Советский Союз поставлял в КНР и КНДР военную технику и многое из того, что требуется для ведения современной войны, но непосредственно в боевых действиях участвовали только летчики 4-го истребительного авиационного корпуса. Подчеркну – истребительного! Мы не бомбили даже Южную Корею, мы защищали Китай и Северную Корею от американских бомбежек.
Собственно, первый самолет США – В-25 был сбит советскими летчиками над Черным морем в районе Одессы еще осенью 1949 года. А 8 апреля 1950 года недалеко от военно-морской базы Лиепая был сбит разведчик PB4Y «Прайветир» морской авиации США. Сбивали наши летчики американские самолеты до Корейской войны и над Китаем – там дислоцировались советские 351-й и 29-й гвардейский авиаполки, воевавшие против сил Чан Кайши.
А в Корейской войне первый F-51 сбил 1 ноября 1950 года лейтенант Чиж из 72-го гвардейского авиаполка. Всего же таких побед на счету двадцати семи советских авиаполков, воевавших в Корее, было более тысячи – около 1100.
Николай Сутягин имел двадцать одну победу, Евгений Пепеляев – двадцать, а Александр Сморчков, Серафим Субботин и Лев Щукин – по пятнадцать. Все они стали Героями Советского Союза.
Суммарные боевые наши потери составили 299 человек (138 офицеров и 161 сержантов и рядовых). Из них – 120 лётчиков.
Американцев же было убито 54 246 и ранено 103 284 человек. И уже из сопоставления цифр потерь ясно, что двигателем этой войны были именно США. Не добившись решительной победы, не сумев уничтожить КНДР и погрозив применением атомного оружия, они все же добились сохранения разделенной Кореи.
Причем это была со стороны янки зверская война. Вот ее частичная статистика: суммарные потери китайцев – около миллиона человек, корейцев – 9 (девять) миллионов человек, из них 84% – мирные жители.
Как видим, ради «отбрасывания коммунизма» Вашингтон без колебаний пошел на геноцид, оставляющий в относительном исчислении далеко позади нацистский.
И уж пойти – ради того же «отбрасывания» – на убийство одного человека элита США была готова тем более. Вот только добраться до него – я имею в виду, конечно, Сталина, было крайне сложно. Но добраться, безусловно, хотелось. Ведь Сталин руководил той главной страной, которая уже на всей планете противодействовала соединенной силе Золотого Интернационала и «голубых касок».
ВОЙНА в Корее при жизни Сталина так и не закончилась. Но здесь, в России, уже семь лет как царил мир – лишь по глухим лесам и в подполье еще сжимали в руках автоматы и топоры националисты: бандеровцы, литовские «лесные братья»…
Шел уже 1952 год, страна продолжала строить себя заново. И даже недавнее прошлое уже отходило на второй план. Сегодня в общественный оборот, среди множества других инсинуаций о тех годах, запущена и ложь о якобы отмене Сталиным празднования Дня Победы. Мол, он-де заявил, что нечего праздновать, надо работать…
Но вот передо мной старый номер «Литературной газеты» от четверга 8 мая 1952 года. На первой полосе помещена статья секретаря Московской писательской организации генерал-лейтенанта Московского «Праздник Победы». Тут же – статья М. Семенова «Героика народной борьбы» и начинается она так: «Завтра у нашего народа большой праздник – день Победы»…
Да, День Победы оставался великим праздником. Однако Победа 45-го уже действительно становилась историей.
И думать надо было о будущем.
ВЕСНА 1952 ГОДА. «ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛИЗМА»…
Полный мир героев вместо целого мира глупцов, в котором ни один доблестный король не может царствовать, – вот чего мы добиваемся!…
Отбросим всё низкое и лживое.
Тогда мы будем надеяться, что нами будет управлять благородство и правда…
Томас Карлейль, английский философ
В1950 ГОДУ американского художника Рокуэлла Кента, который приехал в Париж на очередную встречу сторонников движения за мир, неожиданно для него пригласили в Москву. В своей автобиографической книге «Это я, Господи!» он пишет об этом так:
«…Москва! Эта сказочная столица запретной страны!…И если мы хотим мира, то где нам еще его отстаивать, как не в главной цитадели его врагов, каковым будто бы является этот город? Итак, мы летим в Москву…
Москва предстала предо мной великим городом, полным людей, людей хорошо одетых и активно участвующих в общенародной борьбе за мир. Я увидел самый чистый город в мире, даже более чистый, чем Стокгольм и Копенгаген… Каждый вечер нас водили в оперу, балет, в театр или кино. В залах было многолюдно. Никто из публики не выделялся настолько, чтобы его можно было назвать богатым или бедным…»
«Записной» «демократ» презрительно сморщит нос: «Лакировка! Да от него агенты НКВД не отходили». Но я должен его разочаровать, потому что далее Кент написал вот что:
«Однажды ночью, возвращаясь домой, я заблудился. В поисках милиционера, который указал бы мне дорогу, я прошел бесчисленное множество московских кварталов. Так и не встретив ни одного милиционера, я вынужден был обратиться к прохожему, оказавшемуся весьма дружелюбным»…
Это – свидетельство о России начала 50-х годов с Запада, принадлежащее человеку, который приехал в послевоенную Россию, считая се своим врагом, но уехал из России ее другом.
