“Было бы неверно, – поясняет он, – закрывать глаза на то, что у нас имеются еще факты совершения антигосударственных преступлений и отдельные случаи враждебных антисоветских действий и поступков, которые совершаются нередко под воздействием враждебного влияния из-за рубежа”.
В словах главы Госбезопасности существенны три положения:
Во-первых, он признает, что в стране началась освободительная борьба. Это сущая правда.
Во-вторых, он утверждает, что, не будь “враждебного влияния из-за рубежа”, то и освободительное движение осталось бы в зачаточном состоянии. Это утверждение ложное, необходимое власти по тактическим соображениям.
В-третьих, он приписывает центральную роль в этом освободительном движении “эмигрантской организации НТС”. Это можно принять как субъективную оценку главой КГБ нашей деятельности.
В подготовке процесса четырех КГБ повезло. 6 декабря (т. е. за пять дней до предполагаемого начала процесса) в Москве арестован Николай Брокс-Соколов, прибывший из Франции. НТС посылал его к одной из своих групп в Москве. У него была литература, клише для листовок. Он был захвачен и арестован. Никакого отношения к Ю. Галанскову и его друзьям он не имел. Правда, одно клише содержало текст призыва к общественности – требовать гласного суда. Гебистам требуется время, чтобы его сломить и превратить в лжесвидетеля. Этим и объясняется отсрочка судилища.
Время, однако, не теряется зря. Ведут психологическую подготовку, чтобы показать населению страны НТС в качестве врага номер один “социалистического строя и всего нашего народа”. 20 декабря 1967 года в “Комсомольской правде” появляется статья заслуженного гебиста генерал-майора Малыгина. Иронически озаглавлена: “Рыцари революции”.
Описывает (в исковерканном виде, конечно) формирование групп НТС в России… 10 января 1968 года в “Известиях” – статья некоего Терентьева. Озаглавлена “Дно”. Повествует, в форме авантюрного романа, как молодой эмигрант, живший ранее в Венесуэле, был завербован в НТС по прибытии во Францию. Рассказывает, что такое НТС. Коряво, по-гебистски…
Процесс четырех
Январь 1968 года. Москва… Четверо подсудимых…
Один из них – Алексей Добровольский – сломлен. Дает нужные прокурору показания. Признает себя виновным… 10 января суд опрашивает Брокса-Соколова, который, ставши лжесвидетелем, говорит то, что ему подсказано… На “открытом” процессе публика состоит из гебистов. Показания свидетелей истолковываются судом произвольно, извращаются.
{Например, выступивший в качестве свидетеля, Евгений Кушев обращается с письмом в “Комсомольскую правду”, конечно, не опубликованным: “По существу, – пишет он, – я на суде только подтвердил показания Добровольского и Лашковой, что я взял у них по собственной инициативе почитать три брошюры, изданные НТС” (“Посев”, апрель 1968 г.)}
Но теперь не 1938 год. Обвиняемые – другие, герои. И общественность другая.
9 января генерал Петр Григоренко {Считавший себя “истинным ленинцем”, П. Григоренко включился еще ранее в освободительную борьбу. В октябре 1968 г. “Посев” напечатал его неопубликованное письмо в “Правду” и в “Известия”, обращенное к избирателям. Заголовок письма: “Почему я не буду голосовать за Косыгина”. За это письмо будущий защитник крымских татар подвергается аресту} передает иностранным корреспондентам текст заявления двенадцати друзей подсудимых, требующих допуска в зал суда. 19 января КГБ срывает пресс-конференцию о суде на квартире Людмилы Гинзбург (матери подсудимого)… Но сведения о суде все же становятся известными, распространяются за рубежом.
Производит впечатление поведение адвокатов. Выступают, не как подпевалы прокурора, а как настоящие защитники. По выходе из трибунала публика подносит им цветы. За свою смелую защиту адвокат Гинзбурга – Борис Золотухин – будет исключен из партии…
Другое новшество – пожалуй, главное: отзвук процесса четырех в стране. Протесты поступают в различные государственные и партийные инстанции, а также в органы печати. В ответ – как всегда, репрессии. На предприятиях, в учреждениях, учебных и научных заведениях, где работают “подписанты” протестов, проводятся заушательские собрания. На них выносятся заранее подготовленные “решения” об увольнении с работы. Так, например, происходит на профсоюзном собрании 16 апреля 1968 года – увольнение с работы подписантки учительницы В. Герлин. В заключительном слове она говорит: “Я не понимаю людей, лишенных гражданского нерва, людей, которых не интересует справедливость, как таковая, и связанная с ней честь нашей страны… Мне стыдно, стыдно за вас” (“Посев”, октябрь 1968 г.).
