— Юрий Михайлович, забыл задать Вам один вопрос. Что Вам так дался Солженицын? Почему лишь сегодня заимели зуб на него? Почувствовали, что пора?
— Во-первых, не сегодня. Перечитайте мой «Демгородок», написанный в 92-ом. Там есть уморительный персонаж писатель-изгнанник Тимофей Собольчанинов. Ясно? Во-вторых, к Солженицыну, как к писателю, я, честно говоря, равнодушен. Это — Чернышевский двадцатого века. А кто-то его страстно любит. Говорухин мне как-то сказал, что читал «Раковый корпус» четыре раза, а я на первом чуть не умер. Это нормально. Но мне не понятно, почему уже вовсю идет громогласная подготовка к его 100-летию, которое будет в 2018 году. А вот в 2015 году исполнится 100 лет Константину Симонову! В 18-м 150 лет Горькому и 200 лет Тургеневу. Они хуже? Лучше, по-моему! Но про эти даты никто еще не слыхивал. Да, они не сидели, разве Горький немного в Петропавловке. А вот Ходорковкий сидел, даже дольше Солженицына. И что теперь? Будем ставить памятник Михаилу Борисовичу? Давайте…
Александр Мельман «Московский комсомолец», 12 ноября 2014«Близость к власти мне только вредит»
12 ноября 60-летие отмечает знаменитый писатель Юрий Поляков. Юрий Михайлович один из немногих писателей, которому удается создавать глубокие и хорошо написанные романы, имеющие коммерческий успех. Книгами Полякова зачитывались еще в 80-х годах прошлого века. «100 дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Апофегей» и все другие его романы становились знаковыми событиями, по ним снимались фильмы, ставились спектакли. Впрочем, и сегодня ситуация не изменилась. Например, в МХАТе имени Горького недавно состоялся премьерный показ спектакля по пьесе Юрия Полякова «Как боги».
— Юрий Михайлович, 60-летие — дата основательная и внушительная. Как с годами у вас меняется восприятие самого себя? Начинаете ли вы к себе относиться все более уважительно, серьезно или самоирония сохраняется?
— Когда после премьерного показа в театре выходишь на поклон, и тысяча человек аплодирует стоя, долго не отпускают тебя, артистов и режиссера, понимаешь, что сумел задеть какие-то чувства, значит, что-то тебе удалось. Но я человек по складу ироничный, и моя ирония обращена не во внешний мир, как скажем, у Войновича, а вовнутрь, на самого себя. Это не дает забронзоветь, ну разве слегка… Когда литератор становится прижизненным памятником самому себе, писать он начинает из рук вон плохо. В этом смысле большой подарок мне сделала критика. Так вышло, для либеральной критики я слишком патриотичен и гражданственен, а для патриотичной критики слишком либерален, поэтому в 90-е годы о моих книгах почти не писали. Я был вынужден доводить тексты до такой степени художественной убедительности, чтобы, минуя мнение критики, выходить прямо на читателя и зрителя. Я долго работаю над текстом, много правлю. Над книгой, как и над женщиной, надо трудиться. Беда нынешней литературной молодежи в интернетной торопливости. Роман — не твиттер. Твою книгу читатели должны передавать друг другу со словами «прочти, товарищ!» Так было, например, с моим «Козленком в молоке», который выдержал более 30 изданий.
— Вы являетесь главным редактором «Литературной газеты», скажите, нет ли у вас ощущения, что новости в российских СМИ сегодня превратились в пропаганду?
— Телевидение без пропаганды это пожарная машина с сиреной, но без воды. К тому же, не знаю ни одной интернет-новости, которая бы затем не была высказана в теленовостях, ток-шоу и так далее. При советской власти информацию утаивали, сегодня это бессмысленно. В той или иной форме вся информация на ТВ и в прессу попадает. Она может прийти с опозданием, немного в другой подаче, с хитрым комментарием. Однако нас поставили в такие условия. Не мы начали информационную войну. Не мы стали замалчивать явления, искажать события. Не мы трясли перед мировой общественностью безобидными пробирками и на этом основании уничтожали страну. В эту информационную войну нас втянули. А на войне как на войне. И когда нам противостоит мощнейшая западная система информации, оставаться в приятном полифоническом мареве невозможно. Очень жаль, что к этому нас вынудили западные страны, на которые когда-то смотрели как на оплот свободы слова. Надо сказать, что события на Украине, участие в них США и Европы надолго подорвали в российском обществе веру в привлекательность западных идей. По нашим либералам-западникам нанесен сокрушительный удар. Я не представляю, что теперь они должны сделать, чтобы вернуть то отношение, которое было к ним в 90-е и даже в начале 2000-х годов.
