реально жутко. Заплаканная. Ну Роуз и говорит: «Отпусти ее». Еще она говорит: «Я отпущу ее и сниму шестьсот фунтов из банка, чтобы у нее были деньги и она могла уехать». Так что Роуз уходит, я остаюсь с Хезер, в коридоре с ее чемоданом, и она стоит там, руки на поясе, знаете, она такая уже большая девочка, и я говорю: «А может, займешь ту комнатку наверху? И там сможешь принимать своих подружек». А она говорит: «Сука, если ты меня не отпустишь, я дам всем детям кислоты, – в смысле, ЛСД, – и тогда они спрыгнут с крыши церкви и умрут». А я говорю: «Девочка, это не очень классно вот так угрожать своим же братьям и сестрам». А она улыбнулась, как-то так усмехнулась, типа: «Только попробуй, и я это сделаю». Ну я набросился на нее, обхватил ей руками горло, вот так вот, и держал, не знаю, сколько времени.
Вообще, знаете, удивительно, как долго можно держать кого-то за шею, прежде чем, ну… Я даже не могу вспомнить, что именно случилось, но через минуту она начала синеть. Я осмотрел ее с ног до головы, ну, то есть какого черта что-то пошло не так? Я положил ее на пол, пытался сделать ей искусственное дыхание, давить на грудь, но она все продолжала синеть. Я не знал что делать. Я не хотел причинить ей вред, да и Роуз могла вернуться в любую минуту. Ну я подумал: ох, ё-моё, я должен что-то сделать. Мне было страшно. Я пошарил по всему дому, поискал и нашел какой-то нож или вроде того. Ну, в смысле, я искал топор, для дров, для мяса, но я никак не мог дотронуться до нее всем этим. Просто не мог. Так что я посмотрел наверх и вижу, торчит этот нож. У него что-то вроде двух зубцов на конце, два таких острых угла с зазубренными краями, ими можно пилить лед. Ну я взял его и попытался им справиться сначала с крупными частями, и черт, это было просто ужасно. С меня тек пот. В общем, я сначала смог отрезать ее голову, потом ноги. Это было… просто невыносимо. Мне этот звук по ночам теперь снится. А затем она посмотрела на меня. А если кто-то смотрит на тебя, ты же не будешь резать ножом этого человека, правда? Ну и я типа взял такой и закрыл ей глаза, и они оставались закрытыми, такие дела.
Потом я подумал, что можно положить ее в мусорный бак, но я бы не смог дотащить ее дотуда. Так что я взял пилу для льда и отрезал ей ноги – говорю вам, с тех пор я заново пережил все это в уме уже тысячу раз. В смысле, это было… невыносимо. Я теперь этот звук по ночам слышу. Я часто просыпаюсь с криком и даже еще слышу эхо от него. В общем, я положил ее в бак, прикатил его в сад за домиком для игр. Я вынес ее чемодан с вещами и кинул его за ветеринаркой на площади Сэнт-Майклс, где все кидают свой хлам. Вернулся домой, и как раз Роуз вернулась. Говорит: «О, так ты заставил Хезер остаться?» Я говорю: «Нет». Она говорит: «Хм, а почему тогда ее кроссовки еще здесь?» А я и забыл, что Хезер была без обуви. Я говорю: «Она в своих ботинках ушла». Роуз говорит: «А, ну ладно». Затем я отправил Роуз провести ночь к черному чуваку, с которым они встречались: «Сможешь заработать там чутка фунтов», – говорю. Когда она ушла, я пошел, достал Хезер из-за домика для игр и похоронил ее… И я собирался приехать сюда и закончить со всем этим раньше, но руки все как-то не доходили.
Я не верю половине этой его истории о ссоре. Для начала полицейские сказали мне, что поверили в то, что она скорее всего была убита, потому что папа пытался изнасиловать ее, но она сопротивлялась. И когда папа впервые признался в убийстве Хезер, он изо всех сил старался показать, что мама не только не участвовала, но даже совершенно ничего не знала о том, что произошло, хотя позже он заявлял, что ее убила мама, а он признался только для того, чтобы защитить ее.
Долгое время я пыталась избегать выяснения деталей о том, что
