Вы тысячекратно проклянёте
Глупую идею «Дранг нах Остен».
Жаждущие новых территорий
Для бейсбола, регби или гольфа,
Почитайте парочку историй
Про Наполеона и Адольфа.
Поумерьте пыл парадной меди!
Отвечать за глупости придётся!
Не будите русского медведя.
Может быть, тогда и обойдётся.
25.10.2014
Павел Мангупский,
Симферополь
ИЗ ДОРОССИЙСКОГО КРЫМА
Переживём и «нашу Рашу»,
Как ваши истинные дети,
Дай Бог тебе, Праматерь наша,
Быть той единственной на свете,
Где золотым по сини неба
Тебя писали куполами,
Той, где история и небыль
Творились тёмными делами,
Дай Бог тебе остаться верной
Твоим героям убиенным
Под Севастополем и Плевной,
Берлином, Карсом и Мугденом,
Твоим поэтам и пророкам,
Твоим Толстым и Достоевским,
Твоим безжалостным урокам
До повторяемости веским.
А мы теряемся по капле,
Нас окультуривают янки,
И депутатские спектакли
Страшней, чем проданные танки.
Боспор извилистый и узкий,
Но нет моста и даже силы,
Чтоб сохранить немного русским
Наш Крым, оставленный Россией!!!
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ
Разве уровень жизненный наш непомерно высок?
Разве новым проблемам не мы подставляем висок,
Затмевающим радости призрачных всех достижений?
Разве век НТР нам украсил собою любовь?
Разве меньше становится трудностей жизни клубок,
И число поражений?
Материальные блага – такая привычная цель,
Но не каждый имеет в запасе надёжный прицел
И, не глядя, стреляет туда, куда рядом бегущий.
Только сразу не видно, кого и за что ты убил,
И не каждая цель попадёт в перекрестье любви,
Даже в лазерный лучик.
Может, просто источники знаний не ведаем все?
Может, плохо используем их гигабайтный отсев?
Просто хаваем всё, что приятно на вкус и на запах.
Где же фильтр, который способен наладить контроль?
Где избегнуть, а где претерпеть настоящую боль,
От какого гестапо?
Сколько ценностей разных на наш перекошенный мир,
Только чем формируется норма и ориентир
В искривлённом желаньями плоти пространстве?
Престарелая нравственность – жертва работы ума?
Или, не в состоянии выдержать это, сама
Мирно склеила ласты!
Михаил БОРОВСКИЙ,
Ялта
* * *
Недалеко от Морвокзала,
Где всех морских путей начало,
У обновлённого причала
Вознёсся в небо кран-гигант.
Сюда, морским влекомый флагом,
С годами ослабевшим шагом,
Былой наполненный отвагой,
Седой приходит лейтенант.
– Ты наше, море, иль чужое?
Так почему ж ты, штормовое,
Ревело ночью роковою,
Мешая высадить десант?
И, будто понимая горе,
Молчит, не отвечает море,
Лишь волны меж собою спорят
И бьются о бетонный рант.
Зима в Керчи
Здесь вечерами грустно и темно,
Лишь лужи светятся под фонарями.
И вспоминается забытое давно
Такими длинными бессонными ночами.
Огонь сигнальный и печальный крик,
Струной натянутый конец причальный.
Без мачт осиротели чайки вмиг.
Лишь в воздухе повис гудок прощальный.
Спят корабли. Не смог уснуть
Паром-бродяга. Раз за разом
Недолгий отмеряет путь,
Соединить пытаясь Крым с Кавказом.
Гуляет ветер. Белые дома
Стоят, от сырости и холода темнея.
Дождём и грустью крымская зима
Легла на древние холмы Пантикапея.
Вячеслав ШИКАЛОВИЧ,
Симферополь
Возродимся Любовью
И три корня, разделённые проклятием,
срастутся Любовью.
Сергий Радонежский
Ты, Россия моя, белокрылая птица –
Размахнулась крылами, предтеча-Любовь.
Сколько силы в тебе и полей колосится?
Океанов и рек, гор в снегах и лесов…
По дороге скорбей мифы древние вьются.
Вечный поиск пути с миром – как и в бою.
Богатырских побед, поражений и грусти –
Кто не зарился только на долю твою?
Бездуховный посыл:
«Разделяя – всё властвуй!»
Ярость злобы от тьмы не имеет границ…
Как увидели б мы столь позорную славу?
