— Это не всегда возможно. Когда готовится программа «Новости» — можно ничего не говорить, обойтись без комментариев и давать только новости, но позиция руководства все равно будет видна. Какие новости давать, какие не пропускать в эфир, в каком порядке давать новости, каков у вас при этом подбор слов — все это может быть незаметно зрителю, но профессионал всегда увидит, что вы хотите этим сказать. Окраска информации и есть позиция СМИ.
— Запрет показывать теракты и еще множество запретов на телевидении существуют?
— Перед тем как транслировать репортажи на подобные темы, их начинка должна быть согласована с компетентными структурами…
— Кто в такой ситуации у нас настолько компетентен?
— Нужно советоваться с силовиками, потому что любой поворот головы журналиста может стоить сотни жизней заложников. Когда происходит теракт, нельзя выходить с камерой и снимать, от пуза все, что видишь. После теракта, когда уже все позади, можно дать волю комментариям…
Нельзя показывать все то, что может повредить делу.
— Теракт — это не дело, это — трагедия…
— Если вы не хотите, чтобы эта трагедия стала еще масштабнее, нужно вести себя аккуратнее. После теракта нельзя наводить тень на плетень и запрещать что-либо говорить журналистам — это уже беззаконие. И самое страшное то, что от этого беззакония, с такими темпами написания всяческих поправок к закону о СМИ, мы не застрахованы. Если появился один запрет, то за ним последует другой. За каждой поправкой, как правило, стоит желание заткнуть рот свободным журналистам. Превратить журналистику в агентство обслуги силовых структур.
— При каких условиях вы можете уйти из профессии?
— Я уйду из профессии в том случае, если мне заткнут рот. Или попытаются заставить говорить то, что я говорить вообще не хочу. Я могу в какой-то ситуации отмолчаться, могу чего-то не сказать, но врать миллионам телезрителей я не могу. И никто меня не заставит это сделать.
Беседовала Вероника Плахова, «Новая газета», 15.11.2004
Первый любовник
Надо отдать должное последовательности и самоубийственной принципиальности реформаторов от Гайдара до Кириенко. Нельзя не восхититься их пламенной верой в монетаризм. За шесть лет они на практике доказали всему миру, что он в России невозможен. Они его породили, они и похоронили. Исчезли, невменяемые, с наших глаз долой. Остался лишь на вечернем экране последний певец суперлиберального капитализма — Сванидзе.
Для Сванидзе либеральная власть — женского пола, ярко выраженного, и он будет любить ее вожделенно — всем своим существом, верно и страстно, тоже до своего условного смертного конца…
Кто там у них был «цепной пес перестройки»? Уж и не вспомнишь. Но мы еще каждый день видим подобие «цепного пса реформаторов» — носителя тотальной ненависти не только к своим противникам, но и к народу, который пошел за ними, а не за друзьями Сванидзе.
Он — стопроцентный функционер. Его функция — охранять предмет Своей любви, охранять не шпагой, не пером, а уже одним лишь свирепым видом.
Он заступил на этот пост в дни народной трагедии, в октябре девяносто третьего года. Для своего окружения, для взбесившегося Ельцина он тогда олицетворял героя. Были же герои у Гитлера, которые возбуждали у советских солдат единственное чувство — мести.
Тогда Сванидзе готов был на самопожертвование ради идеи разгрома страны. Волновался, трепетал, корчился от геройства пред телекамерой, обожая американизм и ненавидя нас с вами, людей русского пути.
Словно имея способность плевать глазами, Сванидзе с упоением брызжет на нас. Такая у него роль, такова его функция среди всех ведущих вражеских передач.
Восторженный любовник ельцинизма, он получил от президента в награду вотчину и крепостных — на российском телеканале. И садистски, по-крепостнически бичует «подданных». И если в октябре 93-го сей помещик казнил восставший народ, карал за непокорность, то позже в каждой передаче — интонацией, мимикой или прямым текстом — напоминал о возможном повторении карательной акции! Если все другие телеведущие хотя бы стеснялись открыто запугивать публику, если кровавая расправа над восставшими хоть как-то тяготила совесть в большей или меньшей степени у каждого, в зависимости от наличия таковой, то Сванидзе, презирая их как отступников, считал долгом чести насаждать в стране страх расправы.
