Пуль, прежде командовавший экспедиционным корпусом в Архангельске и разбиравшийся в русских делах, согласился, что помощь требуется экстренная. Послал приказ в Батуми расположенной там британской бригаде срочно перебазироваться на Дон. Телеграфировал в Лондон, прося ускорить посылку транспорта с оружием. А сам выехал в Англию, чтобы лично хлопотать о поддержке Дона. В свою очередь, Фукэ и Бертелло пообещали, что французские войска из Одессы выступят на Харьков, отвлекут красных.
Однако Пуль в Лондоне был снят с должности. Ему откровенно сказали, что Англии нужны друзья Англии, а не России. Батумская бригада даже не успела погрузиться на пароходы, приказ ей отменили. Тем временем Краснов уговаривал казаков продержаться еще немножко. Обнадеживал скорой подмогой. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских офицеров — просто так, из любопытства, атаман пригласил их быть гостями, возил по станицам: вот, мол, союзники уже здесь! На банкетах пьяные иностранцы не стеснялись в обещаниях. Казаки верили, воодушевлялись.
Но… вместо подмоги на Дон снова приехал французский капитан Фукэ с «чрезвычайными полномочиями» от главнокомандующего, маршала Франше д’Эспере. Выставил вдруг требования, чтобы казачье войско признало над собой «высшую власть» Франции «в военном, политическом, административном и внутреннем отношении», чтобы атаман отныне действовал только «с ведома капитана Фукэ». Краснов и донское правительство ошалели. Как это? Признать над собой власть Франции и подчиняться какому-то капитану? Ответили, что таких требований принять не могут. Впрочем, и никакой помощью от французов даже не пахло.
А между тем на фронте появились агитаторы Троцкого, бойкие молодые люди. Внушали: Антанта не поможет, вы одни. Вам ли сражаться против всей России? Давайте мириться! Вы тоже труженики, вот и будем жить дружно. Вы у себя на Дону, мы у себя. Уставшие казаки поверили. Несколько полков бросили фронт, пошли по станицам встречать Рождество. На праздниках тоже вынырнули бойкие молодые люди, причем с большими суммами денег. Молодые щеголеватые наглецы в кожанках швыряли пачки денег на водку, выставляли ее ведрами. И станичники поддались, признали советскую власть. Красные дивизии вступили на Дон, казаки встречали их хлебом-солью. Но получили в ответ кровавый кошмар…
Готовился он заблаговременно. Если Свердлов и Петерс в октябре занялись реорганизацией ЧК, то и Троцкий 14 октября 1918 г. учредил собственные карательные органы, Реввоентрибуналы. Подчинялись они РВС Республики, то бишь самому Льву Давидовичу. Только пусть вас не введет в заблуждение название. Еще в ноябре 1917 г. были созданы Ревтрибуналы — упрощенные, жестокие, но все же судебные органы. А Реввоентрибуналы являлись не судебными органами, а особыми подразделениями, отлично вооруженными вплоть до пулеметов и состоявшими в основном из «интернационалистов». А предназначались они специально для массовых расправ.
На Тереке геноцид казаков начался еще осенью 1918 г. Здесь на казаков натравили чеченцев и ингушей. Для станиц Тарской, Сунженской, Ахкиюртовской была устроена поголовная депортация. По сути, в никуда. Многих при переселении просто вырезали. Но остальные казачьи области были большевикам еще не подвластны… Теперь, в ходе зимнего наступления, красным войскам удалось прорваться на Урал, в Оренбуржье. А Дон сам принял их, добровольно… Но на юге Троцкий загодя сосредоточил свои Реввоентрибуналы. На стороне красных воевал прославленный командир корпуса казак Миронов — его удалили, перевели на Западный фронт. Убрали и донские полки, перешедшие на сторону большевиков. Их грузили в вагоны и отправляли на Урал.
В январе 1919 г. Свердлов провел в Москве совещание начальников политотделов фронтов, где согласовывались детали предстоящей акции. А 24 января вышла директива Оргбюро ЦК за подписью Свердлова:
«Последние события на различных фронтах и в казачьих районах, наши продвижения вглубь казачьих войск заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления.
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам…» Предписывалось также «провести… в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли».
Подчеркнем несколько особенностей. Никакого Оргбюро ЦК в то время не существовало! Это было второе название Секретариата, кадрового и канцелярского органа при ЦК. Решать политические вопросы он не имел права. Но директива Секретариата (то есть Свердлова) была издана от имени всего ЦК! В ней так и говорилось: «ЦК постановляет…»! Словом, документ был более чем сомнительным. Однако кампания была уже подготовлена, директива дала ей старт.
Главнокомандующий вооруженными силами Республики Вацетис писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море…» Троцкий ввел в обиход термин — «устроить карфаген» казачеству.
А член Донревкома Рейнгольд докладывал Ленину: «Мы бросили вызов казакам, начав массовое их физическое истребление. Это называлось расказачиванием; этим мы надеялись оздоровить Дон, сделать его если не советским, то покорным и послушным советской власти… Бесспорно, принципиальный наш взгляд на казаков как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически…»
Запрещалось само слово «казак», ношение традиционной формы. За нарушение — расстрел. Станицы переименовывали в волости, хутора — в села. Часть донских земель вычленялась в состав Воронежской и Саратовской губерний, подлежала заселению крестьянами. Во главе станиц ставили комиссаров, как правило, из «инородцев» — евреев, немцев, венгров. У казаков изымали любое оружие, облагали крупной контрибуцией. Отбирали продовольствие и скот, по сути, обрекая людей на голодную смерть.
Одновременно покатились и расправы. Террор к казакам, принимавшим участие в борьбе с советской властью? А кто не принимал, если на Дону была всеобщая мобилизация от 19 до 52 лет? Если кто-то скрылся или отступил с белыми — казнили семью. «Изъять» жандармов? Хватали стариков, служивших при царе, в 1905 г. Кое-где начали освобождать землю для крестьян-переселенцев. Казаков выгоняли в зимнюю степь. На погибель.
О том, что творилось на Дону, красноречиво рассказал в своем романе Михаил Александрович Шолохов. В 1931 г. он писал Горькому: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил факты, служившие непосредственной причиной восстания, например бессудный расстрел в Мигулинской 62 казаков-стариков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных в течение 6 дней достигло 400 с лишним человек».
Очевидцы рассказывали: «Смертные приговоры сыпались пачками. Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30–40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем и криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать». «Беззаконным реквизициям и конфискациям счет нужно вести сотнями тысяч. Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса…»
В Урюпинской казнили по 60–80 человек в день. В Вешенском соборе устроили позорное «венчание» 80-летнего священника с кобылой. В Боковской комиссар убивал ради развлечения тех, кто обратил на себя его внимание. В Морозовской комиссар Богуславский тоже убивал людей собственноручно. Позже в его дворе нашли 50 зарытых трупов, а за станицей еще 150 — мужчин, женщин, детей. Многие из них были зарезаны, носили следы истязаний, изнасилований. Прямое участие в расправах принимал Якир, содержавший собственный карательный отряд из 530 китайцев (уничтожил 8 тыс. человек). Прославилась садизмом еще одна политработница, Розалия Залкинд (Землячка), любившая присутствовать при казнях.
