Мог ли Троцкий накануне этого значимого события в своей политической деятельности «забыть» о своих приверженцах в СССР? Мог ли не напомнить им о себе в тот момент, когда подобно Наполеону, бежавшему с острова Эльба, почти триумфально вступил на берег Франции? Примечательно, что, ведя переговоры о переезде с французским правительством, предполагаемым местом жительства он выбрал именно Корсику. Правда, отправляться на родину великого корсиканца он так и не решился.
Разворачиваемая в эти годы антисоветская пропаганда Троцкого строилась на усилившихся призывах к насильственному свержению Сталина. В «Бюллетене оппозиции», распространяемом в СССР, в 1933 году он утверждал: «Первое же социальное потрясение, внешнее или внутреннее, может ввергнуть распадающееся советское общество в гражданскую войну».
Через восемь месяцев после прихода к власти Гитлера, в сентябре 1933 г., заместитель наркома по иностранным делам, троцкист Николай Крестинский отправился на очередной отдых в Киссиенген. По пути он остановился в Берлине, где в советском посольстве встретился с троцкистом Сергеем Бессоновым. Крестинский сообщил ему, что по имевшимся у него сведениям руководитель внешнеполитического отдела национал-социалистской партии Розенберг произвел зондаж «по вопросу о возможности тайного соглашения между национал-социалистами в Германии и русскими троцкистами». И в этом не было противоречия. Поскольку активно выступавшие против Коминтерна левые фактически преследовали те же цели, что и нацисты.
Крестинский сказал Бессонову, что до конца сентября он пробудет в санатории, а затем он отправится в итальянский Меран, но «ему, во что бы то ни стало, необходимо увидеться с Троцким». В это время, с конца июля, Лейба Бронштейн со своей свитой «секретарей» и телохранителей «проживал в местечке Сан-Ралай, возле курорта Ройан». К концу сентября он перебрался в небольшой город на юге Франции Сан-Пале. В записках Троцкого отмечено, что «с 9 октября по 1 ноября» он жил «в Баньер-де-Бигор». Как раз накануне путешествия в Пиренейские горы, «на второй неделе октября» и прошла его встреча с Крестинским. Она состоялась в итальянском городке Меране, куда Троцкий вместе с сыном прибыл с фальшивым паспортом.
На совещании Лейба Бронштейн признал, что «организация троцкистов недостаточна не только для того, чтобы произвести переворот, и тем более удержаться у власти. Поэтому существенно важно добиться соглашения с иностранными государствами, заинтересованными в оказании троцкистам помощи». Развивая свою мысль, он продолжал:
«Зачаточным соглашением такого рода является наше соглашение с рейхсвером, но это соглашение ни в коей мере не удовлетворяет ни троцкистов, ни немецкую сторону… Во-первых, нашим контрагентом в этом деле является только рейхсвер, а не германское правительство в целом…
Второе. В чем сущность соглашения с рейхсвером? Мы получаем небольшую сумму денег, а они получают шпионскую информацию, которая будет им необходима при военном нападении. Но ведь германскому правительству, в частности Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская информация. И он готов вместо колоний, за которые надо сражаться с Англией, Америкой и Францией, удовлетвориться территорией Советского Союза.
А нам нужны не 250 тысяч золотых марок, нам нужны германские вооруженные силы. Для того, чтобы при их помощи прийти к власти… прежде всего, необходимо достигнуть соглашения с германским правительством».
Касаясь вопроса о японцах, как «о силе, с которой необходимо договориться», Троцкий предложил использовать для «зондирования» их представителей в Москве троцкиста Сокольникова, работавшего в Наркоминделе и занимавшегося как раз Востоком. Продолжая рассуждения, он пояснял: «Но ведь если даже произойдет нападение, скажем, Германии на Советский Союз, это еще не даст возможности захватить аппарат власти, если у нас не будут подготовлены известные внутренние силы… Необходимо иметь оплот и в городе, и в деревне, у мелкой буржуазии и у кулаков, а там связи имеют главным образом правые.
Необходимо иметь, наконец, опору в Красной Армии, среди командиров, чтобы соединенными усилиями в нужный момент захватить важнейшие пункты и прийти к власти, заменить нынешнее правительство, которое должно быть арестовано. И посадить на его место собственное правительство, заранее подготовленное».
