«Девочка» — это, разумеется, моя машинка. Мне кажется, мы с ней дружим. И, по-моему, она у меня самая красивая. На фоне огромных «Лексусов» и «Мерседесов» она смотрится как-то… особенно изящно.
— Но, с другой стороны, что значит человек, который живет в долг? Я имею в виду западного менеджера какой-нибудь крупной компании… Он должен добросовестно работать — из года в год, из десятилетия в десятилетие. И у него в голове близко нет идеи, как бы вот ему «соскочить» с работы. Конечно! Какое — «соскочить»?! Не дай Бог! Работать, работать и работать! Ему же каждый месяц выплачивать кредиты!
Зато Россия полна здоровых, успешных, перспективных, талантливых, работоспособных людей, которые в свои тридцать тире сорок лет говорят: «Пора бы на пенсию». А зачем им работать?… Они уже на износ потрудились, они уже, что называется, под пулями походили. Спасибо большое, больше не надо. И долгов у них нет. И все есть — дом, машина, квартира. Они приобрели то, что европейцы и американцы оплачивают в течение всей жизни, надрывом.
И теперь все, они потеряли мотивацию для работы. Зачем им работать? Ради чего? Все есть. А ощущения смысла жизни нет. И радости уже нет. Потому что была большая радость, когда «после пуль» — квартира, машина. А теперь по сравнению с ней, с той радостью, когда добивался, когда получалось, когда… Теперь все. Теперь неинтересно. Нет удовольствия. Нет радости. Вымотались. И всего достигли.
Но ведь и без работы мы не можем. Во-первых, сделанные вложения уже сами по себе требуют денег. Содержание имущества — это огромное обременение: страховки, охрана, домработница, это некая прорва, за которую ты постоянно вынужден платить. Значит, надо на это зарабатывать. А во-вторых… Во-вторых, без работы человек повесится через полгода.
— Я — нет! — и собралась рассказать, как бы весело я организовала свою жизнь.
— Ты, может быть, и нет. Женщины вообще живучи. А мужчине надо работать, он без работы сохнет.
— Ох, прямо такие трудяги!
— Нет, просто у мужчины жизнь должна быть организована, он в этом нуждается. Должно быть дело, занятие. Должно быть напряжение, риск. Иначе у него самовырождение начинается.
Так вот, мне кажется, что, когда ты спрашиваешь меня про лишние деньги, ты спрашиваешь меня на самом деле о том, зачем мне вообще работать? С одной стороны, вроде бы не обойтись без работы, а с другой стороны — «я же могу весь мир объехать»!
И если на Западе за человека само устройство государства, общества, экономики решает — надо работать, ты должен работать, тебе необходимо расплачиваться за твою жизнь, то у нас все по-другому. У них нет выбора, нет дилеммы — «надо работать», и все тут. Все работают, и ты… Но у нас все иначе: ты сам должен решать за себя — работать тебе или нет, нужны тебе деньги или нет, есть во всем этом смысл или нет смысла? Но как решать?
Давай представим молодого человека, который понимает, что шансов получить кредит (нормальный — на десять лет, на пятнадцать, на двадцать) у него нет, а жить нормально хочется уже сейчас. Не в семьдесят лет, как его бабушка и дедушка, которые получили свою квартиру в этом возрасте, а раньше.
И он понимает — надо брать надрывом. И впахивается на полную катушку, чтобы получить эту конечную цель: квартиру, машину, дачу, гардероб с хорошими вещами. Как говорили в советское время, «пятилетку за два года». И к своим тридцати трем годам он имеет столько, сколько среднестатистический европеец зарабатывает в течение всей жизни.
— Ух ты, я себя зауважала! Так мы же круче, получается.
— Да, только проблема в том, что мы теперь по-другому «заточены». Мы прожили это время на адреналине. Мы знали, что надо заработать во что бы то ни стало, и ни усталость, ни плохое самочувствие не являлись помехой для того, чтобы вкалывать дальше и больше. Мы натренировали себя, чтобы трудиться интенсивнее, нежели средний европеец, особенно по эмоциональным затратам.
И вот парадоксальная ситуация: в тридцать лет мы выполнили жизненный план условного европейца или американца. Теперь мы должны сказать себе: «О, я прожил целую жизнь, пора начинать новую…»
Для меня новая жизнь началась с того, что после ремонта квартиры я позволила себе тратить деньги на себя, любимую. Принялась активно заполнять гардеробную. Правда, поначалу, выбирая костюмы и туфельки, маниакально переводила цены в гипрок.
