увидеть, а друзей и знакомых, которых проблема коснулась бы напрямую, у тебя нет. Потому-то и стоит устраивать живые встречи. Я рассказал несколько историй из моей поездки на Мальдивы, и, казалось, они захватили слушателей. Круг того, что «касалось» участников разговора, на глазах расширялся.
Пожалуй, это была не та дискуссия, которую я себе представлял, планируя поездку в Аппалачи, но все же я получил вдохновляющий опыт. Принесли еду, а мы всё продолжали общаться. Поскольку в этот момент мне пришлось отложить блокнот, дальше я запомнил только то, что у нас получился откровенный и искренний обмен мнениями. И после того как он завершился, мои представления о климатическом кризисе поменялись навсегда.
Одну и ту же мысль я слышал вновь и вновь от разных людей, по-разному вовлеченных в проблему. Есть разница между представлениями и ценностями. Вопрос, с которого я начинал, – «Как заставить человека поверить в то, что он не считает истиной?». Но теперь передо мной стоял другой вопрос: «Как заставить человека заботиться о чем-то или о ком-то, прежде ему безразличном?» Может быть, проблема решится скорее, если не добиваться от отрицателей пересмотра их неосновательных убеждений, а поглубже разобраться, как в их взглядах отражаются их ценности, – тогда мы сможем заставить их задуматься о ситуации, касающейся всех. Тот мальдивский парень с катера высказался точнее некуда. Может быть, я и летел в такую даль лишь затем, чтобы это услышать: «За пределами Мальдив всем плевать». Но почему? Потому что люди не сознают, что проблема их тоже коснется? Или потому что лично незнакомы ни с одним мальдивцем? Как преодолеть этот барьер, который, похоже, стал в конце концов частью новой стратегии отрицателей, эволюционировавших от «Я в это не верю» до «Зачем ломать собственную экономику, пытаясь что-то изменить»?
Что дает людям их отрицание? Где в иерархии потребностей находятся самоидентификация и самооценка? Может быть, отрицатели в глубине души сознают, что их верования ложны, но не могут убедить себя от них отказаться, потому что это вызовет когнитивный диссонанс? Но какой пример храбрости я нашел в этих трех угольщиках, которые понимали, что глобальное потепление действительно происходит, и были готовы признать это публично, несмотря на то что эта позиция прямо противоречит кормящей их профессии! Если эффективное решение климатического кризиса состоит не столько в том, чтобы изменить взгляды, сколько в том, чтобы изменить поведение, то как этого добиться? Сила, которая удерживает шахтеров в забое, – это не приверженность какой-нибудь радикальной идеологии и не мотивированные убеждения. Это экономическая реальность, необходимость кормить семью. Практической альтернативы для них не существует. Углепромышленники и политики в Вашингтоне отвернулись от них ровно так же, как и от тех рыбаков на Мальдивах. Может быть, причина бездействия в вопросах климата – не в отрицании, а в чем-то более глубоком? В самом деле, существование климатических диссидентов может оказаться лишь одним из симптомов более широкой проблемы.
Улетал я из Питтсбурга с мыслью вернуться и продолжить серию интервью, возможно, на этот раз в офисе профсоюза, и заручившись обещаниями нескольких участников обеда привести на следующую встречу знакомых климатических диссидентов. Но затем разразилась пандемия COVID-19, и пришлось ждать. Время шло, и у меня зародились сомнения. Даже если я смогу склонить на свою сторону кого-то из диссидентов, что это даст? Я уже увидел, что есть немало таких, кто понимает всю опасность климатических изменений, но продолжает работать в угольной отрасли. Жду ли я, что они выйдут на забастовку или просто откажутся от своей работы?
Я подумал, не этим ли на самом деле объясняются итоги китайского опроса. От того, что кто-то осведомлен о процессах глобального потепления и полностью доверяет данным науки, эмиссия парниковых газов не прекратится. Чтобы нанести удар по климатическому отрицанию, нужно что-то больше, чем вера. Но что?
В июле 2019 года в городе Анкоридже, на Аляске, впервые за всю историю наблюдений температура воздуха достигла 32 °C. 20 июня 2020 года рекордное значение в 38 °C зафиксировано в сибирском Верхоянске. Изменения климата повсеместны, и их темп нарастает. В 2022 году ожидается следующий доклад МГЭИК, и он, как все уже понимают, покажет, что проблема глобального потепления еще страшнее, чем апокалиптическая картина, описанная в докладе 2018 года. В последние годы общественная озабоченность глобальным потеплением растет, но американские политики в своей массе продолжают упорствовать в отрицании. А в отсутствие лидера проблемы лишь усугубляются.
Мы видим, что одного осознания беды недостаточно. Что, вероятно, лучший способ урегулировать климатический кризис – не убеждать диссидентов, а добиваться политических решений. А это в каком-то смысле даже проще. Учитывая то, что я увидел на конференции «Плоская Земля», надежды изменить взгляды наукоотрицателей мизерны, по крайней мере за то время, которое у нас осталось, чтобы повлиять на глобальное потепление. Но представьте, что вам не нужно никого разубеждать в их антинаучных верованиях… а нужно лишь проголосовать против этих ребят на выборах!
Но для этого все же необходима успешная коммуникативная стратегия, то есть мы должны что-то противопоставить пропаганде, которую распространяют энергодобывающие концерны. Упорные отрицатели потепления, представленные и в американском Сенате, насквозь пропитаны дезинформацией. Как нам открыть им глаза? И даже если мы сможем это сделать – где гарантии, что смена взглядов обернется действием? На кону стоят ценности и интересы, ради которых легко пренебречь фактами и истиной. Самоидентификация определяет не только верования, но и ценности – список вещей, которые нас «касаются», ради которых мы готовы действовать. Не верите? Посмотрите: во многих странах – прежде всего в Китае – климатических диссидентов раз-два и обчелся, а уровень эмиссии углерода запредельный. Если победы над отрицателями довольно, чтобы вызвать действие, то почему это не работает в Китае? Если же дело не в количестве аргументов и графиков, то есть не в словах и цифрах, то в чем?
С разгулом пандемии коронавируса я задумался об очевидном ее сходстве с климатическим кризисом. Налицо всемирная проблема, решение которой требует международной кооперации, а на кону стоят наши жизни. Вообще, единственное существенное отличие я усматривал только в скорости развития катастрофы. Пусть глобальное потепление происходит сейчас и во всем мире, бывает трудно заставить людей это увидеть. Они говорят: «Ну, это в будущем» или «Там, где я живу, этого не видно», – и возвращаются к своим делам. Они не тревожатся, потому что, по их представлениям, проблема их еще не коснулась. Но с ковидом прогнозы были столь неутешительны, что задеть должно было каждого. На этом опыте можно было наконец понять, как подступиться к аналогичной проблеме глобального потепления, верно?
Но тут, к моему изумлению, пандемию стали политизировать, и COVID-19 породил новейшую форму наукоотрицания. Об этом я подробно пишу в восьмой главе, а сейчас просто проведу некоторые аналогии, которые выглядят значимыми для проблемы глобального потепления.
1. Если мы не хотим затягивать пояса