От бездействий самих – каково падать ниц!
Показательна рознь – испытанье гордыней:
Беларусь, Украина, Россия – семья!
Сколь ни длился б мороз, улетучится иней,
Возродится Любовью народов Земля!
Арестуйте меня – я отравил жену
Арестуйте меня – я отравил женуРассказ
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Рассказ
Никитин Александр
Фото: Роман МУХАМЕТЖАНОВ
Теги: Современная проза
Михаил страдал. И не просто, а двадцать четыре часа в сутки. В нём боролись два чувства: с одной стороны, ещё не утраченная любовь к Анне – жене своей, с которой они обвенчались два года назад. С другой – чувство несправедливости к нему со стороны Создателя… Он вспоминал, как он был счастлив, когда Анна, первая красавица на деревне, сказала «да» и стала его женой.
Какие они строили планы на жизнь! И вот она умирает… медленно и мучительно. Год назад она вдруг почувствовала недомогание, и с той поры ей становилось всё хуже и хуже. Врачи только разводили руками, выписывали всяческие лекарства и витамины, которые не помогали. Ещё три месяца назад она вставала и, держась за штакетник, потихоньку прогуливалась, худая и прозрачная. Теперь почти не встаёт. Лежит на постели скелет, обтянутый кожей, а на вопрос, что болит, пожимает худыми плечами.
– Мне кажется, что кто-то изнутри забирает мои силы. Миша, я, наверное, скоро умру! – говорила, и плечи её содрогались от рыданий.
– Нет, ты будешь жить! – сказал он ей, сам не веря в свои слова.
– Боже, за что! Ведь мы всё делали как надо, и теперь в храме горят свечи за здравие, и служат молебны… Где ты, Господь?
В тот день с работы ему идти не хотелось: боялся глядеть в обречённые глаза Анны и виноватые – тёщи, хотя он её не винил ни в чём. Просто ужасно ощущать себя бобылём при живой жене, когда и природа требует, и бабы проходу не дают: «Вот зайду сейчас в деревенское кафе (больше идти некуда) – и Ленка, буфетчица, снова начнёт симпатизировать и приставать…»
Людей в кафе почти не было, они собираются позже. Ленка – красивая, ухоженная, фигуристая, с высокой грудью девушка – обрадовалась его приходу. Выскочив из-за прилавка, чмокнула его в щёку и, прижавшись, горячо зашептала на ухо:
– Всё страдаешь, Мишенька? А зря… Возьми меня, любить буду безумно, ведь для тебя берегу себя, сам видишь!
От горячей волны в голову его даже всего передёрнуло, он, беспомощно пряча руки за спину, просяще простонал:
– Лена, пощади, я же венчанный! Ты меня убиваешь…
Она не отступала и, притиснув его грудью к стене, твердила:
– Мишенька, видишь сам, как Бог распорядился?! Не судьба вам вместе быть… Я тебя ещё со школы приметила, да и ты, пока она не появилась, ко мне не равнодушничал, неужто умерло всё? Не верю! Ишь как колотишься… Бери меня, Миша…
И, воспользовавшись его беспомощностью, обожгла поцелуем. На его счастье, в кафе вошла пара, и Ленка вернулась за прилавок, спросив Михаила, что ему подать. Он попросил стакан вина и сулугуни на закуску. Она подала и занялась другими посетителями, а Михаил в глубокой прострации сидел, склонившись над стаканом. «Как быть? Как жить дальше?» Измученные его душа и тело требовали ответа.
Набожным он не был, но слово давал – и как отказаться от слова? Если бы Анна умерла, всё было бы просто и правильно, но она жива, мучается, но жива… а сколько это будет длиться? С ума можно сойти!
Пришёл Михаил домой поздно, наскоро приготовил поесть и отправился к себе, по пути заглянув в комнату Анны. Она лежала на спине, накрытая покрывалом, поверх него лежали худые руки, черты лица заострились, и даже показалось, что ангелы уже приняли её душу. Он присмотрелся: покрывало на груди слегка колебалось, Анна спала…
Михаил прошёл к себе и прилёг на постель. Сон не шёл. Проворочавшись пару часов, он наконец-то забылся в кошмарном сне: ему снились то похороны, то свадьба, то они с Ленкой кувыркались в постели: она мучает его бесконечными поцелуями и душит своей грудью, и он никак не может вырваться…
