«Разлад в душе Мелкора переродился в смятение, из коего возникла новая тема; звук борьбы все нарастал и, в конце концов, сделался столь пронзительным, что многие Айнур, смутившись, перестали петь, и тогда–то Мелкор восторжествовал над ними».
Позднее Илуватар имел с ним беседу, в которой снова прозвучала тема зла, как она трактуется и в христианстве: как и почему Бог допустил зло, если сам был безгранично добр? Этот вопрос пошатнул и веру Робинзона Крузо, когда его спросил о том же Пятница. И вот что говорил сам Эру:
«И ты, Мелкор, уразумеешь, что нельзя сыграть тему, если высший источник вдохновения не во мне, и что никто не волен изменить музыку вопреки мне. Ибо даже тот, кто идет против меня, действует моим орудием ..»
Так зло на мгновение становится добром, а хаос обращается в порядок; так зло побуждает добро превзойти самое себя, дабы подчинить себе зло:
«И ты, Мелкор, постигнешь самые тайные помыслы свои и поймешь, что они лишь часть целого и подвластны величию его».
Верховный бог у Толкиена благороден и скрытен: «Еще никому не поверял Илуватар заветной тайны своей, и каждая эпоха порождала свои новшества, коим не было предначертания, ибо возникали они не из прошлого».
Музыка у Толкиена заключает в себе великое созидательное начало. Она порождает эльфов, или эльдар:
«Дети Илуватара были созданы только им, и явились они из третьей изначальной темы».
Ну а Дети Илуватара — «это эльфы и люди, Первенцы и Наследники».
Затем Эру переселяет чад своих на равнину Арды, «и многие Айнур из числа сильнейших устремили к месту тому и волю, и помыслы свои».
Более других усердствовал Мелкор, и не без причины: он хотел «управлять раздиравшими его жаром и стужей и покорить воле своей эльфов с людьми».
И вот Мелкор является им в странном обличье эдакого бога–заместителя, желающего занять место Илуватара. Словно ослепленный катарсической(103) верой, Мелкор, возомнив себя самим Эру, возжелал иметь собственных рабов, «дабы слышать, как они величают его Владыкой, и повелевать всеми их помыслами».
Мелкору с первого взгляда земля пришлась по душе:
«он вожделел землю, совсем еще юную и горячую, и сказал он остальным Валар: — Сие будет царство мое, и нареку его именем своим».
У Толкиена земля — главное поле брани Айнур, место их великих сражений. Отсюда и все беды эльфов и людей. Что же до эльфов, о них прекрасно высказался Хэмфри Карпентер, памятуя, что они бессмертны:
«Они совсем не похожи на развеселых духов–коротышек. По натуре своей они что люди — вернее, человеки, еще не познавшие грехопадения, лишившего их былой силы и величия. Толкиен твердо верил, что когда–то на земле действительно был сад Эдемский и что причина всех бед человеческих — в первородном грехе человека, тогда как эльфы, хотя и они не без греха, не «пали» в теологическом смысле слова и, стало быть, сохранили и силу свою, и величие, не в пример людям. Эльфы — искусные мастеровые, стихотворцы и словесники; творения их рук своей красотой превосходят человеческие. К. тому же им не грозит гибель на поле брани, поскольку они бессмертны. Ни старость, ни недуги, ни самая смерть — ничто не может остановить их творчество, день ото дня все хорошеющее. Они являют собой идеал для всех натур творческих и артистических».
А вот что писал об эльфах сам Толкиен:
«Их сотворил человек по образу и подобию своему, и ни в чем не дал им ограничения, оттого–то они и стали ему непосильным бременем. Эльфы бессмертны и силой воли своей способны воплотить в жизнь любую мечту и желание».
Стало быть, эльфы не боги и не ангелы, а высшие человеческие существа — точнее, сверхлюди. Заметим кстати, что среди эльфов в мире Толкиена не было землепашцев. Валар же — иначе говоря, Айнур — «мало–помалу обретали форму и облик… и, когда хотели, ходили нагими, и тогда их с трудом различали даже эльдар. Когда же им хотелось сокрыть наготу, Валар обретали форму мужчин и женщин… и ходили они по земле как живое воплощение силы и величия».
Как раз это и ввергало Мелкора в ярость — «очи его загорались огнем, холодным и гибельным».
Далее Толкиен поясняет, кто такие Валар и почему они неизменно противостоят Мелкору, но это и понятно, ведь он разрушает все, что они ни сделают. Первый из Айнур — Манве, «предназначенный быть во все времена первым из Властителей».