Конечно, составляя изощренные планы и определяя наиболее верные пути для захвата власти, Троцкий не мог оставить без внимания армию. Наиболее подходящей кандидатурой в качестве сообщника заговорщиков он счел Тухачевского. Он хорошо знал психологию этого честолюбивого военного, занимавшего пост заместителя наркома РККА по военным и морским делам.
Троцкий характеризовал его как «человека бонапартистского типа, авантюриста, честолюбца, стремящегося играть не только военную, но и военно-политическую роль, который, несомненно, с нами пойдет». Накануне, через корреспондента ТАСС Ромма, он уже отправил письмо и самому Тухачевскому. Но, призывая оказать всемерную поддержку своему протеже еще со времен Гражданской войны, он не был настолько слеп, чтобы пустить дело на самотек. Поэтому он рекомендовал Крестинскому: «везде расставить своих людей, чтобы в момент переворота честолюбивый военный не мог подчинить новое правительство личному контролю».
И все-таки основной задачей своих сторонников Лейба Бронштейн считал продолжение кампании террора и вредительства. Он убежденно пояснял, что диверсионные и террористические акты следует рассматривать с двух позиций. Во-первых, «под углом зрения применения их во время войны и для дезориентации обороны Красной Армии, для дезориентации правительства к моменту переворота…» Во-вторых, они давали бы ему «большую устойчивость и уверенность в переговорах с иностранными правительствами». Ибо он мог наглядно демонстрировать то, что его сторонники в СССР «достаточно сильны и достаточно активны».
Глава 8
Дело о ПРОЦЕССЕ ШЕСТНАДЦАТИ
Ивана Никитича Смирнова арестовали 14 января 1933 года, а 16 апреля его приговорили к 5 годам лагерей. Но только в начале 1936 года следователи выявили связь группы Шемелева – Ольберга – Сафоновой с находившимся в политизоляторе И.Н. Смирновым. Но когда в апреле последнего доставили во внутреннюю тюрьму НКВД, по согласованию с Ягодой, Молчанов решил объявить, что «со вскрытием этого центра действующий троцкистский актив уже ликвидирован», и «лично Троцкий, безусловно, никакой непосредственной связи с представителями троцкистского центра в СССР не имел».
Этому помешал постепенно вникавший в детали расследования Ежов. Узнав о позиции Молчанова и Ягоды, он назвал Агранову имена «прямых кадровиков Троцкого» и, прежде всего, Дрейцера. В мае Дрейцера, работавшего заместителем директора завода «Магнезит» в Челябинской области, доставили в Москву. А вскоре был арестован и бывший заведующий секретариатом Зиновьева Пикель.
Правда, следователю ГУГБ Радзивиловскому понадобилось три недели, прежде чем его подследственные начали давать показании, и это вызвало панику у Ягоды. На протоколах допросов Дрейцера, где говорилось о получении последним террористических директив от Троцкого, он писал: «неверно», «чепуха», «ерунда», «не может быть». Тем не менее следствие набирало обороты и к апрелю число арестованных достигло 508 человек. В мае – июне были арестованы замнаркома земледелия И.И. Рейнгольд, сотрудник Наркомата внешней торговли Э.С. Гольцман и политэмигранты из Германии Фриц-Давид, В.П. Ольберг, К.Б. Берман-Юрин, М.И. Лурье, Н.Л. Лурье.
В ходе следствия выяснилось, что в Советский Союз Ольберг прибыл нелегально по паспорту гражданина Гондурасской республики, который он приобрел через связи с гестапо. Имея обдуманный план, вплоть до обратного возвращения после совершения теракта, он получил и явки германских агентов. В сотрудничество с немецкой охранкой он вступил лишь после согласования этого вопроса с Троцким. Поясняя причины возникновения таких контактов, на допросе 9 мая Ольберг показал:
«Я не решился без специальных указаний Седова идти на это и сообщил условным письмом Седову в Париж, что есть возможность наладить связь с крупной немецкой организацией крайне правого направления (речь идет о гестапо), которая может помочь мне в приобретении паспорта и въезде в Советский Союз. Седов мне ответил, что он согласен на установление мной связи с этой организацией, предупредив меня о необходимости сохранения этой связи в строжайшей тайне».
С немцами были связаны переброшенные Троцким в СССР Гуревич и Быховский. Связи с гестапо и руководителем штурмовых отрядов в Берлине Францем Вайцем имели Констант и М. Лурье. Когда Лурье рассказал об этом Зиновьеву и спросил его об отношении к этому факту, то последний ответил: «Что же вас здесь смущает? Вы же историк, Моисей Ильич. Вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции»…