— Во МХАТе имени Горького состоялась премьера вашей пьесы «Как боги». Там имеется критика действительности, но она неактуальна, те же самые претензии можно было высказать и 10, и 15 лет назад. За что, на ваш взгляд, следует критиковать власть сегодня?
— Актуальную критику ищите у Шендеровича. А я драматург. К тому же, действие пьесы разворачивается как раз в начале нулевых. И странно было бы, если бы мои герои рассуждали о майдане и газовом кризисе. Тем более, что к той любовной драме, о которой я рассказываю, все это отношения не имеет. Что касается критики сегодняшней действительности, то она широко дана в моем новом романе, который я заканчиваю. Там есть все, что я думаю о сегодняшней жизни. Кстати, и в предыдущей моей книге «Гипсовый трубач» тоже хватает критики. Хотя это для меня не главное, я же все-таки не политический писатель, главная тема всех моих книг — любовь. Писать про то, какая нехорошая власть, конечно, надо, власть всегда хуже наших чаяний. И писатель, во всем согласный с властью, — подлец. Но писатель, ни в чем не согласный с властью, — дурак или провокатор.
— И все же претензии к сегодняшней власти вы бы могли сформулировать?
— Власть не должна совершать поступки, которые она не может объяснить простым людям. Именно тогда начинается расхождение власти и народа. Я много езжу по России, и меня часто спрашивают: почему бывший министр обороны, например, до сих пор не в тюрьме. Я не могу этого объяснить людям. Меня спрашивают, почему уголовные дела на сильных мира сего заводят обычно, когда они уже отбыли за границу. А чуть раньше нельзя? Когда они собирают вещички? Почему одному олигарху его неправые доходы прощают, а другого за такие же неправые доходы наказывают? Почему Марк Захаров получает к 80-летию Орден «За заслуги перед Отечеством» первой степени, а Татьяна Доронина лишь орден Почета? Какой пункт в ее наградной анкете хромает? Объясните!
— А разве раньше было иначе?
— Было. Коммунисты старались все объяснить, но часто неуклюже. При Ельцине нам вообще ничего не объясняли, но поскольку ельцинская власть по сути была хамской и антинародной, то и претензий к ней не было. Сегодня власть выстраивает диалог с народом, она многое делает правильно, например, возвращение Крыма дало необыкновенную консолидацию общества. Вдруг тут же совершаются какие-то необъясняемые поступки. Увы, в политике, как в жизни: хорошему человеку никогда не простят недостаток, который у подлеца даже не заметят.
— Какое у вас ощущение текущего момента? Доллар растет, производство падает.
— А что вы хотите? Это естественно, мы переживаем сложнейшую ситуацию, против страны Запад начал нетипичную войну. Мы несем экономические потери, но я считаю, этот путь необходимо пройти. Надо преодолеть, настоять на своем. Как, например, в ситуации с Крымом, где произошло восстановление исторической справедливости. Распад СССР прошел по катастрофичному для русского мира сценарию, рано или поздно ситуация должна была исправиться. Вот она и меняется. Не может русский народ существовать раздельно, он должен срастись. Вот и срастается. Но когда срастались немцы, все радовались. Когда срастаются русские, возмущаются. Почему? Мы хуже? Нет, мы лучше! У нас не было Гитлера. Зигзаг истории начал распрямляться, когда захватившие в Киеве власть националисты попытались перекодировать русское население. Проблема в том, что разлом СССР прошел не по историко-этническим границам, а по административным, установленным из текущих соображений. Вот сейчас эти естественные историко-этнические границы и восстанавливаются. Бороться с этим бессмысленно. Наша власть не препятствует этому. Уже хорошо. К сожалению, долгое время мы были в плену стереотипа: «что произошло, то случилось». Если бы немцы говорили так же, до сих пор было бы две Германии… Обо всем этом я писал еще в девяностые. Не верите? Почитайте двухтомник моих интервью, который только что вышел в АСТ.
— Вы входили в совет при министерстве обороны, сейчас являетесь доверенным лицом президента. Такая близость к власти помогает?