Он «радуется ветру и облакам», и не случайно его еще зовут Повелителем Зефира. Манве в чем–то сродни индуистскому Брахме(104), парящему верхом на лебеде. Манве несет поэзию, «ибо стихотворство доставляет ему величайшую радость и песня слов — его настоящая музыка».
Песням Толкиен тоже придает не последнее значение, что ощущается и во «Властелине Колец». Песни у него, как и у Нерваля, — это узы, связующие нас с прошлым. Что до Нерваля, он воздает хвалу чарующей силе песен и слов в своем рассказе «Сильвия». Напомним:
«Юные девы водили на лужайке хоровод и пели старинные песни, которые переняли от своих матушек… И я был единственным юношей в их хороводе… И тут приметил я среди них высокую, светловолосую красавицу — звали ее Адрианной».
У Нерваля ночной хоровод, как, пожалуй, ничто другое, позволяет мысленно переноситься через пространство и время:
«Мы, дети этой земли, с луками и стрелами, сойдясь в едином шествии и нарекшись рыцарями, и помыслить не могли, что пошли по стопам древних друидов, чьи праздники пережили века, монархии и новоявленные религии».
Манве неразлучен с одной из Валие — Вардой, Повелительницей Звезд. Мелкор ненавидит ее лютой ненавистью. Живет Варда на вершине Таникветил, откуда ей все видно и слышно. Эльфы зовут ее Элберет и «прославляют в песнях своих, кои поют, когда зажигаются звезды».
Напомним, что эльфы — существа ночные, скорее лунные, нежели солнечные.
Ульмо, главный среди Валар, одинок — как и Мелкор; он же ему и первый враг. Толкиен, неустанно воспевавший океан как источник свободы и великого приключения–посвящения, довольно часто поминает Ульмо в «Сильмариллионе». Ульмо, помимо того, еще и бог музыки, и «те, чьего слуха коснулась его музыка, навсегда сохранят ее в сердце своем как вечную память о море».
Толкиен добавляет, что дух Ульмо витает по всему миру, несомый водными потоками земными. Ульмо сродни греческому и римскому морским богам; он же ближе всех к эльфам и людям, да и сам Толкиен, кстати, уточняет, что если нолдор и стоит ждать откуда–нибудь спасения, так только с запада — со стороны моря. Вот вам типичный кельтско–англосаксонский взгляд на море (поскольку именно с запада приходила помощь во время двух мировых войн), однако разделить его трудно.
Как бы то ни было, Мелкор ненавидит Ульмо, а вместе с ним и океан. И не случайно, несмотря на великое благотворное влияние моря, на берегах его возникает обреченная, сбившаяся с пути истинного цивилизация, очень похожая на Атлантиду. Толкиен не был ни моряком, ни яхтсменом, поэтому трудно сказать, откуда у него такая беззаветная любовь к морю — миру, полному ностальгических воспоминаний и великих приключений, где его самый, пожалуй, сверхчеловеческий герой, Эарендил, станет испрашивать у Валар прощения для людей и нолдор за их ошибки.
Другому Вале видная роль отведена на земле: это Ауле, бог–умелец, эдакий кельтский Луг–Самилданах(105) или Гефест(106) и Вулкан(107) в одном лице. Ауле владеет драгоценными камнями и покровительствует нолдор и гномам — искуснейшим мастерам. Ауле — бог–созидатель, являющий собой полную противоположность разрушителю Мелкору, который, будучи его непримиримым соперником, сокрушает все, что бы тот ни создал. Ауле вершит «великие дела», и «от него–то нам достались знания о земле и о том, что таится в ней… секреты всех ремесел: ткачества, столярничества, обработки металлов, а также земледелия».
Ауле создает себе подмастерьев — гномов, наделяя их «силой и стойкостью». И тем, что он, поддавшись прометеевскому порыву, создал гномов, его постоянно попрекает Илуватар — однажды он даже пригрозил уничтожить гномов.
У Ауле есть супруга — Йаванна, подобная одновременно Церере(108), Прозерпине(109) и Фрейе(110). Она — богиня растений; это «статная дева в зеленом одеянии». Величают ее и Земной Владычицей.
На этом, впрочем, пантеон богов у Толкиена не заканчивается. Есть в нем и Феантури — Ирмо и Мандос. Последний напоминает греческого Миноса(111); это страж чертога мертвых, «тот, кто созывает к себе убиенных». Мандос хорошо помнит прошлое и знает многое про будущее. Он женат на прядильщице Вайре, прядущей нескончаемую нить из былых событий, чтобы затем ткать «исторические полотна, что украшают чертог Мандоса и со временем разрастаются вширь».