Как всякий придворный любовник, он, конечно, не был искренен в своей страсти. В частных беседах со своими подельниками Сванидзе, по-видимому издевался над туповатым Черномырдиным, с наслаждением смотрел «Куклы», где бров-премьер чавкал и косноязычил, но в эфире — картинно благоговел перед ним. Потому что за широкой спиной Черномырдина прятался Чубайс — эта настоящая любовь Сванидзе. Можно было всем наблюдать, как в беседах с ним он млел и таял, а подзарядившись страстью, с десятикратной ненавистью обрушивался на нас. Он любил Чубайса, как говорится, по определению, просто за его наглость, и ненавидел нас уже за то, что мы посмели лишь усомниться в методах приватизации.
Сванидзе обожал Чубайса как личность, как тип, независимо от его деятельности, и плевал в нас глазами, когда мы хватали Чубайса за руку.
Малыша Кириенко возлюбил Сванидзе как собственного ребенка, как результат своей многолетней секс-связи с властью. Он обожал его публично, в студии своей программы, а когда малыш провалился на экзамене и был выпихнут из «школы демократии», Сванидзе возненавидел нас абсолютно. Тем более, тогда уже созревал гнев Макашова, и телевещун видел это со своего места в студии, чувствовал нашу общую ненависть, и снова ярился, исходил слюной.
Пришло время для более точного понимания этой сексуальной политологии Сванидзе. После Кириенко оказалось, что он любит власть вовсе не идеально, но — персонально. Достаточно было войти в правительство Маслюкову, как абстрактная привязанность к власти стала выборочной. Что ни говори, а Маслюков — один из нас. Посему злоба ведущего «Зеркала» была логично перенесена на него, мы увидели нового Сванидзе — Сванидзе, ненавидящего власть, которая пока что одними только намерениями своими — народная.
Ненавистническая функция Сванидзе не изменилась. Изменились только вектор, направленность его убийственной энергии. В определенный момент достаточно будет довернуть прицел на полградуса — и забрызганным ядовитой слюной Сванидзе окажется Примаков. Этот плевок, этот удар будет нанесен обязательно, если Примаков начнет выбираться из колеи чубайсовских «реформ», а ведь другого Примакову, кажется, не дано. Поэтому, отдавая должное разведывательному и дипломатическому прошлому премьера, предположим, что он не так уж прост, и изгнание Сванидзе с телевидения — вопрос времени.
В противном случае, имея в телевизионном обозе такую метательную установку ненависти к народу, какой являются передачи Сванидзе, новому правительству, право, несдобровать. От любви до ненависти — один шаг…
Александр Синцов (см. «Карлуша»)
«Лица» виляют хвостами
Кто из руководства принимал решение о приобретении (говорят, за большие деньги) и показе в канун войны на главном российском телеканале гнусной проамериканской агитки? Случайностью это назвать трудно.
Удивляться, впрочем, тоже не приходится. Как и двусмысленной манере ведения программ, посвященных новому витку иракской драмы, практически на всех центральных телеканалах. Политическая ориентация их эфирных «лиц» — Владимира Познера, Светланы Сорокиной, Татьяны Митковой, Николая Сванидзе, Леонида Млечина, Савика Шустера, Евгения Киселева, Владимира Соловьева — хорошо известна, все они угодливо повернуты на Запад, все — с выражением холуйского почтения и преданности, различия разве что в интенсивности виляния хвостами.
П.Владов, Интернет против телеэкрана, 11.03.2005
Николай Сванидзе: «ТВ — штука поверхностная»
— Николай Карлович, как вы относитесь к тому, что вместо прежнего закона о СМИ, названного «романтичным», сейчас готовится новый вариант закона о СМИ?
— Сейчас времена совершенно не романтические. И вероятно, закон решили избавить от излишних романтических формулировок. Но если говорить об ограничении работы СМИ в каких-то острых ситуациях, в частности, недопущении вообще давать какую-то информацию о теракте, то есть мое отношение — резко отрицательное. Но очень трудно обсуждать то, чего я не видел, и то, чего реально не видел. Потому что в данный момент я кормлюсь исключительно слухами и теми комментариями, которые вычитываю в средствах массовой информации, в частности в вашей газете.
— А что вы скажете о поправке депутата Крутова, согласно которой всем электронным СМИ запрещается трансляция информации о теракте и разрешается это делать уже после?