— Но сколько можно покупать шмотки? И сейчас ты столкнулась с вызовом, который бросает тебе жизнь. Ты должна структурировать ее в условиях, когда нет отчаянной необходимости работать, но работать все равно нужно. Понимаешь? Некая девальвация целей. Пять лет назад у тебя были Цели, а теперь у тебя… «надо работать». Понимаешь разницу? Как между надувным шариком и тем, что в конечном итоге подарили ослику Иа-Иа. Пропасть, а не разница!
Перед тобой новое пространство, пространство новой жизни, в которой все меняет свою прежнюю ценность. Работа, чувства, деньги, отношения — все другое. Я говорю вообще о новой жизни — в других обстоятельствах, других условиях. Ты сейчас на распутье. Ты закончила одну дорогу, проехала всю дистанцию от пункта А до пункта Б, и кажется, что на этом пункты заканчиваются. И зачем ехать дальше, непонятно. И нужен новый путь, новая цель. Но какая?…
Проблема в том, что работа перестала быть для тебя священным актом. Пока работа — способ зарабатывания денег, а деньги — это купленные на них удовольствия, все нормально. Но в тот момент, когда удовольствия уже есть (но вместе с тем и перестают ими быть, потому что они уже состоялись, а удовлетворенное желание — это мертвое желание, тогда как без желаний — нет удовольствий), деньги перестают быть нужны, и происходит девальвация работы.
Если у тебя нет необходимости зарабатывать деньги, потому что ты не знаешь, что сделать с теми, которые уже есть, спрашивается — зачем работать? И работа теряет привлекательность. Пять лет назад, когда появлялась работа на горизонте, ты визжала от восторга, а сейчас кривишь губы: «Я при таких расценках не разговариваю». Работа перестала быть привлекательной. Это только нагрузка, и ничего больше. Вынужденная мера, вынужденное занятие, но без цели, без смысла…
И еще один существенный момент — когда ты хваталась за каждую работу, ты бралась даже за то, чего не умела. В этом был риск, но риск необходимый. Ты училась в процессе, осваивала на ходу, с колес… Ты ставила перед собой более сложные задачи, училась их решать и накапливала опыт. В этом был кураж, в этом была бесшабашность своего рода, в этом был драйв. Ведь получалось! Каждый новый шаг — новая возможность, новые знания, новые рубежи, новые достижения, новая ты сама, в конце концов! А сейчас?… Ты будешь рисковать? Ради чего?…
Несомненно, за то время, когда мы выполняли пятилетку в два года, мы стали более дорогими специалистами. Сегодня прирост денег осуществляется просто за счет того, что ты дороже стоишь. Но теперь ты берешь лишь работу, которая в целом вся тебе понятна, проста и одновременно с этим — скучна, занудна. Возникает очень опасная ситуация, когда мы начинаем воспроизводить только то, что умеем, а это незаметно потенциально делает нас малоценными на рынке.
Но принципы конкуренции никто не отменял. Через пять лет людей, которые занимаются тем же и в целом на одном уровне с тобой, будет уже целый вагон, не протолкнешься. И что тогда? И где-то задним умом ты это понимаешь. Начинаешь чувствовать, что тебе дышат в спину. И если раньше ты была одна такая — на гордом коне впереди планеты всей, то сейчас ты в общей массе или скоро будешь — одна среди многих. Но вырваться вперед, обогнать, снова быть впереди — нет мотива, нет движущей силы. Бензин кончился.
Я с ужасом смотрю на Андрея. Вообще-то я хотела помочь приятельнице и спросить для нее совета, а мой доктор вдруг начал говорить обо мне. И говорить довольно страшные вещи. Страшные — потому что, слушая его, я вспоминаю, как в последнее время работала. И как почти отказалась от одного проекта только потому, что офис компании находится в спальном районе Петербурга. «Чего я в пробках буду торчать», — решила тогда я.
— Ты меня напугал, — признаюсь я. И тут же мне захотелось внушить врачу, что в целом я чувствую себя нормально. — А как же наши книги? Я ведь решилась на то, чего раньше никогда не делала, на совершенно новый для меня проект. И, кстати, тогда целый месяц не танцевала, не развлекалась — работала сутками.
— Я просто хотел, чтобы ты поняла опасность своего мнимого благополучия. Благополучие — это не деньги, которые ты скопила тяжким трудом в старом чулке. Благополучие — это способность адекватно реагировать на динамику, на бесконечные изменения жизни, отвечать на вызовы, которые она бросает.