Напомним приговор. Галанскову – семь лет каторги, откуда он не выйдет живым. Бессмертный герой освободительной борьбы… Гинзбургу – пять лет, Добровольскому – два года, Лашковой – один…
НТС мобилизует в защиту осужденных западное общественное мнение. В недостаточных, очевидно, размерах: демократический мир тяжел на подъем. Но и на это власть реагирует болезненно. В помещенной в марте 1968 года в “Правде” статье “Крокодиловы слезы” сказано:
“Недавно им удалось мобилизовать за рубежом уважаемых и маститых писателей в защиту трех подлых отщепенцев, осужденных в нашей стране”.
Еще больше власть беспокоит другое. Процессом четырех, приговором Галанскова к медленной смерти корни инакомыслия в стране не вырваны. У приговоренных остаются в стране единомышленники. Не обнаруженные… Могут появиться и другие. По “наущению” НТС, конечно… Ведь сами по себе советские граждане додуматься ни до чего не могут… Об этом особенно показательно сказано в статье П. Маринина “Лишь бы платили – подлинное лицо главарей НТС”:
“Западные мастера идеологических диверсий отдают себе отчет в том, что на разных подонках, уже попавших в руки правосудия, далеко не уйдешь: гнилой лимон нельзя выжать один раз, не то что дважды. А что если?.. И где-то, на эмигрантских задворках, отыскивают организацию с русской вывеской, в данном случае НТС, срочно превращают ее в “центр идейной борьбы” и поручают завязать хоть какие-то связи с СССР. Авось найдутся новые подонки” (“Литературная газета” № 30, 1968 г.).
Впритык к суду четырех власть посвящает НТС ряд статей. Полный их учет сделать трудно {16 января 1968 г. – “Известия”, статья “Затянутые одним поясом”; 18 января – “Комсомольская правда”, статья “В лакеях”; 27 февраля – “Известия”, апокрифическое “Открытое письмо Брокса-Соколова М. Славинскому и его друзьям”, и т. д.}.
Центр НТС, со своей стороны, делает выводы:
“В официальной прессе было названо полное имя НТС, – Народно-Трудовой Союз. Этим узаконена его общеизвестность и право говорить о нем открыто.
Подтверждено наличие групп НТС в стране (так, описано возникновение группы на Волыни)…
Власть несет ответственность за обострение борьбы и злоупотребление именем определенной идейно-политической организации.
НТС в России должен осознать свое нынешнее значение, а его зарубежная часть должна всячески помогать правильной ориентации освободительной борьбы на родине” (“Посев”, февраль 1968 г.).
В 1968 году мы – в преддверии освободительного движения, тесно связанного, в первую очередь, с именем Юрия Галанскова. Открывается новая страница в истории России. Совет НТС анализирует в связи с этим роль нашей организации, бросая взгляд на пройденный путь {См. 9-е приложение к этой главе}.
ПРИЛОЖЕНИЯ К ЧЕТЫРНАДЦАТОЙ ГЛАВЕ
Первое приложение
Одиночки конца пятидесятых годов. Характерно, что советская печать замалчивает в ту пору, что именно писали и говорили “гады”:
“Партийная жизнь”, январь 1957 г.
“В Ростовской области были выявлены лица, распространяющие антисоветскую стряпню. Среди них был некий Жарков, работавший в заготовительных организациях Таганрогского сельского района. Он сумел пролезть в партию и, пользуясь ротозейством работавших с ним бок о бок коммунистов, вел враждебную работу”.
“Ленинградская правда”, 6 августа 1958 г.
В статье “Клеветники” газета сообщает о привлечении к суду рабочего Багрецова и доктора Гордиенко, изготовлявших и распространявших антикоммунистическую литературу.
“Комсомольская правда”, 26 декабря 1958 г.
В статье “Обманутое доверие” говорится об исключении из Тульского педагогического института студента Александра Воеводина. Каковы его взгляды – не сказано, а только:
“Саша Воеводин – прямолинейный человек. Ему ничего не стоит затеять спор с любым авторитетом. Он старается во всем полагаться на свой разум, стремится во всем сам разобраться”.
“Гудок”, 30 декабря 1959 г.
“Железнодорожник Носарев неделями разъезжал с вагонами по линии. Там он втихомолку испещрял тетрадные листки крупными печатными буквами, строчил гнусные клеветнические пасквили и разбрасывал их в почтовые ящики. Он призывал тех, в чьи руки попадут эти сложенные треугольниками письмишки, размножать их… Носарев хитрил, маскировался, изменял свой почерк”.