А вот свидетельство с Запада, принадлежащее человеку, который приезжал в Россию во время войны на танке и который так и остался ее врагом. Я имею в виду генерал-майора вермахта Фридриха Вильгельма фон Меллентина, книга которого «Panzer battles 1939-1945» («Танковые сражения 1939-1945гг.») вышла в свет в Лондоне в 1956 году и в 1957 году была издана у нас:
«…Умелая и настойчивая работа коммунистов привела к тому, что с 1917 года Россия изменилась самым удивительным образом. Не может быть сомнений, что у русского все больше развивается навык самостоятельных действий, а уровень его образования постоянно растет…»
Фон Меллентин умел анализировать, и поэтому он ухватил ключевую черту в облике новой России – постоянно растущий уровень образования самых широких масс. Этот уровень поражал немцев в русских уже во время войны, и уже во время войны он был хорош настолько, что, сталкиваясь на оккупированных территориях или в самой Германии с советскими рабочими, немцы лишь удивлялись их умению – в отличие от самих немцев – мыслить широко.
Был, впрочем, и в России человек, который лучше многих других понимал, как важно обеспечить не просто неплохое образование для молодых поколений в Советском Союзе, но привить им дух той единственно прочной свободы, которую может обрести лишь всесторонне развитая личность.
Человеком этим, остро понимающим суть эпохи и улавливающим ее «нерв», был, конечно, Сталин. Причем свои мысли на сей счет он изложил вполне определенно, внятно и публично. А было это так…
Накануне открытия первого послевоенного съезда ВКП(б) – XIX, разговор о котором у нас еще будет, в №278 (12480) «Правды» за 4 октября 1952 года на двух с половиной полосах, начиная со второй, были впервые опубликованы знаменитые сталинские «Экономические проблемы социализма». И в том же номере «Правды» на первой полосе в передовице «За новые победы коммунизма!» говорилось о «новом классическом труде товарища И.В. Сталина».
Эта небольшая по объему работа оказалась действительно классической во многих отношениях, в том числе и потому, что была в СССР «классически» проигнорирована почти сразу же после смерти Сталина. А ведь в этой работе были скрыты как возможный триумф социализма, так и его возможный крах.
Триумф – в том случае, если бы идеи Сталина стали для страны рабочими, действующими. Крах – если бы потенциал этих идей потихоньку «спустили на тормозах». Произошло второе, в силу чего крах социализма стал возможным, а потом и реализовался.
Формально это были ответы участникам дискуссии по экономическим вопросам, начатой в апреле 1950 года в связи с разработкой проекта учебника политической экономии. Причем сам факт такой дискуссии и ее тон опровергают миф об СССР как об интеллектуальной пустыне, где одно светило – Сталин. Участники дискуссии – она была закрытой, по многим принципиальным вопросам высказывали несогласие со Сталиным, хотя последующая история страны доказала их неправоту. Однако значение «Экономических проблем социализма» вышло далеко за рамки текущей дискуссии – по сути, они стали политическим завещанием Сталина потомкам. Так, увы, и не понятым…
Полный, развернутый анализ этой последней сталинской работы в мои задачи сейчас, конечно, не входит. Но остановиться на ней я остановлюсь…
ЗАДАЧУ написания популярного учебника политэкономии поставил сам Сталин, и необходимость его он объяснял так:
«Дело в том, что к нам, как руководящему ядру, каждый год подходят тысячи молодых кадров, они горят желанием помочь нам, горят желанием показать себя, но не имеют достаточного марксистского образования и… вынуждены блуждать в потемках. Они ошеломлены колоссальными достижениями Советской власти, им кружат голову необычайные успехи советского строя, и они начинают воображать, что Советская власть «все может», что ей «все нипочем», что она… может сформировать новые законы (имелись в виду экономические законы. – С.К.)… Я думаю, что систематическое повторение так называемых «общеизвестных» истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания…
